Будучи самым младшим из пяти братьев, Маркус Дориан рано научился идти, так сказать, по головам, в достижении своей цели. Он никогда не обладал физической силой, и поэтому ему приходилось быть изворотливым и хитрым. Он достиг в этом совершенства, благодаря чему стал единственным наследником отцовской империи. По правде сказать, его отец оставил ему не слишком лакомый кусок. По крайней мере, это было не то, к чему Маркус стремился. Он не хотел быть грязным воротилой. Нет! Он хотел быть частью высших кругов общества. Во что бы то ни стало, Маркус Дориан, хотел добиться высокого положения и общаться наравне с самыми богатыми людьми Америки и политиками. У него ушли годы и годы на то, чтобы подчистить грязные хвосты отцовского дела и стать значимой, хоть и не публичной, фигурой. И теперь он тратил грязные, заработанные исключительно чужими, кровью и потом, деньги, в чистеньких закрытых клубах. Он был чрезвычайно щедрым спонсором, чтобы иметь доступ в высшие круга. Его деньги, от которых за версту несло наркотой, с лихой оплачивали предвыборные кампании, благотворительные приемы. Он добился всего, к чему стремился всю свою жизнь.

Но вот незадача. Все могло полететь к чертям собачьим. И все из-за какой-то маленькой шлюшки. Ну почему, из тысячи женщин, которые ничего не значили, его люди притащили дочь будущего сенатора. В том, что Себастиан Палмер станет сенатором на ближайших выборах, сомнений практически не было. Он не только имел большую поддержку в правительстве, но и сумел завоевать любовь американцев.

Маркус, как человек, оплачивающий предвыборную кампанию кандидата Палмера, конечно был в курсе, что у того есть взрослая дочь. Он многое о ней знал. Что она окончила закрытую частную школу, поступила в престижный колледж, но так и не окончила его. По каким причинам она вернулась домой так и не получив образования, так и не удалось выяснить, и тут явно не обошлось без влияния будущего сенатора. Девушка не желала публичности, не хотела давать интервью, участвовать в пресс-конференциях. И, как ни странно, отец поддерживал ее. Все своей команде, участвующей в компании, он ясно дал понять, что ради поста он готов хоть в клетку с тиграми, хоть в обезьяний вольер, но тема его дочери под запретам. Он сколь угодно мог таскать свою легкомысленную бывшую женушку по приемам и конференциям, давать интервью, рассказывая подробности юности, зрелости и тому подобное, сдабривая повествование шутками и пикантными откровениями, но имя его дочери не звучало ни в одном рассказе.

Стараниями профессионалов, денег и кипучей деятельности Себастиана Палмера, удалось добиться полного забвения его дочери. Могло создаться впечатление, что ее не было вовсе. Конечно, рано или поздно, ей пришлось бы предстать перед публикой. О ней все равно бы вспомнили и вытащили на свет, но пока она могла оставаться в тени.

Но, черт все раздери! Об этой тихоне могли забыть все. Но как он, Маркус Дориан, позволил себе это. Как так случилось, что, услышав ее имя, он ни на секунду не связал это с кандидатом Палмером. Но самое абсурдное было то, что он видел ее фотографию. Может и мельком и всего пару раз, но все же видел. А теперь даже не мог вспомнить, как она выглядит. Нет, он, конечно, помнил, что она брюнетка, ладненькая брюнеточка, но разве он рассматривал ее. Нет.
Во-первых, он любил рыжих. И ему было плевать, натуральность цвета волос. Если ему нравилась женщина, он не брал ее до тех пор, пока она не покрасит волосы. А во-вторых, он мало обращал внимание на кисок, которых притаскивали его ребята, дабы разговорить молчунов. И эта девка была одной из многих, только и всего.

А вот теперь, эта девчонка могла стать для него большой неприятностью. Ее отец уже подключил все возможные ресурсы для ее поисков. И теперь задача у Дориана только одна. Найти шлюшку и избавиться от нее. Маркус только представил, как с наслаждением станет наблюдать за ее смертью, и какое испытает удовлетворение, когда сможет снова вздохнуть спокойно. Потому что беспокойство и напряжение не оставляли его уже несколько дней.

Посмотрев на стоявших перед ним преданных псов, Дориан прищурился.

- Надеюсь, вам понятно, что в случае провала, вы будете мертвы. Теперь эта сучка, которую вы поимели и настолько расслабились, что не удосужились запереть ее в подвале, залог ваших жизней. Формула такова: если она мертва - вы живы. Если наоборот, то готовьте гвозди, которые я вобью в крышку вашего гроба.
Ясно одно, у вас больше возможностей и средств, чтобы их отыскать, чем у них скрыться. Так же, продолжайте следить за поисками Палмера. Он может найти ее раньше, и вы должны будете позаботиться об этом. Эта девка должна умереть прежде, чем откроет рот.

Ярость прошла, и он мог спокойно, как привык излагать свои мысли. Только вначале он не смог сдержаться и пристрелил Стива. Они упустили их. Это их вина. И смерть одного из виновных была вполне закономерна. Именно он должен был отвести дочку Палмера в подвал. Он плохо выполнил свою работу и понес наказание. Маркус посмотрел на Рона. Он был уверен, что если бы этот немой детина не отсутствовал, то промаха не произошло бы.

- Рон, ты отвечаешь за поиски. Найди ее. Найди и притащи ко мне, чтобы я смог видеть ее агонию. Но если такой возможности не будет, просто прикончи ее. В конце концов, главное, чтобы она не заговорила, остальное мелочи.

Маркус Дориан приказал действовать. Осталось только подождать. Он был уверен, что его ребята надут Эмму Палмер. И что-то подсказывало, что если они найдут девку, то найдут и Зедекиа Сандерса. Если он не сдох, то наверняка находиться вместе с девушкой. Распоряжения насчет Сандерса ребята получили еще несколько дней назад. Он нужен ему живым.

* * *

Именно сейчас Зедекиа хотел, чтобы Эмма болтала без умолку. Его так и подмывало напомнить ей, как она трещала, пока сидела в темном подвале. Но он понимал, что это не самая блестящая идея. Но, черт все раздери, ему не удавалось вытянуть из девушки ни грамма полезной информации. Еще минуту назад, она запросто выложила ему все о матери и их странных взаимоотношениях с отцом, а теперь сидела, упрямо поджав губы, и смотрела перед собой, отказываясь отвечать на вопросы. А Зед не решался сейчас на нее давить, понимая, что поездка в город и так потребует максимум внимания и будет весьма напряженной. Не хотелось бы, чтобы Эмма сорвалась, когда будет необходимо держать себя в руках.

Зеду и так не нравились ее круги под глазами, искусанные губы и ставшая почти прозрачной бледная кожа. Когда в поле его зрения попадали руки девушки, то от чего-то Зед ощущал тянущее чувство в груди, от вида голубых венок на запястье, перечеркнутых неровными шрамами. И тогда ему хотелось, протянуть руку и спустить пониже, закатанные рукава свитера, чтобы не видеть эти ужасные следы. Но он знал, что дело не в них. Они просто напоминали ему о том, что изменить невозможно.

На его собственном теле шрамов было куда больше, но не один из них, не вызывал у него такого отторжения, как эти багровые полоски на запястьях Эммы.
Зед решил, что обязательно разговорит Эмму, когда они вернуться к озеру. Она должна будет понять, что если она хочет попасть домой как можно скорее, то должна ему все рассказать. Зед не был дураком и понимал, что влиятельного отца куда больше возможностей защитить дочь, чем у отставного полицейского, за которым идет охота.

Зед пытался сосредоточиться на дороге, но в этом не было необходимости сейчас. По обе стороны от дроги протянулся лес, и так будет еще сотню километров как минимум. Так что его мысли невольно приняли другое направление. Он вспомнил, как впервые увидел Эмму. Почему именно это вспомнилось ему, он не мог понять. Тогда, в провонявшем плесенью и его собственной кровью подвале, Зед не ждал ничего, кроме боли и смерти. И когда открылась дверь, он даже не испытал страха. Но тогда пришли не за ним. С поразительной ясностью, Зед вновь увидел Эмму в ту минуту, как ее втолкнули в каменный мешок. На самом деле, тогда Зеду мало что удалось рассмотреть, из-за скудного освещения, да он и не пытался. Но теперь, он мог уже дополнить то, что тогда было ему не увидеть.

- Зачем тебе это знать? - вывел его из задумчивости голос Эммы.

Зед повернул голову и встретил ее испуганный взгляд.

- Я, конечно, не могу быть уверен, но думаю, что это и тебе очевидно. Твой отец сенатор, или вернее почти сенатор, а я никто. Как думаешь, у кого больше шансов защитить тебя? К тому же у меня много планов, а времени мало. И ты... Из-за тебя я вынужден бездействовать. Я думал, что другого выхода нет. Но твои родители все меняют. Я передам тебя отцу, а сам приступлю к осуществлению своих планов.

Он скорее почувствовал, чем увидел, что Эмма внутренне встрепенулась. Она поднесла руку к горлу и прикрыла его.

- Мы поедем прямо сейчас? - очень тихо спросила девушка, и Зеду показалось, что она сейчас заплачет.

Но посмотрев на нее, он понял что ошибся. Эмма не плакала. Она закусила, и так истерзанную, нижнюю губу, разбередив ранку на ней. На коже выступила капелька крови. Зед отвел взгляд.

- Нет, Эмма. - ответил он. - Это надо будет сделать очень осторожно. Необходимо все обдумать, у нас нет права на ошибки. Если Дориан доберется до нас раньше, чем мы до твоего отца, мы покойники. И если в моем случае, это не так и страшно, то в твоем... Ты не должна умереть.

- Почему?

- Что, почему?

- Почему я не должна умереть? Какая тебе разница? Какая мне разница?

Эти вопросы были заданы таким спокойным голосом, что Зеду стало не по себе.

- Ты не должна так говорить. Просто прошло слишком мало времени. Когда ты вернешься домой, все устроится. О тебе позаботятся. Но для этого ты должна ответить на мои вопросы. Когда мы все продумаем и решим, как будет безопаснее всего, я передам тебя твоему отцу.

- А ты?

Что, Я? - удивился Зед, не понимая, о чем спрашивает Эмма.

Когда он вновь, оторвал взгляд от дороги и посмотрел на девушку, она смотрела на свои руки, которые сжимала в кулачки.

- Что будешь делать ты?

Зед не понимал, какая ей разница. Может просто пытается поддержать разговор. Он мог бы наврать и сказать, что постарается уехать как можно дальше. Да множество вариантов, что он мог бы ответить. Но прежде, чем он придумал хоть один, спокойно ответил:

- Я убью Маркуса Дориана. Или умру, пытаясь сделать это.

Эмма охнула и дернулась. Подтянула колени к груди и обхватила их руками.

- Тебя убьют. Они снова посадят тебя в тот... тот... Туда. В темноту. Я больше не хочу туда. Не хочу.

Зед покачал головой.

- Эмма, ты туда и не попадешь. Если все пройдет хорошо, то скоро ты окажешься дома. Ты поправишься, и все наладится. Ты будешь в безопасности. Когда все будет кончено, ты сможешь начать все сначала. Будешь вышивать, или еще что-то, что ты любила делать.

Эмма так долго молчала, что Зед решил, она не ответит. И если еще несколько минут назад, он хотел ее разговорить, то сейчас был рад ее молчанию. Он не хотел говорить ни о чем таком. Он хотел просто задать вопросы, и получить ответы. А еще он осознал, что ему становится нехорошо от выражения глаз Эммы. В нем было такое знакомое Зеду чувство. Он давно сдружился с ним. Но не хотел такого друга для Эммы. Он и сам не знал, почему это так важно для него. Почему вообще эта девушка и ее чувства так волнуют его. Его уже давно ничто не волновало.
Может он просто устал. Когда они вернуться в домик на озере, то постарается выспаться. Если он и дальше будет оставаться в таком состоянии, то вряд ли ему удастся прихлопнуть даже муху, не говоря о Дориане. Хорошо, что Эмма замолчала. Пусть единственным звуком будет гул мотора и шелест резиновых шин по асфальту.

- Жить. - сказала Эмма, удивив Зеда. - Мне нравилось жить. Теперь мне не нравится это. Зачем ты остановил это? Зачем привел этого доктора? Зачем помешал мне умереть, когда еще немного и все было бы кончено. Я этого хотела, понимаешь? Зачем ты помешал мне умереть?

Зед сглотнул. Если бы он не вел машину, то, наверное, схватил девушку и встряхнул, как следует, чем непременно ее напугал бы. А может просто бы ушел, чтобы не видеть этой боли и безнадежности во взгляде Эммы. Но он лишь пару раз вздохнул, а потом, прикрыв глаза на секунду ответил.

- Ну, ты же помешала мне. Если бы не ты, то я был бы уже мертв.

Эмма не понимала, что имел в виду мужчина, сказав, что она помешала ему. Да и не стала заострять на этом внимание. Сейчас она уже жалела о том, что, пусть и не намеренно, но вынудила взять ее в эту поездку. Было что-то противоестественное в том, что она была так близко от этого сдержанного мужчины и не боялась его. Потому как страх стал ее неотъемлемой частью. Она боялась, все время. Она боялась даже спать, потому что вместе с забвением приходили кошмары. Она вновь сидела в темном подвале, но уже знала, что ее ждет. Она уже не надеялась на чудесное спасение и знала, что мужчина, которого она не видела, но знала, что он рядом, не поможет ей. Что настанет страшная минута, и дверь подвала откроется, и ее выведут на свет. И от ужаса она начинала задыхаться. Слышала свое надсадное дыхание и безумный стук сердца. Чувствовала холодный липкий пот, покрывающий кожу. И как только это происходило, и она оказывалась в той комнате, заставленной коробками, с круглым столиком и кожаным креслом в центре, она начинала искать глазами Его. Всякий раз, как возвращался кошмар, она искала Зедекиа Сандерса, и он как обычно сидел привязанный к стулу. И от чего-то та минута, в течение которой она рассматривала его, превращалась в вечность. Она могла заново увидеть его суровое лицо, израненное и залитое кровью. Его широкие плечи, которые облепила пропитавшаяся кровью футболка. И сильные руки, заведенные за спину. Но сильнее всего Эмму притягивал его взгляд. Он смотрел на нее, как и в тот день, в реальности, но теперь она могла увидеть в нем всю безнадежность своего положения. Он смотрел на нее так, словно уже все случилось. Он уже знал – она обречена.

И этот взгляд был самым страшным. Эмма всегда просыпалась до того, как начинал происходить весь ужас той ночи, но чувство обреченности и неизбежности этого все равно делало ее безумной. И пробуждение не давало облегчения. Пока Эмма оставалась во власти кошмара, она надеялась проснуться. Но просыпаясь, понимала, что это был не просто кошмар. Это была ее реальность. Это теперь был ее каждый день. И каждый день она хотела это прекратить.

А человек, сидящей рядом с ней в машине, словно насмехался над ее желанием, оставаясь невозмутимым. Нет, он не был холодным. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, то, что он несет внутри себя гораздо больше, чем он показывает окружающим. Хотя, скорее всего, это было похоже на то, как некоторые люди, привыкая к физической боли, смиряясь с ней, принимают ее как должное. И остальным иногда кажется, что у такого человека все в порядке. Вот и Зедекиа Сандерс жил так же. Лишь иногда эта боль вырывалась наружу, в потемневшем взгляде, в тонкой линии плотно сжатых губ.

Эмма украдкой посмотрела на Зеда. С тех пор как она, своим молчанием, отказалась отвечать на его вопросы, он не произнес больше ни слова. С какой-то пугающей отрешенностью вел машину, по блестящей от влаги дороге, словно позабыв о существовании Эммы. А она, с каждой минутой ощущала подступающую к горлу панику. Куда они ехали, Эмма не представляла. Все что ей было известно, так это что они едут пополнить их запасы, а еще связаться с какими-то людьми. Что ждет их там, она не знала, но по тому, как Зед инструктировал ее, перед тем как собирался уехать, становилось ясно, он не исключал возможности, что может не вернуться. И все равно, Эмма предпочла поехать с ним, чем сидеть одной в том доме. Но теперь и сама не знала, что пугает ее больше.

Они были в пути уже часа два. А до ближайшего небольшого городка было еще полтора часа. От размеренного шуршания шин по мокрому асфальту убаюкивали. Эмма спустила рукава свитера ниже и, просунув в них руки, обхватила подтянутые к груди колени, а потом спрятала в них лицо. Она почувствовала, как слабый узел, в который она свернула волосы, распустился, и они рассыпались, закрывая ее словно шатром. Она подумала о том, что должна их обрезать. Раньше она не знала, каким оружием против нее самой же могут обернуться ее же волосы. Тошнота подкатила к горлу. А тело самопроизвольно стало дрожать. Эмма изо всех сил старалась сдержать дрожь, но только делала хуже. Она крепче вжала колени в грудь, стараясь не застонать, от воспоминаний, нахлынувших на нее.

— Холодно? – услышала она Зеда.

Эмма хотела ответить. Но не могла. Она даже не могла вздохнуть. Холодно? Да. Было холодно. Пол был такой холодный. Но внутри все горело от виски, влитого ей в горло. Голова кружилась, а рот снова наполнялся желчью. Голова болела от того, с какой силой ее только что держали за волосы, пока она пыталась вырваться. И страх, дикий страх не позволял думать, не давал сделать вздох.

Она видела, как Зеда вывели из помещения. Она даже себе не могла объяснить, почему отчаянно хотела, чтобы ее отпустили вместе с ним. Она хотела снова оказаться с ним в темноте, и чтобы он ругал ее за болтливость. Эмма даже не поняла, почему стало так тихо. А потом она услышала слова, от которых страх превратился в ужас, сковывая каждую мышцу. Дико озираясь, она стала отползать. Куда? Все равно.

Только ей не дали уйти. Подхватили и потащили, не обращая внимания на ее крики. А потом она стала умолять…

* * *

— Эмма? Эмма. Эмма!

Твою мать! Зедекиа резко затормозил. С девчонкой творилось что-то невообразимое. А он даже не сразу это понял. Он видел, как она свернулась чуть ли не клубочком на сиденье и затихла. Он не стал больше лезть к ней с расспросами, решив отложить это до того момента, как они вернуться к озеру. И даже когда она начала дрожать, он поставил кондиционер на нагрев, подумав, что она замерзла. И только когда она начала стонать, а потом и вовсе захрипела, словно давилась, до него дошло, что у нее кошмар, или что-то вроде этого.

Он отстегнул свой ремень безопасности, а потом и ремень Эммы. Зед звал ее по имени, но она не реагировала. А когда попытался взять за плечо, то она взвыла, и начала его отталкивать. И он сразу вспомнил, как подобное происходило с ней, пока он ухаживал за девушкой после попытки покончить с собой. Не придумав ничего лучше, он перетащил сопротивляющуюся Эмму к себе на колени и сжал руками, пытаясь остановить ее хаотичные движения.

Повторяя ее имя снова и снова, он просил Эмму посмотреть на него. Он даже пару раз встряхнул ее, чтобы как-то привести в чувство. Это были долгие минуты, когда она постепенно приходила в себя. Она, наконец, подняла на него глаза, и Зед мог видеть, как ужас сменяется пониманием, и осознанием, но это не принесло ей облегчения. Ее тело все еще сотрясалось, а лицо было смертельно бледным.
Она всхлипнула, но как-то сухо, и это больше походило на хрип. Зед смотрел на нее и ждал, что она заплачет. Он только сейчас понял, что еще не видел, как она плачет. Было бы естественным для нее поплакать, он даже где-то слышал, что это даже полезно. Но Эмма не плакала. Он вспомнил, как бессчетное количество раз, подходил к ее двери, вслушиваясь, и не услышав ничего, звал ее по имени. А сколько раз, он позволял себе заглядывать к ней, так и не дождавшись ответа. Он подходил и проверял, удостоверяясь, что она просто спит, а не истекает кровью как тогда. Но только теперь мог осознать, что ни разу не слышал, как она плачет. Никогда не видел следы слез, пока смотрел на ее лицо, подрагивающие от кошмаров, что снились ей.

Эмма не заплакала и в этот раз. Ее серо-зеленые глаза горели лихорадочным блеском, а зубы терзали и так не заживающие губы.

Какое-то странное, давно забытое чувство шевельнулось в нем и замерло. Ему захотелось прижать к себе эту измученную, раненую девушку и сказать что-то успокаивающее. Жалел ли он ее теперь? Несомненно. Но было и другое чувство. Оно пугало, и заставляло задерживать дыхание. Зед больше не мог смотреть на Эмму. Он пожалел, что взял ее с собой. Он должен сейчас быть собранным, спокойным и хладнокровным. Это поездка и так была рискованной. А ненужные эмоции и чувства все только усложняли.

Зед отвернулся, и попытался отодвинуть девушку от себя, желая оказаться от нее на расстоянии. Но она, к его удивлению, вцепилась в его куртку и спрятала лицо на его груди. Он услышал ее судорожный вдох.

— Это никогда не закончится. Никогда. Я их вижу. Все время их вижу. И мне так страшно. Так страшно, что это никогда не прекратиться.

Что он мог сказать? Ничего. Она была права. Это никогда не прекратится. Возможно, она научится с этим жить. Или в ее жизни будут происходить события, которые постепенно затмят страшные воспоминания, задвинув их в дальний угол памяти. Но они останутся там навсегда. Они затаятся и будут ждать своего часа, чтобы всплыть на поверхность и причинять боль. Он это знал. Он с этим жил. Зед смирился с этим. Но ему делалось не по себе, от того, что это будет и с Эммой. Он только надеялся, что, вернувшись домой, она будет окружена любящими ее людьми, которые позаботятся о том, чтобы она как меньше вспоминала о прошлом. Чтобы она смогла, наполнить память другими кадрами из жизни.

Но Зед молчал, действительно не зная, что мог бы сейчас сказать. Он даже больше не обнимал ее, держа обе руки на руле, в то время как Эмма прижималась к нему. Это было таким неправильным. Она должна держаться от него подальше. Он не тот, кому ей стоит доверять.

Зед почувствовал, что Эмма больше не дрожит. Она затихла в его руках, но хватка ее пальчиков на его куртке не ослабла. Он подумал о тех ужасах, что она видит в своих снах. Дейв был прав. Ей нужна помощь специалиста, а не компания конченого человека, мечтающего прикончить парочку ублюдков, а потом и себя. Он знал, что Эмме надо выговориться. Она должна кому-то об этом рассказать, чтобы потом идти дальше. Но он не подходил для таких исповедей. Он был пока что достаточно в своем уме, чтобы спрашивать о таком. И слишком труслив, чтобы услышать ответ.

Мужчина сглотнул, пытаясь прочистить, от чего-то сжавшееся горло.

— Нам надо ехать, Эмма. – отпустив руль, Зед осторожно положил ладонь на спину девушки.

Эмма помешкала лишь секунду, а потом медленно разжала пальцы. Она неловко перебралась на соседнее сидение и отвернулась к окну.

— Если я отвечу на твои вопросы, ты, правда, отвезешь меня домой?

— Я сделаю все, что от меня зависит. Ты мне все расскажешь, и мы подумаем, как это можно сделать, не подвергая тебя опасности. А сейчас нам пора. Заедем в одно место, там можно взять парики и во что переодеться. Потом наведаемся в магазин, нам нужны продукты. Когда вернемся, мы обо всем поговорим, и решим что делать дальше. А сейчас постарайся расслабиться немного. Мы не должны привлекать внимание.

— Хорошо.

— Хорошо. – повторил Зед и тронулся с места.

Больше Эмма не произнесла ни слова. Он должен был этому радоваться. Но он помнил, как она болтала в том подвале. Это причиняло боль. Но с другой стороны давало время и возможность сосредоточиться на предстоящих делах. Видимое спокойствие усыпило его бдительность. И он не сразу обратил внимание, что уже долгое время за ними следует автомобиль, на вид абсолютная развалина. Но Зед слишком хорошо знал такие приемы, и уже в следующую минуту он понял, что эта дряхлость видимая. Слишком уж плавно автомобиль скользил по дороге, ловко перестраиваясь и маневрируя. Зед посмотрел на Эмму. Ничего не подозревая, она смотрела вперед на дорогу, но мыслями была явно далеко отсюда. Зед отметил, что она пристегнута. Отлично.

Машина сзади прибавила скорости, пытаясь их обогнать. Кто бы ни был в автомобиле, преследующем их, они уже поняли, что Зед их заметил. Зед сильнее надавил на педаль газа.
Он должен оторваться от них, во что бы то ни стало. Потому что девушка, сидящая на соседнем сидение, больше не должна проходить через это. Он обещал, что они ее больше не получат. Он или выполнит свое обещание, либо умрет пытаясь.