Что такое друг? Одна душа, разделенная на два тела.
Аристотель

Джессика.

Я только что вернулась домой из школы, а мама с папой ссорятся из-за ее пьянства. Я не могу терпеть их грызню снова, поэтому, вместо того чтобы пройти мимо бури на кухне, я поднимаю окно и отодвигаю москитную сетку. Я высовываю одну ногу, затем вторую и выпрыгиваю наружу. Когда мои ноги касаются зеленой травы, я поворачиваюсь, чтобы закрыть за собой окно. Мои старые ржавые качели стоят на другом конце двора и медленно раскачиваются от ветра. Трудно представить, что еще несколько лет назад моя трезвая мать смеялась и играла со мной. Когда бабушка умерла, она очень тяжело это переживала. Что-то внутри нее сломалось, и она не смогла оправиться от потери. Алкоголь был ее спасением. Теперь это ее тюрьма.
Я подхожу к качелям и сажусь на них. Легонько отталкиваюсь от земли и начинаю раскачиваться. Мысли о Джейсе и всех вещах, что произошли за последние два месяца, с тех пор как мы стали друзьями, заставляют меня улыбаться. Он сдержал свое обещание. Фотографии исчезли в тот же вечер и больше никогда не всплывали, хотя взгляды в школе стали намного хуже. Школа все еще не самое радостное для меня место, даже не смотря на то, что Элизабет и Хейли прекратили надо мной издеваться, они все еще смотрят на меня с ненавистью. Люди все еще думают, что я заразная, но никто ничего не говорит мне в лицо. На мой шкафчик периодически клеят записки, но я просто рву их и выбрасываю. Я могу справиться с записками и взглядами. Я могла пережить все, если в моей жизни будет Джейс.
— Привет,— тихий голос пугает меня. Я смотрю в сторону соседского двора и вижу маленькую девочку. Она машет мне, и я машу ей в ответ. Туда недавно въехала новая семья, но я не обращала на них особого внимания. Дети всегда бегают вокруг. Светловолосая девочка идет ко мне.
— Здравствуй, — говорит она, останавливаясь передо мной.
— Привет, — я смотрю вниз и вижу, что на ней надеты фиолетовые резиновые сапожки и такое же фиолетовое пальто. Интересно, почему она так одета в солнечный день.
— Привет. Как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Я Виви.
— Какое милое имя. Я — Джессика. Твои родители знают, что ты одна на улице? Сколько тебе лет?
— Я уже взрослая.
Я удивленно поднимаю брови и улыбаюсь ей. У нее маленькие веснушки, рассыпанные на щечках, и она невероятно милая.
— Хм, взрослая? Тогда взрослые девочки могут играть на улице одни.
— Да. А почему ты пользуешься окном вместо двери? — спрашивает она.
— Потому что я тоже взрослая девочка, и иногда мне не нравятся двери.
Она садится на соседнюю качель, будто она у себя дома.
— У тебя есть парень?
Очень прямая и любопытная девочка.
— Эм, нет. У меня есть друг, но не парень.
— Твой друг — парень?
— Да. А что?
— У меня нет парня. У многих девочек в школе есть, но у меня нет.
Она выглядит немного грустной, и мне некомфортно из-за того, что считала ее любопытной.
— Парни противные, Виви. Тебе он не нужен. У тебя еще будет много времени для мальчиков. Поверь мне, от них больше проблем, чем ты думаешь.
— А как же твой мальчик-друг? От него тоже проблемы?
Я улыбаюсь и качаю головой.
— Нет, он идеальный. И совершенно без проблем.
— Ты выглядишь счастливее.
Хм? О чем она?
— Виви, откуда ты знаешь, что я выгляжу счастливее? — тихо спрашиваю я.
— Я видела тебя раньше. Ты всегда выглядишь очень грустной. Иногда очень злой, но никогда не счастливой.
— Оу, — я не знаю, что еще сказать. Из-за этого я чувствую себя дермово. Это ужасно, что мое состояние так заметно, даже маленькому ребенку.
— Ну, сейчас я в порядке. В школе есть злые девочки, и они много раз заставляли меня грустить. Они все еще злые, но меня они больше не трогают. Мой друг присматривает за мной, что делает меня счастливее.
Она поворачивается и смотрит на меня.
— В моей школе тоже есть злые мальчики и девочки. Они не очень меня любят, но мне все равно. Я больше не позволяю им доводить меня до слез. У меня теперь есть защитное поле.
— Защитное поле? — спрашиваю я.
— Ага, эти резиновые сапоги и пальто — мое защитное поле. Мой брат сказал мне, что в них есть особая сила, и никто не может обидеть меня, когда я ношу свой любимый цвет. Мой любимый цвет — фиолетовый, — она улыбается и встает, затем кружится, широко расставив руки. — Видишь, много фиолетового.
Я улыбаюсь.
— Да, много фиолетового. И много защитного поля. Эти злые детишки ничего тебе не сделают!
Она дотягивается до лацкана пальто. К нему приколота маленькая блестящая снежинка. Она снимает ее.
— Держи, теперь у тебя будет моя особая фиолетовая снежинка. У меня много фиолетовых вещей, и ты можешь оставить себе эту снежинку. Мой брат говорит, что эта снежинка может работать в одиночку, если на мне больше нет ни одной вещи моего любимого цвета. И ты можешь носить ее собой, и эти злые девочки больше никогда не расстроят тебя.
Она протягивает мне свою маленькую ладошку, ее невинность и доброта трогают мое сердце. Какая храбрая маленькая девочка.
— О, спасибо, Виви. Но ты не обязана давать мне свою особенную снежинку. Оставь себе.
— Нет, ты не можешь отказаться. Это грубо говорить нет кому-то, кто дарит тебе подарок. Ты должна принять его.
— Ну, тогда хорошо. И я совершенно не хотела быть грубой с тобой. Ты правда-правда супер-пупер, уверена?
— Ага, я уверена, как могу быть уверена в уверенности. Может, ты однажды поможешь мне.
Я смеюсь.
— Договорились.
Я улыбаюсь ей, беру маленькую снежинку и прикалываю ее к своей футболке.
— Ну, мне пора идти к Леди Гаге. Еще увидимся, Джессика. Мне понравилось разговаривать с тобой.
Я снова смеюсь.
— Леди Гага?
— Да, моя ручная свинка. Она, наверное, уже скучает по мне.
— Виви?
— Да?
— Почему ты назвала свою свинку Леди Гага?
— Я люблю музыку, и Леди Гага — моя самая-самая-самая любимая певица. Она — мой герой. У нее самое больше силовое поле в мире. У нее тоже есть злые девочки, но ей все равно. Каждое Рождество я очень хотела получить свинку. Моя мама всегда говорила нет. Но наконец-то я ее получила, и она — самый любимый мой питомец. И я назвала ее как свою любимую певицу. Я как-нибудь принесу ее. У нее очень красивый ошейник с блестками.
Она скачет домой и машет мне. А я улыбаюсь сама себе. Ручная свинка по кличке Леди Гага — вот умора. Я поднимаю руку к снежинке, моему новому силовому полю. Если бы все было так просто. Как здорово быть маленьким ребенком и верить в это. И снова я думаю о том, насколько храбрая эта маленькая девочка, и я рада, что у нее есть такой замечательный брат.

***

Прошло много времени с последнего раза, когда я резала себя. Я знаю, это из-за Джейса, но на самом деле он не пилит меня этим каждый день. Он заставляет меня чувствовать себя в безопасности и быть любимой, даже если я никогда не услышу этих слов от него. Мой мир стал менее темным.
Я никогда не дружила с кем-то, и это здорово. Больше чем здорово. Он — мое спасение. Каждый раз, когда я его вижу, я, словно чувствую кайф, это мой новый наркотик. Раньше это было только от порезов и сна. Сейчас только нужно присутствие Джейса. То, что он относится ко мне, будто я нормальная девушка, будто я одна из них, оживляет и одновременно путает меня. Тот день в бассейне, когда он почти поцеловал меня, постоянно вертится у меня в голове, хотя, кажется, что он уже забыл об этом.
С тех пор мы виделись почти каждый день. Я прихожу к нему домой, и мы соревнуемся друг с другом в заплывах. Мы быстро поняли, что он обходит меня в баттерфляе, но не может обогнать меня свободным стилем.
Я все еще боюсь испортить его репутацию, но то, что его это совсем не волнует, немного уменьшает мою вину. Его мир — это далекая вселенная, хотя у нас довольно много общего. Ему многое нравится из моей музыки, а также больше нравится играть в «блэкджек» с реальным человеком, чем в интернете. Он так же учил меня играть в домино, но он называет это «кости».
Сегодня он представляет моим кровоточащим ушам самую обалденную стереосистему, которую я когда-либо слышала в машине, и пытается научить меня забрасывать мяч в кольцо, играя в ХОРС. Только он говорит, что ненавидит называть это ХОРС, потому что это глупо, и лошади вообще не имеют ничего общего с баскетболом. Поэтому вместо этого, мы играем в ФОЛ.
— Ты не стараешься, Джесс. Еще один круг, и я снова выигрываю.
Я уже бросаю третий раз, а он еще ни разу не промазал.
— Я просто поддаюсь тебе, — я фигово играю в баскетбол, но мне все равно, потому что это весело.
— Джейс! — я слышу тихий женский голос позади нас. Когда я поворачиваюсь и вижу его маму, я чуть не умираю на этом самом месте. Мы слушаем группу, которую я никогда прежде не слышала, и, ну, проще говоря, у группы с таким чудесным названием, как «Отряд безумных клоунов», не самые лучшие тексты для родительских ушей. Мне на самом деле все равно, но все, что связано с Джейсом, связано и со мной.
Как футбол. Я ничего не знаю о нем, но я погуглила и узнала каждый футбольный термин. Теперь я могу смотреть с ним игру и кричать что-то типа: «Судья слепой что ли? Этот чертов блок был против правил!» или «Они вообще видят, что он завалил подающего?»
Я полностью перевоплощаюсь, но мне нравится делать его счастливым. Нравится, что он считает меня нормальной. Даже круто. Я просто хочу его одобрения, и чтобы он поддерживал меня. Его мама — отдельная история. Я сильно сомневаюсь, что когда-нибудь она меня одобрит.
Я шлепаю его по руке и двигаюсь в ее сторону. Он берет мяч и бросает его с отскоком, прежде чем подходит к грузовику и выключает музыку. На ней белый костюм и высокие каблуки, а также идеальная прическа. Она красивая: полные губы, которым бы позавидовала даже Анджелина Джоли, и идеальная кожа. Ни одной морщинки. Ее кожа выглядит такой же молодой, как и моя.
Я проглатываю ком в горле размером с теннисный мяч и глубоко вдыхаю. Джейс бросает мяч на траву, и, когда наши взгляды встречаются, я уверена, что он видит в них дикий страх. Он пытается уменьшить напряжение, но не важно, что он скажет, это чертовски тяжелый для меня момент.
Миссис Колинз из тех людей, которых больше всего волнует репутация семьи. Видеть ее сына с непопулярной девушкой, определенно не обрадует ее.
— Привет, мам. Извини за музыку, — он смотрит на нее щенячьими глазками и мило улыбается. Ну как можно злиться на такую мордашку? Какое прекрасное лицо!
Выражение лица Миссис Коллинз не изменилось.
Она сделана из бетона?
Я слежу за ее взглядом и понимаю, что она смотрит прямо на мою футболку. Хотела бы я провалиться под землю. Джейс смотрит то на маму, то на мою футболку и усмехается. Я смотрю вниз на слова, которые напечатаны большими черными буквами на моей розовой футболке: Музыка делает меня похотливой. Если бы когда-нибудь будет момент, когда я бы захотела стать невидимой, то это именно он.
Она смотрит на меня, как будто я — «Оно» Стивена Кинга, которое собирается украсть ее сына и увести его куда-то в темную пещеру. Джейс все так же широко ухмыляется, когда наблюдает, как я медленно краснею.
— Мам, это моя подруга Джессика. Джессика, это моя мама, Ариана Колинз.
Она подходит ближе ко мне и протягивает свою руку с идеальным маникюром, и дарит мне вынужденную улыбку, на накаченном ботоксом лице.
— Приятно познакомиться с тобой, Джессика... — она интонационно поднимает вторую половину моего имени в вопросе. — Как твоя фамилия?
По-видимому, ей нужно узнать мое место в ее социальной лестнице.
— Александр, мэм, — неуверенно отвечаю я. Этими двумя словами я подтверждаю, что фамилия моей семьи не находится в списке членов загородного клуба. Мои глаза нервно перебегают от нее к земле, и я просто хочу сбежать от этого ужасного момента. Она опускает взгляд на мою футболку, а затем возвращает обратно ко мне. Неловкая пауза, прежде чем она утверждает, что делает ситуацию еще более неловкой.
— Твои родители знают, что ты так одеваешься, мисс Александр? — спрашивает она, изгибая бровь и поджимая свои блестящие губы, которые, вероятно, такие же фальшивые, как ее кожа без морщин.
Она раздражает меня. Факт того, что она спрашивает про моих родителей, делает меня чертовски злой. А она не знает, что я очень осведомлена о том, как она не поддерживала связь со своей собственной дочерью. На ее лице было презрение, как будто я была большим насекомым, которое ей нужно раздавить. Прежде чем я успеваю ответить ей, Джейс спасает меня от того, чтобы сказать что-то совершенно неуважительное и крайне глупое.
— Мам, кому какое дело до футболки? Она крутая. Если бы они были в другом цвете, не розовом, как "Пепто Бисмол"[1] , я бы тоже носил такую. Даже если меня делают возбужденным не музыка, а сиськи и другие вещи.
Я поворачиваю голову в его направлении, а затем снова к его маме, разинув рот.
Он, правда, только что сказал «сиськи» своей маме? Да, я думаю, он сказал.
— Джейс Коллинз! Ты должен следить за своим языком, юноша. Совершенно неуместно так говорить, особенно перед юной девушкой.
— Прости, мам, — говорит он. Затем смотрит на меня. — Прости, Джесс, — он подергивает бровями в мою сторону, но его мама не видит этого. Я стараюсь сдержать свой смех. Я и так уже сделала достаточно, чтобы выставить себя дурочкой.
— Ты рано вернулась, мам. Что случилось? — спрашивает он, вращая во рту зубочистку. После Джейса я никогда не смогу смотреть на зубочистки как прежде.
Может, на Хэллоуин мне стоит быть зубочисткой, чтобы намекнуть ему, что я бы хотела, чтобы он тоже перекатывал меня в своем рту.
Я выкидываю мысли о зубочистках, когда его мама начинает разглагольствовать о благотворительном ужине, который они должны посетить сегодня вечером.
— Ты идешь, Джейс. Не пытайся отделаться от него. Бранты встретят нас там в семь часов, так что убедись, что ты готов, и надень свой красивый костюм и галстук, — на этих словах она поворачивается на своих дорогих каблуках и уходит в дом.
Брант. Они собираются на событие с семьей Брантов, а это значит, что Джейс, мой Джейс, проведет вечер со своей бывшей девушкой, этой ледяной сукой — Элизабет Брант. Я немедленно напрягаюсь, а мой желудок сжимается от злости и ревности. От всего этого внезапно я чувствую, что меня тошнит. Я отворачиваюсь, подхожу к причудливой скамейке во дворе и хватаю свою сумку. Закидываю ее на плечо и иду к своей машине.
— Эй, подожди минуту. Куда, черт возьми, ты собираешься, Джесс? — говорит он, подбегая ко мне.
— Домой, — бормочу я.
Я не смотрю на него, потому что он может увидеть, что я вот-вот заплачу, или что я полна ревности. Я могу взорваться. Я знаю, что происходит, и должна убраться отсюда. Я не чувствовала это на протяжении месяцев, и сейчас я должна уйти, прежде чем он увидит настоящую меня.
Все, что я хочу делать — плакать, кричать... резаться. Потому что не имеет значение, как прекрасны были эти два месяца, теперь я ясно вижу, что никогда не буду соответствовать его миру. Презрение в глазах его мамы было безошибочным. Он говорит, что только хочет, чтобы мама гордилась им. Ну, она никогда не будет гордиться им, если он будет общаться с кем-то как я. Он бросит меня, как все остальные, и это будет так больно, как я еще никогда не чувствовала.
Он хватает мою руку и разворачивает лицом к себе. На его лице смущенный взгляд, и он пытается поймать мой для ответа.
— Почему? Мы еще не закончили нашу игру, — возражает он, выглядя немного удрученно.
— Ты должен куда-то идти, Джейс. Я просто убираюсь с твоего пути, так что ты можешь пойти и одеться для благотворительного вечера, — я пытаюсь не показать сарказм и печаль в своем голосе, но не уверена, что у меня получается.
— Джесс, только четыре тридцать. У меня есть достаточно времени, чтобы подготовиться. Ты не должна уезжать.
Я поднимаю взгляд на него и молюсь, чтобы не появились слезы, и пытаюсь улыбнуться.
— Я знаю, но у меня много домашней работы, так что я должна ехать домой и начать ее делать.
ЛГУНЬЯ.
Я такая лгунья.
Я понимаю, что вместо того, чтобы полностью разрушить свои стены и впустить туда Джейса, я строю превосходные новые стены, больше подходящие к его симпатиям и антипатиям. Он может думать, что на протяжении последних двух месяцев видел настоящую меня, но он видел только проблески. Я лгала ему, лгала себе, и теперь этот блестящий новый фасад рушится слой за слоем. Даже я не знаю, что останется, когда все это уйдет.
Он хмурится, и я вижу, как он внимательно обдумывает то, что я сказала. Он не купился на мою историю.
— Джесс, у нас с тобой все занятия вместе, кроме одного, и я не знаю ничего о куче домашних заданий.
У меня есть одно занятие, на котором нет его, спасибо господи.
— Испанский.
Лгунья, лгунья, настоящая лгунья.
— У меня тонна домашней работы по испанскому, — говорю я, пытаясь больше убедить себя, чем его. Я молюсь, чтобы он не мог видеть меня насквозь.
— Испанский? Правда? Ну, если ты должна сделать его, то иди.
Он не выглядит полностью убежденным, но я не могу беспокоиться об этом прямо сейчас. Мне просто нужно уйти.
Я открываю дверь своей машины и бросаю сумку на заднее сиденье. Когда я оказываюсь внутри, он наклоняется и опирается руками на дверцу машины.
— У тебя все хорошо? Ты кажешься не совсем здоровой. Я надеюсь, моя мама не смутила тебе этим замечанием о футболке. Не обращай на это внимания. Она просто такая, какая есть. Я игнорирую это, и ты тоже должна.
Да, твоя мама смутила меня, и да, я не здорова сейчас. Так не здорова, что это очень удивит тебя, если ты узнаешь, насколько сильно.
— Я в порядке, Джейс.
Ложь, ложь, ложь
Ложь только продолжается. Я должна убираться отсюда.
— Ладно... Ну, повеселись со своим домашним заданием по испанскому. Он отталкивается от моей машины, закрывает дверь и пальцем показывает, чтобы я опустила окно.
— Ты уверена, что в порядке, потому что я чувствую, что-то не так. Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне, если что-то не так? — спрашивает он с искренностью и заботой в голосе.
Не делай этого, не делай этого, не делай этого.
Нет, я делаю это.
— Почему что-то должно быть не в порядке, Джейс? Твоя мама только что посмотрела на меня, как будто я какая-то дрянная шлюха, портящая ее популярного, во всем идеального сына, а ты собираешься на какой-то модный вечер с очень подходящей тебе Элизабет и ее семьей. Я понятия не имею, почему что-то должно быть не так со мной.
Сарказм в моем голосе пропитывает воздух между нами. В тот же момент, когда слова покидают мои рот, я начинаю сожалеть о них. Взгляд на его лице подтверждает мое раскаяние, а мое сердце опускается в желудок. Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня так, как никогда не смотрел прежде.
Мне это совсем не нравится.
— Вау! Популярный, идеальный во всем, хах? Это так ты видишь меня? Я когда-нибудь вел себя так с тобой, Джесс? Я знаю, моя мама может быть немного осуждающей, но я серьезно сомневаюсь, что она думает, что ты портишь меня, что бы это не означало. Что касается Лиз, между нами больше ничего нет.
Он делает короткую паузу.
— Самое странное, что я чувствую, что моя мама на самом деле не проблема. Ты ревнуешь, Джесс? Ты ведь понимаешь, что нам не запрещается встречаться с другими людьми только потому, что мы дружим друг с другом? Я имею в виду, ты стала моим лучшим другом, но я, в конечном итоге, снова буду с кем-то встречаться так же, как и ты.
Я смотрю на него в изумлении, больше всего на свете желая, чтобы я никогда не произносила эти чертовы слова. Этого разговора я пыталась избежать два месяца. Я знаю, что он ни с кем не встречался после Элизабет, но я становлюсь все более тревожной каждый день, беспокоясь об этой теме. Мысль о нем с другой девушкой заставляет меня чувствовать себя плохо.
Я, черт возьми, понятия не имею, как ответить ему, поэтому делаю самое лучшее. Самое глупое. Я снова лгу. Только эта ложь большая, жирная, размером с Техас.
— Нет, Джейс. Я не ревную. Я просто ненавижу Элизабет! К тому же твоя мама думает обо мне так независимо от того, что думаешь ты. Я годами видела такие взгляды, и очень хорошо знаю, что она обо мне думает.
Я чувствую, как потеют мои ладони, и эта ревность отравляет ядом мои мысли.
— Насчет того, что мы будем с кем-то встречаться, да. Я хорошо осведомлена об этом обстоятельстве, также я знаю, что у меня свидание на этих выходных. Теперь ты знаешь. Надеюсь, что это облегчит твое беспокойство о моей возможной ревности. Занимайся сексом сколько хочешь, и я тоже буду.
Я поднимаю свое окно, не давая ему шанса ответить, и уезжаю с его подъездной дорожки. Только, прежде чем я поворачиваю на асфальтированную дорогу, я бросаю последний взгляд в зеркало заднего вида. Он стоит в том же самом месте, не двигаясь и наблюдая, как я уезжаю.
Поездка домой — один из ста видов ужаса. Я раскачиваюсь на своем кресле, ударяю рукой по рулю и проклинаю себя. ДВА МЕСЯЦА. Это все, что потребовалось от меня, чтобы испортить самое лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Когда я приезжаю домой, мама печет печенье и напевает про себя.
Привет, Марта.
— Привет, милая. Ты хочешь немного печенья? Я сделала твое любимое, — спрашивает она.
Мое любимое? Неужели она знает что-нибудь из моего любимого?
Я подхожу и беру печенье с тарелки, затем иду в свою комнату. После того как закрываю дверь, я бросаю печенье в мусорное ведро.
Сникердудл[2] — определенно мое не самое любимое.
Мой телефон вибрирует, и как только я смотрю на экран, мой пульс ускоряется. Джейс. Я провожу пальцем по экрану, открываю его сообщение, и его слова делают этот ужасный день еще хуже.
Джейс: Джесс, я не знаю в чем твоя проблема или почему ты такая суперсука со мной, но я знаю, что все это — фигня. Я не был с тобой никем, кроме друга, и это как ты относишься ко мне в ответ? Я не знаю, почему ты такая злая или ведешь себя как псих... И чтобы ты знала, я ничего не говорил о свиданиях, потому что мне нужно трахаться. Я просто хотел быть уверен, что мы понимаем друг друга. Мне нужно было знать, что у тебя нет чувств ко мне, которые могут заставить тебя ревновать. Независимо от того, в чем дело, просто знай, мне не понравилось, как ты вела себя сегодня. Друзья не ведут себя так хреново друг с другом.
Я бросила телефон через комнату и упала лицом на кровать, зарывшись в подушку.
Как я вообще могла подумать, что он хочет меня так, как я хочу его?
Это очевидно последнее, что есть у него в мыслях. Я такая плохая? Такая непривлекательная? Или может проблема в том, что он знает, со сколькими парнями я переспала.
Что бы это ни было, я знаю, что наша дружба никогда не будет прежней.

---

[1]"Пепто Бисмол"- Товарный знак патентованного средства от расстройства и несварения желудка.

[2] Сникердудл (Snickerdoodle)- самое простое печенье в мире, кроме печенья из глины. Это классическое американское печенье, в основном его делают с корицей, обваливая его в смеси сахара с корицей, но бывают и другие варианты, например, с изюмом и орехами

Джессика
Я приподнимаюсь и отрываю лицо от промокшей от слез подушки, и тянусь к прикроватной тумбочке. Достаю свою коробку и открываю ее. Знакомый запах спирта ударяет в нос и заставляет желать этого еще сильнее, чем обычно.
Я опускаю шорты вниз, мое дыхание учащается. Адреналин растекается по телу в ту секунду, когда я прижимаю лезвие к коже. Провожу линию около двух дюймов в нижней части живота и чувствую, как теплая кровь течет по коже и эндорфины взрываются в моей голове, как бомбы на поле боя. Слезы стекают по моему лицу, и я зажмуриваюсь. Я так облажалась. Со мной что-то не так, и я знаю это. Подавлять это в течение двух месяцев, пытаться убедить Джейса и саму себя в том, что я нормальная девушка... Лишь жалкая попытка измениться. Как пытаться скрыть свои уродливые шрамы под бинтами, ведь последние восемь недель не изменят психически неуравновешенную девушку, которой я и являюсь.
Я сворачиваюсь в позу эмбриона и открываю свой дневник, в голове мелькают события прошлого дня. Я даже не могу уснуть, пока что-нибудь не напишу. Сегодняшняя запись будет отличаться от последней. Пальцами провожу по рукописному тексту, написанному несколько дней назад. Я почти могу чувствовать счастье, исходящее от страниц.

Читать последнюю запись больно. Сердце болит. В конце концов я всегда порчу все хорошее на своем пути, это неизбежно.
Мой телефон пищит еще два раза, но я не могу заставить себя проверить его. Я слишком напугана его словами, что он никогда не захочет видеть меня. Я не вынесу это. Не сегодня.
Достаю ручку с погрызенным колпачком, зажимаю ее между зубами и снова начинаю писать. Боль и страх вырываются из меня в письменной форме.

Телефон снова оживает, и я встаю с кровати, раздраженная тем, что он просто не оставит меня в покое. Хватаю телефон и вижу три сообщения от него. Смотрю на время. Почти семь часов. Разве он не должен уже проводить вечер со своей сукой?
Открываю первое сообщение
Джейс: Почему ты не отвечаешь? Я знаю, ты получила мое сообщение.
Он написал его вскоре после первого сообщения, которое отправил, будучи обозленным на меня. Я открыла следующее.
Джейс: Ты пытаешь меня молчанием? Мы в детском саду, Джесс? Идиотизм! Я не знаю, почему ты так ведешь себя, и это бесит меня. Ответь мне, даже если все, что ты мне напишешь – это попросишь отвалить. Просто ответь хоть что-нибудь... пожалуйста.
Теперь я чувствую себя куском дерьма из-за того, что не прочитала сообщения раньше. Я должна была ответить ему после первого. Открываю последнее и замираю.
Джейс: Я еду. Буду через 15 минут.
Твою мать!
Он едет ко мне домой. Смотрю на время отправления и понимаю, что он будет здесь через десять минут. Я бегу в ванную, вытираю растекшуюся подводку из-под глаз.
Черт!
Мои глаза выглядят так, будто я выкурила огромный косяк. Теперь он подумает, что я псих или под кайфом.
Я быстро расчесываю волосы и завязываю их в пучок. Затем бегу к тумбочке и прячу дневник, падаю на кровать и пытаюсь успокоить дыхание. Я слышу дверной звонок и замираю. Он здесь, и то, что ко мне никто никогда не приходил в гости, заставляет меня нервничать. Я так рада, что сегодня мама-Марта, а не Пьяница-мать.
Я бегу к входной двери, но мама опережает меня. В руках у нее стакан с прозрачной жидкостью, я сразу понимаю, что Марта на пути к пьянству, если уже не там.
Прекрасно.
Теперь он может увидеть мою пьяную мать, мои красные глаза и поймет, как живут в доме Александр.
Мама открывает дверь и самый красивый мужчина, да, я сказала мужчина, потому что человек, который стоит в дверях — не мальчик. На нем надет черный костюм с белыми пуговицами и бирюзовый галстук. Я изучаю его с головы до ног, а моя челюсть удобно расположилась на полу. Его волосы покрыты лаком и зачесаны как у моделей Холлистера[1], мне приходится сдерживать себя, чтобы не промчаться мимо мамы и не наброситься на него.
Он что, пытается мучить меня всей этой сексуальностью?
Вот оно: его обожаемая зубочистка, перекатывающаяся между его пухлыми губами, губами, которые я хочу пососать. Я чувствую, как тепло распространяется по моим щекам, и клянусь, стук сердца отдается в ушах.
— Привет, — говорит он, невинно засовывая руки в карманы.
Сначала он смотрит на меня, затем на маму. Я тут же начинаю бояться. Последнее чего я хочу, так это чтобы мама сказала или сделала что-то глупое, поэтому я обхожу ее и выхожу на крыльцо. Оборачиваюсь и смотрю на маму, прежде чем закрыть дверь.
— Мам, я буду через несколько минут, — говорю я и поворачиваюсь к нему лицом.
— Эм, не могла бы ты представить меня своей маме, Джесс? — безобидно спрашивает он, будто между нами сейчас нет гигантской пропасти. Если бы кто-то из нас сделал неправильный шаг, мы бы оба рухнули туда вниз.
— Поверь мне, тебе не стоит с ней знакомиться сегодня, — наши взгляды встречаются, неловкость между нами ужасно напрягает, — разве ты не должен быть на благотворительной фигне? — спрашиваю я.
— Нет, я там, где должен быть, — отвечает он, приводя меня в жуткое неверие. — Ты уже ужинала?
Я стою там, смотрю на его рот и пытаюсь понять, правильно ли поняла его слова, но его зубочистка отвлекает меня.
— Джесс, ужин — да или нет? — спрашивает он, а я смотрю на него, как по уши влюбленный щенок.
— Нет, — невозмутимо отвечаю я.
— Тогда предупреди маму, что мы едем ужинать. Нам надо поговорить.
Я молчу. Просто киваю. Затем смотрю вниз на свою одежду и снова на него. Я чувствую себя одетой очень скромно, напомню — «музыка делает меня похотливой» все еще красуется на моей груди.
— Не волнуйся по поводу одежды. Мы поедем в автокафе.
Автокафе? Серьезно?
Ладно, пофиг. Я голодная, как собака, и знаю, что нам надо поговорить, если я хочу сохранить с ним хоть какие-то отношения. Он слишком много значит для меня, чтобы позволить своему извращенному мозгу все испортить.
— Хорошо, я скажу маме и вернусь, — я чувствую, как нарастает паника. Что если он хочет сказать, что мы больше не можем быть друзьями?
Боже, пожалуйста, не дай ему сказать это.
Я захожу в дом и заворачиваю за угол в гостиную.
— Мам, я поеду с другом перекусить. Скоро вернусь.
Она поднимает свою руку и бормочет:
— Оки-доки, милая, — звучит, будто она сейчас счастливо пьяна. Думаю, это намного лучше, чем беспорядочно навиваться, ну и ладно.
Я беру свой телефон и сумку из своей комнаты и подхожу к его грузовику. Он снял пиджак и развязал галстук. Рукава рубашки расстегнуты и подвернуты к локтям. Первые две пуговицы на рубашке тоже расстегнуты, и он выглядит еще лучше, чем при полном параде пять минут назад. Уголки его губ приподняты в легкой улыбке. Это помогает мне дышать, так как показывает, что он больше не злится.
— Как тебе ДК? — спрашивает он, и я смеюсь.
— Что? «Дэйри Куин»[2] — обалденно. “Steak Finger Country Baskets”[3] – отстой, — говорит он, выезжая из моего двора.
— Ничего, просто ты должен быть на модном ужине c роскошной едой, а ты хочешь пойти в «Дэйри Куин». Это забавно, вот и все.
— Модно — не всегда означает хорошо, Джесс. — Его комментарий бессмыслен, но я ничего не говорю ему об этом.
Мы едем в тишине, пока он не вытягивает руку, чтобы включить стерео. Тишина заменяется на тексты песен «Стейнд»[4], а я смотрю в окно, задаваясь вопросом, как закончится вечер. Я сомневаюсь, что если буду с ним честной, все будет хорошо, но ложь тоже не решит эту проблему.
Мы добираемся до «Дэйри Куин», когда песня «Стейнд» переходит в одну из песен «Хайндер»[5]. Он подъезжает к автокафе и уменьшает громкость, прежде чем опускает окно.
Он смотрит на меня и спрашивает:
— Что будешь?
Небольшая улыбка растягивается на моем лице.
— Ну, я думаю, после того как ты назвал это дерьмом, я буду палочки стейка “Country Basket”. И ванильную колу, пожалуйста. — (Он ухмыляется и заказывает по одному для каждого из нас.) — Ох, и еще я хочу мороженое. Арахисовое слоеное мороженое без арахиса[6], пожалуйста.
Он поднимает бровь, смущенный моей странно просьбой.
— Ты хочешь арахисовое слоеное мороженое без арахиса? Джесс, какой смысл заказывать что-то с арахисом, если ты не хочешь его там? Это странно.
— Ну, это я. Странная, — говорю я спокойно.
Я не хочу вдаваться в мои странные проблемы с пищей, так что я больше не говорю об этом. Дело в том, что я не люблю то, что хрустит в моей еде. Мне нравится арахис, но не в мороженом. Так же, как я люблю соленые огурцы, но не ем их в бургерах. Кусать что-то и чувствовать хруст внутри этого — пугает меня.
У меня было несколько странностей, которые я скрывала от Джейса. Мне не нравится, когда моей еды касаются на моей тарелке, и я не буду использовать одну и ту же вилку дважды для двух разных блюд. Мне нужны две вилки. К счастью, чтобы есть стейк “Finger Basket”, вилки не нужны.
Я также полностью отвергаю грязную посуду. Когда мне нужно что-то загрузить в посудомоечную машину, меня неоднократно тошнит. Я совершенно не могу касаться старой, прилипшей еды. Знаю, я могу показаться каким-то странным гермофобом[7] с ОКР[8], но, на самом деле, мысль о бактериях или микробах не принимается в расчет. Меня беспокоит только эта высохшая, ужасная пища. Вот какая я.
Я считаю, когда наполняю ванну водой. Это еще одна странная вещь, которую я делаю. Не знаю, почему я делаю это, но делаю это с тех пор, как была ребенком. Когда вода достигает уровня, которого я хочу, я перестаю считать. Иногда я дохожу до тысячи, иногда до пятиста. Странно, знаю.
Он заказывает арахисовое слоеное мороженое без арахиса, и мы продвигаемся вперед, чтобы получить заказ. Я тянусь в свою сумочку, чтобы достать деньги, но он поднимает руку.
— Ни в коем случае, я уже оплатил, — он протягивает деньги кассиру и даже не оборачивается на меня, пока она дает ему сдачу.
— Джейс, я могу оплатить свою еду. Мы не на свидании или что-то вроде этого.
Я не знаю, почему меня так тянет к грубому обращению, но я просто должна была сказать это, с большим количеством сарказма в голосе. Он гримасничает, прежде чем отворачивается и забирает еду, затем кладет пакет на сиденье между нами и ставит напитки в держатели для стаканов. Последним кассир протягивает ему мороженое.
Он поворачивается и протягивает его мне.
— Вот, твое странное мороженое, — говорит он скучающим голосом.
Он снова зол. Я чувствую, что это полностью моя вина. Мы выезжаем на дорогу и направление, по которому мы едем, подсказывает, что мы едем к нему домой.
Почему мы едем к нему?
— Куда мы едем? — спрашиваю я, несмотря на то, что уже знаю ответ. Я надеюсь, он расскажет, почему.
— Ко мне домой. Моей мамы нет дома, и не будет допоздна, так что нам никто не помешает поговорить, потому что нам правда это нужно, — произносит он.
Боже, он все еще зол, и он все еще хочет поговорить. Это не закончится хорошо. Я чувствую это.

***

Мы сидим за причудливым уличным столом у его бассейна. Уличное освещение отражается от воды, сверкая, когда звук водопада наполняет воздух.
Это лучше, чем любой ресторан.
Он протягивает мне мою еду и начинает есть. Я съела все свое мороженое еще до того, как мы приехали сюда, но я все еще голодна.
— Я не могу поверить, что ты съела свое мороженое перед едой, — говорит он с палочкой стейка во рту.
— А я не могу поверить, что ты говоришь с едой во рту, — поддразниваю я.
Меня переполняет храбрость, и я просто хочу, чтобы это ужасное ожидание разговора закончилось.
— Джейс, о чем ты хочешь поговорить? — спрашиваю я, но не смотрю ему в глаза.
Трусиха.
— Нет. В первую очередь еда. Во вторую — разговор.
Я поднимаю на него взгляд, когда опускаю палочку стейка в соус.
— Ладно, — соглашаюсь я осторожно.
Мы заканчиваем есть, и он встает, чтобы все выбросить. Затем идет к гаражу и возвращается, держа что-то похожее на пустую пивную бутылку.
Какого черта?
— Эм, для чего это? — спрашиваю я, указывая на бутылку.
— Игра в бутылочку, — говорит он на полном серьезе.
Игра в чертову бутылочку? Правда? Он, должно быть, шутит.
Его выражение лица остается задумчивым, когда он падает обратно в кресло. Он кладет бутылку на середину стола, затем отклоняется, уставившись на меня. Я ничего не могу поделать и смеюсь. Это уже слишком.
— Это не то, о чем ты думаешь. Ты крутишь ее, если она указывает на другого человека, ты задаешь вопрос, любой вопрос, и другой человек должен честно ответить. Если она никуда не указывает, что вероятно, так как нас всего двое, ты должна сказать правду о себе, которую другой человек не знает, — он останавливается, прежде чем хватает бутылку.
Мне уже не нравится эта игра, а мы еще даже не начали. Я думаю, что обычно играть в бутылочку, как в средней школе, мне нравится больше.
— Вот, дамы вперед, — говорит он, давая мне бутылку. Я кручу бутылочку, и она указывает на пустое кресло рядом со мной.
— Правда, — напоминает он, когда сверлит дыру прямо сквозь меня своими синими глазами.
— Мне жаль, что я тебя сегодня разозлила, — говорю я ему, потому что это самая лучшая правда, которую я могу придумать, и я правда сожалею об этом.
Он ничего не отвечает и тянется, чтобы покрутить бутылку. Теперь она указывает на кресло рядом с ним. У него на лице серьезный, суровый взгляд, который заставляет меня чувствовать себя неуютно.
— Я рад, что ты сожалеешь, но я все еще чертовски зол, — говорит он, а мои губы немного выпячиваются. Моя очередь, так что я снова кручу. Его глаза пригвождают меня, когда я делаю это. Она указывает прямо на него.
— Почему ты все еще зол на меня? — спрашиваю я сразу по существу.
Он выпускает немного раздраженный выдох, наклоняется вперед и кладет локти на стол.
— Я просто не знаю, почему ты взбесилась. И все то дерьмо, которое ты вывалила, было для меня полной неожиданностью. В одну минуту было все в порядке, в следующую — ты в ярости и озлоблена. Ты уехала после комментария о сексе, и я стоял там, думая, что мать вашу только что произошло?
Он останавливается, открывает рот и снова его закрывает. Я вижу внутреннюю борьбу, которую он ведет, пытаясь сформировать мысли в слова.
— Я просто собираюсь спросить. Если я захожу слишком далеко, так и скажи, но я должен спросить. Ты хочешь больше, чем дружить со мной, Джесс?
Его вопрос оборачивается вокруг моей шеи и душит меня. Вот оно. Я на распутье. Я могу лгать или могу быть честной, но по какой-то причине оба пути, кажется, кончатся плохо.
Я роняю лицо на руки и борюсь со слезами. Я не хочу, чтобы он видел мою печаль и сломленную сторону меня. Он уже видел ее после того, как меня избили, и я не хочу, чтобы он снова ее видел. Но все, чего я хочу — плакать, потому что я чувствую, что все уже разваливается на части. Я облажалась, остро отреагировав, и вот как это всегда начинается для меня. Одна острая реакция ведет к другой и в конечном итоге все хорошее разваливается.
— Джесс, почему ты плачешь? Я клянусь, я не пытаюсь быть полной задницей. Я просто думаю, что мы должны понимать друг друга, что бы ни происходило. Пожалуйста, просто поговори со мной, черт побери. Ты никогда ничего не рассказываешь мне, я открыл тебе душу и рассказал тебе больше, чем я говорил кому-либо еще. Почему ты не можешь делать то же самое? Ты чертовски меня расстраиваешь.
Я поднимаю свое лицо, и слезы бегут, несмотря на отчаянное желание их сдержать. Когда я смотрю на него, я чувствую его расстройство, его злость, но больше всего я вижу, что он искренен в том, что хочет исправить все между нами.
— Пожалуйста, не плачь. Черт возьми, к черту все! Это очевидно, что тебе больно. Я могу видеть это в твоих глазах и не только потому, что ты плачешь. Там есть боль, которую я не могу достать, — он делает глубокий вдох и продолжает, теперь уже более мягко: — Ты должна сказать мне что не так или это будет съедать меня изнутри. Что не так, Джесс?
Я всегда чувствовала, будто он может читать меня лучше, чем кто-либо еще. Он прав насчет боли, только не об уровне боли. Проблема в том, что как я могу объяснить это кому-то еще, когда я едва могу объяснить это себе? Нет никакого способа сказать ему, что со мной не так, и не быть при этом неуравновешенной, нуждающейся девушкой, которой, я знаю, я являюсь.
Я должна сказать, что чувствую к нему, потому что если не сделаю, то это будет еще одним сожалением, с которым я буду жить. Не имеет значения, что случится между нами в будущем, мне нужно сказать ему, что он заставил меня почувствовать и насколько больше я хочу от него. Я тянусь глубоко внутрь себя, собирая каждую унцию мужества, которая у меня есть, и говорю то, что хотела сказать неделями.
— Джейс, я сожалею, что вела себя так. Я сожалею обо всем этом. Я просто ревновала — ревную — от мысли, что ты будешь с кем-то еще. Когда ты снова начнешь встречаться, я хочу, чтобы это было со мной. В следующий раз, когда я почувствую чьи-то губы на себе, я хочу чтобы они были твоими, — я делаю паузу, прежде чем продолжить изливать душу. — Ты дал мне больше за прошедшие два месяца, чем кто-либо за всю мою жизнь. Я доверяю тебе. Ты заставляешь меня чувствовать, что я имею значение для тебя. Ты забавный, милый, самоуверенный, сексуальный, восхитительный, и ты всегда знаешь, как заставить меня улыбаться. Есть вещи, которые ты обо мне не знаешь, которые я еще не совсем готова рассказать, но я собираюсь делать все, что в моих силах, чтобы перестать лгать и тебе и себе о своих чувствах.
Я останавливаюсь, чтобы восстановить дыхание и привести свои нервы в порядок, чтобы закончить то, что я хочу высказать.
— Я знаю, ты дал мне ясно понять, что не видишь меня в качестве своей девушки, я знаю, что ты не хочешь меня так, как я хочу тебя, так что я, правда, попытаюсь продолжить быть просто твоим другом, потому что иметь кого-то как ты лучше, чем вообще никого не иметь. Я просто не знаю, как контролировать свои чувства и действия, когда думаю о тебе с кем-то еще.
Я втягиваю воздух, пытаюсь восстановить дыхание после того, как выдала все это быстрее, чем он, вероятно, мог успеть понять. Я поднимаю глаза на него, чувствуя себя более незащищенной, чем когда-либо чувствовала себя в жизни. Он понятия не имеет, как тяжело мне было это сказать. Дать ему крошечный намек на степень моего отчаяния — невероятно трудно.
Он откидывается назад, скрещивает руки на груди и поднимает глаза. Одинокая слеза катится по моей щеке, но я не пытаюсь смахнуть ее, потому что эти слезы мне нужны. Я просто позволяю им падать, позволяю ему видеть меня. Я ничего не могу поделать, но мне интересно, всегда ли моя жизнь будет наполнена такими моментами: страхами, печалью и болью.
Смятение и беспокойство заволакивают его глаза. Я опускаю взгляд и смотрю себе на колени.
— Джесс, я знаю, что тебе было тяжело сказать это. По правде говоря, я уже понимал это до того, как ты призналась, но мне просто нужно было убедиться. Во-первых, я не говорю, что не хочу тебя, так что, пожалуйста, не думай, что я слепой, глухой придурок, который не видит прекрасную девушку напротив меня.
Он наклоняется ко мне и кладет локти на стол.
— У тебя нет причины чувствовать себя нежеланной, так что запомни: любой парень в здравом уме будет хотеть тебя, особенно если он узнает ту Джессику, которую знаю я. Кроме твоего тела, твоих невероятных глаз и этого облака блестящих черных волос, ты чертовски забавная, и мне с тобой ужасно весело. Ты понятия не имеешь, сколько раз я хотел схватить тебя в бассейне, закинуть себе на плечо и забрать тебя в свою комнату.
Он останавливается и опускает голову.
Оглянувшись на меня, он говорит:
— Но то, что меня останавливает — это неизбежность. Подумай об этом, Джесс. Как часто отношения из старшей школы превращаются во что-то длительное? Практически никогда. Как много людей, которые встречались в старшей школе, ссорятся из-за какой-то глупой школьной ерунды и потом никогда не видят друг друга снова? Ответ: почти всегда. Я не хочу так. Не хочу потерять то, что мы уже построили.
Его слова проникают в меня одно за другим, по крупицам укрепляя то, что я уже знала. Джейс отличается от остальных. Он хороший и верный. И очень приятный парень.
— Ты единственная, кому я рассказал про Женевьев, так что это заставляет меня дорожить нашей дружбой больше, чем моими буйными подростковыми гормонами. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни долгие годы, и единственный способ добиться этого — убрать физические романтические отношения из уравнения. Разве ты не видишь, что нам быть друзьями безопаснее, чем быть кем-то еще?
Я знаю, в этом есть смысл. Он такой заботливый, и то, что восемнадцатилетний парень может убрать свои гормоны на задний план для того, что он ценит — говорит о многом. Парни, как правило, ценят все, что основывается на сексуальных отношениях, так что я должна быть счастлива насчет этого, но нет. Я могу думать только о нем с кем-то другим, и не могу смириться с этим. Мысль о том, что он будет встречаться с другой девушкой, разрушает меня. Это пожирает меня, образовывая глубокую дыру в моей груди, угрожая всосать меня внутрь и никогда не отпускать.
Понятия не имею что сказать или сделать. Это не сработает. Может быть, если бы я была нормальной и умела контролировать свои эмоции, я бы могла согласиться с его словами, но то, что я знаю, что когда-нибудь он ляжет в постель с другой девушкой, омрачает нашу дружбу. И это будет продолжаться до тех пор, пока в один день это не сломается. Я могу уйти от него сейчас и никогда не оглянуться, или могу остаться с ним друзьями, и оставить все как было, прежде чем начался этот ужасный день. Умная девушка уйдет, но отчаянная девушка, которой я являюсь, останется.
— Ладно, Джейс. Я буду стараться сильнее. В любом случае, я не хочу все потерять. Ты важен для меня, так что я попытаюсь прекратить хотеть большего. Просто будь терпеливым со мной, ладно?
Он встает, обходит стол, прежде чем тянется и хватает меня за руки и тянет к себе. Он обнимает меня, и я роняю голову ему на грудь, обнимая его в ответ. Он крепко меня сжимает и целует в макушку. Это не поцелуй, который я хочу, но я принимаю его.
— Спасибо тебе. Я рад, что не потеряю своего лучшего друга. Плюс, кто будет держать меня в узде, если не ты? — говорит он со смехом в голосе. — Все будет хорошо. Мы с этим разберемся.
Он держит меня еще какое-то мгновение, а я сжимаю его в ответ и понимаю, что у меня не будет много таких объятий, прежде чем я снова все испорчу и потеряю его навсегда.

---

[1]Hollister- дочерняя компания, всеми известного американского бренда Abercrombie and Fitch.

[2]"Дэйри куин" (англ. Dairy Queen)- сеть закусочных быстрого питания, включающая более 5,7 тыс. заведений в США, Канаде и других странах, действующих по принципу франшизы. Специализируется как на продаже гамбургеров, так и десертах.

[3] “Steak Finger Country Baskets”- блюдо из меню закусочных «Дэйри Куин»

[4] «Стейнд» (англ. Staind)- американская рок-группа из города Спрингфилда, состоящая из певца/гитариста Аарона Льюиса, ведущего гитариста Майка Машока и басиста/вокалиста Джонни Эйприла.

[5]«Хайндер» (англ. Hinder)- американская рок-группа из Оклахомы, сформированная в 2001 году барабанщиком Коди Хэнсоном, гитаристом Джои Гэрвеем и солистом Остином Винклером.

[6]Арахисовое слоеное мороженое (англ. Peanut Buster parfait)

[7]гермофоб — человек, панически боящийся микробов

[8]ОКР Обсесси́вно-компульси́вное расстро́йство

Оглядываясь на шесть лет назад, когда я навсегда потеряла Джейса, я понимаю, у меня не было четкой картинки нашего совместного будущего, но я и представить не могла, во что это превратится, или насколько далеко я уйду от нормальности. Я даже представить не могла такое отчаяние и агонию и не думала, что в конечном итоге сделаю Джейсу так же больно, как и себе.
Через несколько недель настанет день, который я никогда не хочу встречать — день, когда наш ребенок должен был родиться. Каждый год наступает этот день, и это разрывает меня в клочья. Столько неправильных решений, столько необдуманных вариантов, и столько ложной любви и ненависти привели меня к тому переломному моменту несколько лет назад.
Когда я думаю о своей жизни в старшей школе, чувствую огромную тяжесть, невыносимую боль, которая калечит меня всеми возможными способами. Я ношу ее на своих плечах каждый божий день, она отражается в каждом моем решении, каждом поступке.
После того как мы согласились остаться друзьями, я изо всех сил старалась сдержать слово. Каждый день я подавляла свои желания. Пыталась спрятать собственнические чувства и ревность. Джейс был тактичен к чувствам, с которыми я боролась, он никогда не переходил на флирт, никогда не упоминал при мне других девушек.
Какое-то время я убеждала себя, что он будет одиноким. Мы все так же проводили много времени вместе, а когда начался плавательный сезон, мы были практически неразлучны. Мы наблюдали за заплывами друг друга и тренировались в его бассейне. Его мама более-менее терпела меня, но между нами всегда было напряжение. Джейс наконец познакомился с моими родителями, и все прошло не так ужасно, как я думала.
Все шло хорошо, несмотря на мое сдерживаемое к нему желание. Он все так же делал меня счастливой и заполнял пустоту внутри меня, и это было тем, в чем я действительно нуждалась.
Учебный год подходил к концу и все искали колледжи. Джейс безумно мечтал попасть в университет Бэйлора, и каждый раз, когда он говорил о нем, во мне будто умирала какая-то маленькая частичка. Все, о чем я могла думать, это то, что он оставит меня. Он несколько раз упоминал, что я тоже должна поступать туда, чтобы мы могли быть вместе, но он знал, как я чувствовала себя в таких местах как школа. Это места, где я больше никогда не хотела оказаться, где бы они не находились, здесь или там.
Он ездил в Вако несколько выходных подряд и даже привез мне футболку Бэйлора. Он осматривал территорию и изучал различные программы обучения, но не мог решить, чему отдать предпочтение, но все также был рад отъезду. Я не хотела портить его настрой, поэтому держала все в себе.
Следующие выходные после выпуска превратились для меня в ад. Я всегда ждала окончания школы, но то, что произошло в конце, было еще хуже, чем то, что происходило все эти годы. Джейс собирался уезжать в Бэйлор, и я хотела проводить с ним как можно больше времени. Я решила удивить его в пятницу вечером, так как знала, что его мама будет на работе, и мы сможем побыть наедине. В своих извращенных мозгах я считала, что это будет шанс превратить наши отношения во что-то большее, особенно теперь, когда школа окончена. Когда я приехала к нему, кошмар, который я раз за разом проигрывала в своем параноидальном мозгу, стал явью.
Даже сейчас воспоминания преследуют меня.
Я медленно обошла кирпичную стену двухэтажного дома, и увидела то, чего всегда боялась: Джейс и привлекательная брюнетка в бассейне. Он прижал ее к стенке бассейна и целовал. Его руки сжимали ее грудь, которую едва скрывал купальник, оба стонали, пока вода плескалась вокруг них.
Я застыла и стояла на месте.
Знаю, я должна была развернуться и убежать, но не могла. Я стояла там, наблюдала за каждым их движением. Джейс развязал веревочки ее лифчика, освобождая ее грудь, наклонился и начал ласкать ее ртом. Ее голова запрокинулась назад, и я слышала, как она что-то бормотала ему, пока пробегалась пальцами по его волосам.
— Боже, Джейс, это восхитительно. После сегодняшнего ты не сможешь добраться в Вако со мной достаточно быстро, малыш.
Сердце билось о грудную клетку, а глаза наполнились слезами. Она была из Вако. Он встретил ее там, но не сказал мне. И он позволил ей приехать сюда — в место, где мы были практически каждый день. Слезы хлынули из глаз, и всхлип вырвался наружу. Мой всхлип, наверное, был довольно громким, потому что Джейс застыл и повернулся. Он увидел меня через забор, и такое ощущение, что мы смотрели друг на друга целую вечность, пока он не начал двигаться.
Он протянул ей купальник и сказал прикрыться, затем в панике быстро вылез из бассейна, его очевидная эрекция была видна сквозь плавки. Он схватил полотенце, обернул вокруг себя и поспешил ко мне. Я даже не пыталась двигаться. Все было кончено, и я знала это.
— Джесс, что... — пробормотал он, пытаясь сформулировать предложение. — Что ты здесь делаешь? — снова попытался он. Я не смотрела на него. Я просто стояла перед ним, как беспомощная, бесполезная пустая оболочка. Он наклонился, пытаясь посмотреть мне в глаза.
— Мне жаль, что ты увидела это, — сказал он, касаясь моего лица влажными руками, руками, которые только что мяли сиськи другой девушки. Я оттолкнула его. Мой защитный механизм наконец сработал, и я побежала.
Как всегда.
Прежде чем добраться до машины, я развернулась и посмотрела на него, взглядом посылая в него миллионы кинжалов. Когда я достигала этого уровня боли, каждая эмоция была на полной мощности, и я не могла их остановить.
— Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, Джейс Коллинз! — закричала я злобно.
Его лицо передернулось от моих ядовитых слов. Он остановился как вкопанный, и я увидела, что его глаза увлажнились, что можно было ошибочно принять за воду из бассейна, если бы я не его знала. Он положил руки на бедра и опустил голову, глядя на землю. Я повернулась к своей машине и дернула дверь так сильно, как могла. Пристегнув ремень, я выплеснула на него еще одну полную ненависти тираду.
— Я бы хотела, чтобы ты никогда не помогал мне той ночью! Я бы хотела, чтобы Элизабет и Хейли забили меня до смерти! Я бы хотела, чтобы той ночью я умерла, это было бы лучше, чем то, что ты вошел в мою жизнь! — выкрикнула я, когда мой голос надорвался.
Я никогда не видела такого страдальческого выражения на лице Джейса, никогда. Это было ужасно, и я была причиной этого.
Дни сменялись днями.
Каждый день он отправлял мне сообщение за сообщением, умоляя поговорить с ним, но я не отвечала. В ночь перед его переездом в Вако он пришел ко мне домой пьяный. Я никогда не забуду, как открыла дверь и увидела его. После того как я не видела его столько дней, он выглядел даже красивее.
— Джейс? Что ты здесь делаешь, и почему от тебя воняет алкоголем?
Он лениво улыбнулся, когда ответил мне:
— Я завтра уезжаю, Джесс. Я просто хотел сказать «прощай» моей лучшей подруге.
Я посмотрела на его все еще заведенный пикап, и поняла, что он, пьяный в задницу, приехал ко мне домой на машине.
— Джейс, ты пьян! Ты не можешь водить в таком состоянии. Ты же убьешь кого-нибудь. Я отвезу тебя домой. А ты можешь попросить кого-то забрать твой пикап утром. Подожди здесь, я возьму свои ключи.
Я взяла ключи, схватила его за руку и повела к своей машине. Он положил голову мне на плечо и громко вздыхал, уткнувшись носом в мои волосы. Моя кожа покрылась мурашками, и желудок сделал сальто из-за его близости ко мне.
— Мне нравятся твои волосы, Джесс. Это самые красивые волосы, которые я когда-либо видел, и они так хорошо пахнут.
— Заткнись, Джейс. Ты пьян и не знаешь, что говоришь, — сказала я, хотя на самом деле я хотела услышать каждую пьяную вещь, которую он обо мне говорит.
Даже если я знала, что это не было правдой.
Я впихнула его на пассажирское сидение и закрыла дверь, и, качая головой, пошла к своей стороне. Я молча села, завела машину и выехала с подъездной дорожки.
— Я еще не готов ехать домой, Джесс. Давай просто поездим вокруг, — прошептал он, откинув голову на подголовник.
— Джейс, ты должен поехать домой и отоспаться. Завтра у тебя важный день, плюс я не хочу с тобой кататься. Я помогаю тебе только потому, что не могу позволить тебе убить себя, разъезжая в таком состоянии.
Он повернул голову в сторону, чтобы посмотреть на меня с грустью в его налитых кровью глазах.
— Джесс, не ненавидь меня больше.
Я едва сдерживала себя, чтобы не остановить машину на обочине, потянуться и обнять его. Я хотела сказать, как сожалею о том, что сказала, умолять его простить меня, но я не сделала этого, потому что яркое изображение его с той девушкой все еще было слишком болезненным. Прощения не даются мне легко. На самом деле, они обычно никогда не даются. После того, как я выбрасываю кого-то из своей жизни, они никогда не возвращаются.
— Мне жаль, что это не могла быть ты, Джесс, — сказал он и потянулся, чтобы заправить мои волосы за ухо. — Что это не ты была в бассейне со мной. Прости меня, не ненавидь меня больше.
Мое сердце заколотилось, а голова закружилась. Я понятия не имела, что сказать на это, потому что я тоже хотела бы, чтобы я была той девушкой в бассейне. Я сжала руль крепче. Он потянулся, схватил меня за руку, сжал ее и переплел мои пальцы со своими.
— Моя мама все еще в загородном клубе. Там проходит моя прощальная вечеринка, — сказал он, когда его большой палец потирал кожу на тыльной стороне моей ладони. — Она обычно остается до закрытия. Зайди ко мне. Я просто хочу провести время с тобой, прежде чем уеду, — его рука сжала мою, и он продолжил: — Я чувствую, что как только уеду, я никогда снова тебя не увижу.
Его слова, действия, даже само его присутствие — этого всего было слишком много. Его глаза захватили мои, и я почувствовала, как миллион бабочек запорхал у меня в животе. Я знала, что он был пьян, но при этом я знала, как сильно хотела побыть с ним, несмотря на мой гнев из-за того, что он ранил меня. Я знала, что он не сделал это умышленно, но это ничего не меняло, боль была все еще настоящей.
— Ладно, — прошептала я, поддаваясь своим желаниям.

***
Прежде я никогда не была в комнате Джейса. Я всегда думала, что он никогда не просил меня подняться наверх, потому что беспокоился о том, что я хотела от него большего, чем дружбу. Осмотревшись, я заметила, что, как и остальная часть дома, комната была огромной. Большой плазменный экран со всеми возможными игровыми системами висел на стене, напротив него была огромная двуспальная кровать. Спортивные плакаты заполняли всю стену, и повсюду была символика Бэйлорского университета. В углу валялись два огромных кресла-мешка, и стоял стеллаж, заполненный трофеями и медалями за всевозможные спортивные достижения.
Я испугалась, когда телевизор включился на канале музыки. Заиграла “We Belong Together” Гевина Дегро, и Джейс бросил пульт на кровать.
Я подняла взгляд и за синими сапфирами его глаз увидела желание. Моя голова закружилась от этого. Потребность друг в друге была повсюду — наконец-то она была неоспоримой. Он решительно направился ко мне, и когда я стояла там под его взглядом, казалось, что весь воздух в комнате исчез. Я едва могла дышать. Он остановился в дюйме от моего тела и наклонился так, что его губы были дразняще близко к моим, так близко, что я могла почувствовать его теплое дыхание на моем лице и запах мяты, смешанный с виски.
Это было опьяняюще.
— Ты знаешь, как много раз я хотел поцеловать эти губы? — он прошептал, сдерживая себя, делая акцент на каждом слоге. Это сводило меня с ума. Я ничего не могла поделать с образами, которые пронеслись в моей голове, о его губах на моих, на моем теле.
Его рот был мучительно близко к моему, но не касался. Я закрыла глаза и попыталась дышать. Я почувствовала головокружение, а мои ноги стали неустойчивыми. Он мучительно медленно протянул руку и потер подушечкой пальцев мою нижнюю губу. Его глаза потемнели и с жадностью переместились от моих глаз к моему рту.
— Сейчас я собираюсь поцеловать тебя, Джесс, — прошептал он так тихо, что я едва могла расслышать его. — Я собираюсь поцеловать тебя так, как никто не целовал тебя прежде.
Боже мой.
Он наклонился вперед и легко коснулся моих губ. Мягкий стон покинул мой рот, и мое дыхание смешалось с его. Но он остановился слишком рано и увлажнил свои губы языком.
— Джесс, после того как я поцелую тебя, а сделаю я это очень скоро, я положу тебя на кровать и буду заниматься с тобой любовью, как никто не делал это прежде.
Шквал безусловного удовольствия от его слов прошел через все мое тело и прямо к моему сердцу, которое говорило остановить его, потому что он был пьян, но эгоистичная часть меня безумно его хотела. Это была сторона Джейса, которую я так давно хотела увидеть. Я всегда любила доброго Джейса-друга, но раскованный, властный, невероятно сексуальный Джейс, который стоял передо мной, разжигал во мне огонь. Тяжело сглотнув, я посмотрела в его глаза и кивнула, закусив свою нижнюю губу и пытаясь удержать себя от того, чтобы сказать что-то, что разрушит этот момент. Он еще даже не целовал и не трогал меня, но мое тело уже реагировало на него в местах, которым обычно требовалось больше, чем просто контакт глазами.
Он скользнул рукой по задней части моей шеи, крепко схватил, и в этот момент я полностью подчинилась ему. Я хотела почувствовать его губы на своих больше, чем хотела дышать. Он страстно захватил мой рот. Его язык нежно прикоснулся к моим губам, и я открылась для него. Когда наши языки встретились, они переплелись в яростном танце, и сексуальная энергия между нами усиливалась с нашими ускоряющимися движениями, касаниями, похотью. Виски и мята дразнили меня, и я хотела большего, нуждалась в большем от Джейса, но не только физически, я также жаждала любви, которую он предлагал с каждой лаской. Мое сердцебиение ускорилось, кожа вспыхнула, и каждая клеточка моего тела была на краю. Этот поцелуй был самым захватывающим сексуальным опытом в моей жизни, но это было гораздо больше. Я была со многими парнями, но этот поцелуй заставил все предыдущие исчезнуть из памяти. Это был не просто поцелуй. Это было обещание, явная, грубая демонстрация ощутимой любви. Мое сердце это никогда не забудет, и оно уже никогда не будет прежним.
Я наклонилась, желая попробовать больше, но он отстранился, и у меня вырвалось хныканье.
— Джейс, я...
— Шшшш, Джессика, — сказал он тихим голосом. Когда он так произносил мое имя, мой желудок сжимался, а рот наполнялся слюной в ожидании его следующих действий.
— Ляг на кровать, Джесс, — приказал он.
Я замерла, как только почувствовала, что уперлась ногами в кровать. Он стоял передо мной с непоколебимой уверенностью, источая тонны мужества. Он нагнулся, запустил пальцы под край своей футболки и потянул ее через голову. Я опустила взгляд на его рельефный пресс, которым я всегда восхищалась. Он начал расстегивать свои темные джинсы, внутри которых мои глаза наткнулись на фразу «Ты счастливица!». Это было довольно правдиво. Он спустил штаны, позволил им упасть вокруг его щиколоток, и все, что на нем осталось — это боксеры «Найк». Ини идеально обтягивали его загорелые ноги, ну, и все остальное.
Я сглотнула, пытаясь избавиться от комка в горле, и его голос вырвал меня из моего похотливого разглядывания.
— Ложись, Джесс.
Я молча легла и отползла назад, ближе к спинке кровати. Он медленно подошел к кровати, и холодок распространился по всему моему телу, когда он лег рядом со мной. Он вытянул руку и одним пальцем провел по моей губе, к моему подбородку, к шее, вниз между моими грудями к краю футболки.
Он наклонился, едва касаясь губами моего уха, и прошептал:
— Я собираюсь снять твою футболку.
Его слова послали дрожь предвкушения по моему позвоночнику, я закрыла глаза, и кулаками зажала одеяло подо мной. Нервозность пронеслась в моей голове, и я поняла, что я до смерти боялась с кем-то спать. Но Джейс — не просто кто-то. Мой Джейс. Он был другим. Это было по-другому. Мы были другие. И я знала, что это не будет похоже на любой другой секс, который у меня был.
Он, должно быть, почувствовал мою неловкость, потому что наклонился и прижался губами к моей щеке.
— Все в порядке, Джесс. Просто позволь мне заставить тебя почувствовать себя хорошо, позволь мне любить тебя.
Я растаяла от его просьбы. Хотя это было больше, чем просьба, в его словах была невысказанная команда, обещание, что он будет любить меня, заботиться обо мне, заставлять меня и мое тело чувствовать так, как никто другой не заставлял. И тогда я была потеряна, полностью потеряна в Джейсе и его обещаниях. Он мог взять все, что хотел.
Он снимал мою одежду постепенно, с благоговением, которого я никогда не испытывала. Ткань была заменена его губами и кожей на мне — ощущения были везде. Он опустился ниже, чтобы снять мои шорты, прокладывая свой путь поцелуями по моему животу, и я замерла, потому что он мог увидеть мои шрамы. Я глубоко вздохнула и позволила всему идти своим чередом. Было слишком поздно беспокоиться о его реакции. Если шрамы оттолкнут его, тогда так тому и быть, но я не позволю этому остановить меня от наслаждения каждой секундой.
После того как он стянул мои шорты и трусики, я увидела удивление и беспокойство на его лице. Линия ниже моих трусиков выглядела, как зона военных действий, от многолетних порезов. Шрамы, оставленные на моей коже, показывали годы скрытой боли.
Он поднял голову, глядя на меня, когда провел пальцами по поврежденной коже, и я видела вопрос и беспокойство в его глазах. Он не сказал ни слова, но его молчание сказало мне о многом. Он вернул свой взгляд к шрамам, наклонился, касаясь их своими теплыми губами. Мои глаза наполнились слезами, но я подавила их. Он просто поцеловал место, которое всегда напоминало мне, какой разрушенной я была на самом деле. В любом случае, он все еще хотел меня, и за это я любила его еще больше.
Его голова опустилась ниже, и когда он творил свое волшебство, я откинула голову назад в удовольствии. Он делал то, что поднимало меня на уровень безумия, который я никогда прежде не знала. Каждое прикосновение было медленным и обдуманным. Когда он начал прокладывать поцелуи по моему телу, он расслабился на мне, его плоть соприкоснулась с моей. Он с жадностью посмотрел на меня, облизнув губы, и я покраснела, зная, что он попробовал.
— Хорошо, Джесс. Так хорошо.
Я ахнула, когда он опустил свои губы на мои, заявляя права на мои губы еще одним агрессивным поцелуем. Его руки опустились по моему телу, когда он приподнял бедра и снял свои боксеры. Когда его тело снова встретилось с моим, поток теплой энергии распространился между нами. Мое дыхание ускорилось, а моя грудь начала быстро подниматься и опускаться. Он углубил наш поцелуй и протолкнул колено между моих ног, раздвигая их шире. Он приподнялся на руках и смотрел на меня сверху вниз, прежде чем задал вопрос, изменивший нашу жизнь.
— Джесс, ты на таблетках?
Миллионы мыслей пронеслись в моей голове... Если я скажу ему правду, он может надеть презерватив, у нас будет секс, и я никогда не увижу его снова. Или у него не будут защиты, и он остановится.
Или я могу забеременеть, и он никогда меня не оставит.
Мой ответ может изменить наши жизни навсегда.

Джессика

Сидеть в комнате ожидания в психиатрической клинике с очень туго затянутыми ранами и быть в панике от того, что мне надо идти на терапию. Не так я хотела провести свое утро.
Но это был шаг, который я должна была сделать, у меня просто не было выбора.
Воспоминания о той ночи шесть лет назад, когда у нас с Джейсом был секс в первый и последний раз, проигрывались в моей голове снова и снова. Как только я оказалась в его комнате, он, казалось, мгновенно протрезвел, и взял контроль над моим телом, как будто оно ему принадлежало... Это по-прежнему была самая страстная ночь в моей жизни. Мое ужасное решение испортило ее, при этом превратив то, что могло быть прекрасным, во что-то очень уродливое.
Оглядываясь сейчас назад, я вспоминаю, как плакала всю дорогу до дома, после того как я покинула дом Джейса. Я плакала из-за него, из-за себя, из-за того, что солгала. Я хотела забрать свои слова назад, но было слишком поздно, и то, что сделано, то сделано. Джейс кончил в меня, а я не была на таблетках.
Я всегда надеялась на презервативы, потому что никогда не хотела объяснять маме, что мне нужны противозачаточные. Сомневаюсь, что она бы беспокоилась, но я все еще не хотела обсуждать с ней эту тему.
Джейс приехал утром, чтобы забрать свой пикап, и я ужасно нервничала, когда он пришел попрощаться, я не знала, чего ожидать от него после нашей совместной ночи, и была в ужасе, что увижу сожаление на его лице.
Я все помню, как будто это было только вчера.
Открыв дверь, я увидела его в выцветших джинсах, белых «Найках» и футболке с логотипом Бэйлора. Его руки были в карманах, и он смотрел на меня с флиртующей улыбкой на его восхитительном лице. Его «ох-какая-сексуальная» зубочистка была на своем месте, и он не был похож на парня, который о чем-либо сожалеет.
— Привет, — просто сказал он.
Момент был неловким, и факт, что мы спали вместе, повис в воздухе.
— И тебе привет,— ответила я.
— Не хочешь поехать со мной? У меня есть несколько часов, прежде чем я уеду в Вако,— спросил он и протянул мне руку.
Я осмотрела себя, потом взглянула на него, я все еще была в пижаме.
— Джесс, это просто поездка на машине. Кого заботит твоя уродливая пижама? — спросил он, смеясь и качая головой.
Я была в своих черно-оранжевых в клетку пижамных шортах и футболке, на которой была надпись «Уродство». Она была глупой, но мне нравилась одежда, говорящая странные и забавные вещи. Только, кажется, я носила их в не очень подходящее время.
Я рассмеялась, но согласилась.
— Конечно, просто дай мне предупредить маму, и я надену какую-нибудь обувь. У меня также есть прощальный подарок для тебя.
Я сказала маме, что вернусь позже, и скользнула в свои шлепки. Мои волосы были распущены и ниспадали вокруг моего лица. Мы забрались в грузовик, и когда выехали с подъездной дорожки, он протянул руку и схватил мою.
— Перебирайся сюда, ты слишком далеко, — сказал он, потянув меня за руку.
Я тут же оказалась рядом с ним и улыбнулась. Мне очень нравился его пикап, особенно в тот момент, поскольку мы могли быть ближе друг к другу. Он притянул мою руку к своим губам и оставил небольшой поцелуй. Он был милый, и в ту секунду я знала, что любила Джейса Коллинза. Я никогда не признавалась себе в этом, потому что не думала, что знала, что такое любовь, но это была настоящая любовь. Поцелуй на моей руке был любовью, и я знала это. Я чувствовала это всеми фибрами своей души.
Я узнала дорогу, когда мы завернули, я мгновенно повернула голову и посмотрела на него в замешательстве.
— Куда мы едем, Джейс? — спросила я, сжимая его руку.
— Не беспокойся. Сейчас раннее утро, так что там никого не будет, — заверил он меня.
Мы подъехали к водонапорной башне, и мое сердце забилось немного быстрее. Это место навевало неприятные воспоминания, и я ненавидела здесь находиться. Джейс также это знал и чувствовал мой дискомфорт.
— Джесс, здесь никого нет. Никто не обидит тебя. Только ты и я. Только Джейс и Джесс, ладно? — сказал он, обхватил обе мои щеки и заботливо улыбнулся.
Он наклонился, поцеловал кончик моего носа и прислонился своим лбом к моему, прежде чем сказал:
— Это место не должно содержать для тебя плохие воспоминания. Здесь мы в первый раз на самом деле увидели друг друга. Это место содержит воспоминания нашего второго шанса, — он огляделся, осматривая место, где он помогал мне в ту ужасную ночь.
— Может, у той ночи и не было счастливого конца, но из-за этого мы нашли друг друга. Их неправильные действия привели нас в правильное место, — он был прав. Боже, я любила этого парня. — Я знаю, что ты, вероятно, смущена насчет прошлой ночи, Джесс, но я не сожалею о ней, ни о чем. Я был идиотом, что не сделал этого раньше. Я уже давно должен был поддаться своим чувствам. Я позволил глупым страхам вмешаться, поэтому и отступил. Я сожалею об этом. Прошлая ночь была удивительной, восхитительной и невероятно будоражащей, Джесс. Я завожусь уже только от одной мысли о той ночи, — он остановился и посмотрел на мои губы.
— А эти... — он пробормотал, наклонился и целомудренно поцеловал меня в губы. — Это самые мягкие губы, которые я когда-либо целовал, и на вкус они как конфеты. Я могу целовать их весь день и совершенно не устать от этого, — он еще раз нежно поцеловал меня.
Я вытащила небольшой сверток из сумки и протянула ему.
— Вот. Я купила ее для тебя в торговом центре. Только не надевай ее перед своей мамой, — засмеялась я.
Он вытащил голубую футболку из пакета и поднял ее. «Музыка делает меня похотливым» было напечатано большими черными буквами.
— Ты сказал, что будешь носить такую, если она не будет розовой, так что вперед, — произнесла я.
— Мне нравится! — сказал он с огромной глупой улыбкой.
— Это голубой Джейса.
— Голубой Джейса?
— Да, это цвет твоих глаз.
Мы оба рассмеялись, и он приложил футболку к груди.
— Мама полюбит эту футболку. Я должен надеть ее, когда она приедет навестить меня, просто, чтобы взбесить ее, — засмеялся он.
Он наклонился и поцеловал меня в щеку, снова поблагодарив. Затем он притих. Нервно посмотрел на свои колени, а потом снова на меня. Он открыл свой рот, собираясь что-то сказать, но резко закрыл его, как будто это были еще не совсем правильные слова. Между его бровями залегла складка, и он нервно пробежал рукой по волосам.
— Эй, давай сядем на помост водонапорной башни. Там красиво.
Рука об руку мы пошли к башне. Мы забрались по лестнице, и я посмотрела на окружающие нас деревья. С его рукой, комфортно устроившейся вокруг меня, мы сидели, и он задавал сложные вопросы, на ответ которых мне требовались все мои силы.
— Джесс, что с тобой случилось? Почему у тебя все эти шрамы? — прошептал он, глядя на меня с озабоченностью и беспокойством.
Мое сердце ускорилось, и ладони начали потеть. Я знала, что когда-нибудь столкнусь с этим, но не хотела, чтобы это было сегодня. Я просто хотела попрощаться на хорошей ноте. По моему напряженному языку тела он увидел, что я была напугана его вопросами. Он вытянул руку и погладил мою щеку, уверяя, что я была в безопасности.
— Эй, все в порядке. Ты можешь рассказать мне. Кто сделал это с тобой? — спросил он. Боль в его голосе разбивала мне сердце. От мысли, что он даже не подумал, что я делала это сама, я стала еще больше бояться сказать ему правду.
Я покачала головой, когда мои глаза наполнились слезами. Он притянул меня в теплые объятия и крепко держал. Я плакала на его плече, пытаясь понять, как сказать ему правду. Я лгала ему о многих вещах. Мне нужно быть честной насчет этого, даже если он подумает, что я сумасшедшая.
Я отодвинулась и посмотрела на него. Он протянул руку и вытер мои слезы, нежно поцеловав меня в лоб.
— Все в порядке, что бы это ни было. Просто посвяти меня, Джесс. Позволь мне помочь тебе, — сказал он, когда искал мои глаза для ответов.
— Это сделала я, — сказала я стыдливым шепотом и опустила взгляд на свои беспокойные руки. Я не хотела видеть его лицо после моих слов.
Он взял обе мои руки в свои и поднял их к своему рту. Он нежно поцеловал каждую из них, прежде чем притянул меня к себе. Я зарылась лицом в изгиб его шеи, прячась от правды. Он, должно быть, подумал, что я грязная, испорченная, сумасшедшая или хуже — не так хороша для него. Он медленно гладил мои волосы, и мы оба затихли на мгновение, когда он обдумывал, что я сказала.
— Почему, Джесс? Почему ты сделала это со своей прекрасной кожей? Почему ты ранила себя? В этом нет никакого смысла. Я хочу понять, заставь меня понять, — умолял он.
Но я не могла заставить его понять. Я сама едва это понимала. Единственное, что я знала, это то, что я нуждалась в этом, хотела, и мне было необходимо то облегчение, которое оно приносило.
— Ты все еще делаешь это? — спросил он.
— Да, но не так много как раньше, — призналась я быстро, когда ногой ковыряла облупившуюся краску.
— Почему?
— Из-за тебя. С тех пор, как ты вошел в мою жизнь, мне это уже не так нужно. Эти девушки перестали мучить меня, и все стало намного лучше.
— Тогда зачем вообще делать это? Я просто не понимаю. Ты красивая, решительная, забавная, у тебя огромное сердце, и когда ты улыбаешься, твоя улыбка освещает всю комнату, — он вздохнул, и я знала, что ему трудно понять то, что я пыталась объяснить. — Почему ты чувствуешь, что таким способом ты помогаешь себе? Сейчас у тебя есть я, мы есть друг у друга. Ты не должна делать этого, Джесс.

***

Я так любила его, даже больше, чем в прошлую ночь. Невинная теплота, которая исходила от него, была ощутимой и обернула меня в теплое одеяло безопасности. Я пообещала ему, что перестану резать себя, а он пообещал, что не будет обсуждать это снова, пока я сама не захочу поговорить.
— Сегодня я должен уехать, но Вако — это всего четыре часа езды. Я не буду очень далеко. Обещаю, мы разберемся с этим. Если ты не хочешь поступать, может, ты сможешь найти работу и переехать ближе, — сказал он, когда поглаживал мою руку. — Я могу часто приезжать домой на выходные и все праздники, пока мы не решим, как это работает. Я хочу быть с тобой, Джесс. Я хочу, чтобы ты была моей девушкой. Я знаю, я всегда говорил обратное, но я был придурком, — сказал он. Затем он убрал несколько прядей с моего лица и посмотрел на меня выжидающе.
— Скажи что-нибудь, Джесс. Ты заставляешь меня нервничать, — он выдавил небольшой смешок и ждал.
Я посмотрела на него и серьезно сказала, что сделаю все возможное, чтобы мы были вместе. Тогда я еще не знала, что это было пустое обещание, но когда я это говорила, то я действительно имела это в виду.
— Я сделаю все, что ты захочешь. Я могу поискать работу, и мы сможем видеться на выходных, как ты и сказал, потому что я тоже хочу быть с тобой, Джейс. Так сильно, что это больно. Я очень хочу быть твоей девушкой, — сказала я, чувствуя надежду, но при этом невероятную уязвимость. Мы ключом нацарапали сердечко сбоку водонапорной башни и написали: «Дж+Дж навсегда вместе, несмотря на расстояние».


Так мило и так памятно.
Он протянул руку и приподнял мою голову вверх. Наши взгляды встретились, и я могла видеть себя в его глазах. Я видела место, которому могла принадлежать, место, которое я могла назвать домом. Джейс был домом для меня, моим безопасным местом.
Несмотря на то, насколько я все испортила, я навсегда сохраню то, что увидела в его глазах.
— Джесс, мы будем в порядке. Ты будешь моей девушкой, я буду твоим парнем, и мы будем одной из тех парочек из старшей школы, что после разрыва не возненавидят друг друга.
Я улыбнулась ему, а он улыбнулся мне, прежде чем мы поцеловались. Я так сильно хотела поверить каждому его слову.
Оглядываясь сейчас назад, это мучение, знать, насколько сильно он имел в виду то, что говорил. Искренность в его словах была безупречной, это было то, кем Джейс и являлся. Слезы угрожают политься каждый раз, когда воспоминания наводняют мою голову.

***
Мы уехали от водонапорной башни, и он остановился у моего дома.
— Иди внутрь и возьми свой купальник, — сказал он.
— Ээээ… хорошо, но зачем? — в замешательстве спросила я.
— Мы вернемся ко мне для еще одного заплыва. Я не могу уехать, зная, что не обыграл тебя, — он подмигнул с игривым выражением на лице. — Или, может, я просто снова хочу увидеть тебя в купальнике. В бассейне я все время должен был сдерживать себя, теперь мне это не нужно, — сказал он и поиграл своими бровями, заставляя мою кожу покрыться мурашками. Я не привыкла к тому, что Джейс флиртует со мной, и я поняла, как сильно наслаждаюсь этим.
После остановки у моего дома, чтобы я переоделась, мы отправились к нему для нашего решающего раунда.
— Почему ты до сих пор не в плавках? — спросила я его, когда мы подъехали к его дому, и затянула волосы в хвост.
— Я переоденусь. Просто хотел быть здесь и смотреть, как ты выходишь из раздевалки в этом купальнике, — сказал он с ухмылкой на лице.
Мы стояли на краю бассейна, и я подошла ближе, приподнимаясь на носочках, чтобы поцеловать его. Как только он закрыл глаза, я толкнула его в воду. Он упал воду, создал много брызг и мгновенье спустя вынырнул шокированным. Я прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать смех, но не получилось. Его выражение лица было бесценным.
— Черт, Джесс, за что это, блин, было? — спросил он, пытаясь звучать как можно устрашающе, но не получилось.
— Это за тот день, когда ты начал, а затем прервал поцелуй в этом бассейне. Теперь мы в расчете, — четко ответила я.
Он покачал головой, смахивая воду с волос, и затем пригладил их рукой, глядя на меня, как тигр на жертву.
Черт!
Ты знаешь, что на мне новые «Найки» и новая футболка Бэйлора, женщина? И что мне теперь носить в Вако? — спросил он очень холодным расчетливым голосом, пока выбирался из бассейна.
Он сделал несколько шлепающих шагов в моем направлении, а я отступила назад.
— Джейс, прости. Не делай то же самое, пожалуйста, — сказала я, оттопырила нижнюю губу и захлопала ресницами.
— Это не поможет, Джесс. Ты получишь сполна. Если бы ты не была так чертовски красива, я бы действительно заставил тебя заплатить за это, — он рассмеялся и стянул свои промокшие кроссовки, затем снял и мокрые носки. Он расстегнул джинсы, снял их и отбросил в кучу мокрых вещей, за ними последовала и футболка. Он стоял лишь в черных боксерах, руки на бедрах, смотрел на меня, будто вызывал на битву, в которой никогда не проиграет. Внезапно, он рванул ко мне, я взвизгнула и побежала от него.
— Нет, Джейс, нет! Я сдаюсь! Я подчинюсь! Клянусь! — кричала я, бегая вокруг бассейна и смеясь, сердце стучало в груди.
— Нет. Джессика Александр, ты искупаешься! — угрожал он, а дистанция между нами сокращалась. Он обернул свои руки вокруг моей талии и закинул меня себе на плечо.
— Ты уверена, маленькая легкая штучка? — он шлепнул меня по попе. — Хотя так будет еще проще бросить тебя в эту прекрасную прохладную утреннюю воду, — он бросил меня прямо в ледяную воду бассейна.
Я вскрикнула, когда вынырнула наружу, каждый дюйм моего тела покрылся гусиной кожей. Он нырнул сразу же после меня, и я поплыла на другую сторону бассейна. Развернувшись, я оглянулась и увидела, что он был у меня на хвосте. Почувствовав, как он схватил меня за ногу, я развернулась под водой, и мы оказались лицом к лицу. Он широко улыбнулся и притянул меня к себе, затем он выдохнул и поцеловал меня под водой. Это было игриво, мило, это был чистый Джейс.
Он уехал в Вако на следующий день. Это был последний раз, когда я видела его. Несмотря на то, что он хотел приезжать на выходные, он не смог из-за футбольных тренировок. Мы разговаривали каждый день и постоянно переписывались. Мы даже пытались заняться сексом по телефону, хотя это было больше похоже на час смеха, чем на что-то другое. Затем мы перешли на секэсэмэски, которые так же были комичны. Я помню тот день, когда пила воду из бутылки и увидела его сексэсэмэску, из-за чего вода буквально пошла носом.
Джейс: Когда я увижу тебя в следующий раз, я буду вылизывать твои сладкие горячие женские складочки.
Все о чем я могла думать, пока смеялась, что за «сладкие горячие женские складочки», и кто вообще так говорит? Я ответила ему в такой же манере.
Джесс: Ну, после того как ты вылижешь все мои горячие сексуальные складочки, я вылижу твой стальной стержень.
Телефон сразу же зазвенел, это был он. Как только я ответила, сразу же услышала его смех. «Стальной стержень» стал его любимым выражением, когда он говорил о своем члене.
Следующая неделя стала той, когда я потеряла Джейса навсегда. Я начала чувствовать тошноту, и меня выворачивало каждое утро. Одно утро было особенно ужасным, хуже, чем все остальные, и когда он позвонил, то понял, что что-то не так. Он хотел знать, не заболела ли я, я ответила, что это всего лишь желудочная инфекция. После нескольких секунд молчания, он задал вопрос, который таился в глубине моего сознания с тех пор, как мы были вместе.
— Джесс, когда ты мне сказала, что принимаешь таблетки, ты ведь не врала? Нет вероятности твоей беременности? Потому что сейчас утро, тебя тошнит, и это пугающая комбинация.
Мое молчание он принял как ответ.
— Джесс, ты принимаешь таблетки? Джесс? Пожалуйста, не говори, что ты солгала мне!
Я сразу же начала рыдать в трубку. Это подтвердило его подозрения, и он продолжил.
— Черт, Джесс! Как ты могла? Как ты могла врать мне о таком? Как ты могла принять решение за меня? — кричал он и продолжил сквозь мои истерические всхлипы. — Мне восемнадцать лет, я учусь в колледже и живу в общежитии. И как я могу стать отцом сейчас? Черт, у тебя тоже ничего нет. Ты до сих пор живешь с родителями. Я не могу поверить, что ты так поступила, — он замолчал, и я слышала его учащенное дыхание.
Он был в ярости, или ему было больно, или все вместе. Я не винила его. Мой поступок был более чем жалким и ненормальным.
— Ты знала, как сильно я хотел в Бэйлор, как упорно я трудился, чтобы получить стипендию. Теперь я должен все это потерять из-за твоей лжи! Боже, я даже не могу разговаривать с тобой. Я слишком зол, и могу сказать какое-нибудь дерьмо, которое не должен, — он замолчал, воцарилась полнейшая тишина, длившаяся будто вечность. Он вздохнул и продолжил. — Я не хочу быть сволочью. Я зол, и мне нужно остыть, чтобы дальше продолжать разговор. Тебе надо сделать тест на беременность. Затем перезвони мне и скажи результаты. Тогда будем думать. Пока, Джесс, я люблю тебя, — сказал он и повесил трубку.
В тот день я плакала, пока не осталось слез. Я хотела порезать себя, но я была слишком подавлена, чтобы делать даже это. Я сделала тест на беременность — он был положительным. Когда я перезвонила ему, я сделала свой выбор и снова солгала. Вторая ложь, которая изменила бы мою жизнь навсегда. Я сказала, что тест отрицательный и что у меня действительно кишечная инфекция. Он молчал несколько мгновений. Я больше не говорила, не могла. Затем он сказал, что ему нужно время подумать, и мы закончили разговор. Я сделала единственное, что могла. Я не могу испортить эту жизнь. Я не могла быть причиной его отказа от того, ради чего так упорно работал.
***
Всю дорогу к дому родителей Джейса я была на нервах. Руки так сильно тряслись, что я едва могла вести машину. Его мама никогда тепло не относилась ко мне. Черт, я даже не знала, сказал ли он ей, что мы были парой или нет. Я подошла к входной двери и нажала трясущейся рукой на дверной звонок. Миссис Коллинс открыла двери и недоброжелательно на меня посмотрела. Мой голос дрожал, когда я говорила.
— Я беременна, и отец — Джейс, — выпалила я. Ее глаза расширились, она отошла в сторону и пригласила войти. Она закрыла дверь и направилась в гостиную.
— Почему вы мне это говорите, мисс Александр? Очевидно, что Джейса здесь нет. Я уверена, вы знаете это. Так что же заставило вас прийти сюда и рассказать мне такую новость? — сказала она холодным тоном, какого я никогда от нее не слышала. Она смотрела на меня, будто я была куском дерьма, который надо было выбросить со вчерашним мусором. Она закинула ногу на ногу и расправила свою дорогую юбку, пока я собиралась с мыслями.
— Миссис Коллинс, знаю, я вам не нравлюсь, но я здесь и говорю это, потому что не хочу, чтобы это испортило жизнь Джейса. Срок всего лишь несколько недель, но у меня нет средств, чтобы разобраться с этим самой. Я прошу вашей помощи, — я глубоко выдохнула и молилась, чтобы она отговорила меня от этого, сказала, что все будет хорошо.
Я пыталась не рассыпаться прямо на этом месте, на глазах у этой ледяной женщины, которая никогда не проявляла ни грамма сострадания ни ко мне, ни к тому, о чем я просила. Она просто встала и пошла по непревзойденному паркету — стук ее каблуков разносился по комнате — и достала кошелек. Она вытащила чековую книжку и ручку и начала писать. Когда она закончила, то повернулась ко мне и протянула чек.
— Здесь достаточно денег, чтобы не дать тебе разрушить светлое будущее моего сына и даже больше. Я с радостью дам тебе эти деньги, если ты пообещаешь больше никогда не встречаться с моим сыном, — чек ощущался довольно тяжелым. Он приравнивался к вычеркиванию всего, что меня связывало с Джейсом. — Вы правы, мисс Александр, вы мне не нравитесь. Мой Джейс слишком хорош для кого-то вроде вас. Я никогда не понимала его увлечения вами, или почему вы проводили так много времени вместе. Поэтому берите эти деньги, и я больше не хочу видеть Вас в своем доме. Вы никому об том не расскажете, и Джейс ничего не будет об этом знать. Вы скажете все, чтобы убедить его, что Вы не хотите больше его видеть, — она направилась к двери. Молча, с чеком в руке я вышла из дома Джейса и его жизни.
На той же неделе я поехала в Даллас и прервала беременность. Я провела ночь в отеле и приехала на следующий день. Я солгала своим родителям и сказала, что поеду к Джейсу в колледж. Когда я вернулась, забралась в постель и проспала несколько часов, обнимая себя за живот, ощущая пустоту и боль от того, что сделала. В эту ночь Джейс позвонил мне после дня молчания. Я ответила, зная, что то, что я должна ему сказать, сломает последнюю кость в моем эмоциональном теле.
— Привет, — нерешительно сказал он.
— Привет, Джейс.
— Лучше себя чувствуешь? — спросил он.
— Я в порядке, — ответила я, еще раз соврав.
Я слышала, как он выдохнул и сказал:
— Джесс, я все еще расстроен из-за того, что ты сделала, и не знаю, смогу ли снова доверять тебе. Ты была не права, когда обманула меня. Я очень забочусь о тебе, и не могу представить свою жизнь без тебя, но черт, это очень большое дело. Я даже не знаю, что думать. Я не говорю, что не могу принять это, но мне нужно время. Я даже не могу сказать, как чувствую себя. Мне нужно больше времени, чтобы решить, чего я хочу. Я не хочу потерять тебя, но мне нужно доверять тебе.
— Джейс, — начала я, но мой язык и слезы работали против меня. Я должна держать себя в руках, если собиралась пройти через это и заставить его поверить мне. Я сделала глубокий вдох, заставила себя открыть рот и застыла в агонии от потери Джейса, которая грозилась поглотить меня. — Тебе не нужно время, чтобы подумать. Я больше не могу тебя видеть. Мы не можем быть вместе. Я не для тебя, и мой поступок непростителен, — я сильно прикусила губу, чтобы он не услышал рыдания в трубке.
В ответ была тишина, и я продолжила, говоря то, что я всегда хотела сказать:
— Я люблю тебя, Джейс Коллинс. Всегда буду любить, — затем я сбросила вызов, пока он ничего не успел ответить.
В этот день я пыталась покончить с собой. Я четко помню детали.
Я заперла дверь спальни и достала коробку из прикроватной тумбочки. Я думала оставить записку, но передумала. Всем наплевать. На самом деле, некоторые будут даже рады услышать, что я сделала это. Я достала лезвие из коробки, твердо настроенная, хотя в моих мыслях никогда не был такого конца. Миллион эмоций проходил сквозь меня, и я просто хотела, чтобы они ушли. Потеря Джейса, потеря нерожденного ребенка, которого я носила, и невыносимое чувство одиночества прожигали мои мысли. Мне нужно было это прекратить. Все это. Я хотела уйти. Я села на край кровати и сделала глубокий вдох. Слезы катились по моему лицу, и я прикоснулась лезвием к запястью. Только я хотела нажать, как кто-то постучал в мое окно, напугав меня до чертиков. Сердце чуть не выскочило из груди. Я бросила лезвие на пол и подошла к окну. Я выглянула и увидела маленькую соседскую девочку. Я не видела ее с того дня, как она дала мне снежинку. Она подергала большим пальцем вверх, показывая, чтобы я открыла окно. Я отперла замок и открыла его.
— Что ты здесь делаешь, Виви? Все в порядке?
— Почему ты плачешь, Джессика? — спросила она.
Я быстро вытерла слезы и покачала головой.
— Просто так. Просто у меня сейчас не самое лучшее время для разговоров, Виви.
— Почему ты собиралась порезать себя?
Я уставилась на нее, понимая, что она наблюдала за мной через окно.
— Виви, милая. Я не собиралась. Все хорошо. Я в порядке.
— У тебя есть снежинка? — спросила она.
— Эм, да, где-то здесь. Ты хочешь ее забрать?
— Нет, но думаю, сейчас она тебе очень нужна. Ты снова грустная. Очень грустная. Почему ты снова грустишь? — ее большие глаза, полные беспокойства, смотрели на меня.
— Виви, я не могу сейчас об этом говорить. Спасибо что зашла, но я просто не могу говорить. Хорошо?
— Хорошо, — она разочаровано опустила голову. Я чувствовала себя ужасно.
— Прости, Виви, — сказала я ей.
— Все хорошо. Может, поговорим завтра?
В любой другой день я бы с легкостью ответила на ее вопрос. Но в этот день я планировала, что не будет никакого завтра. Но она так искренне смотрела на меня, что я не могла сказать нет.
— Конечно, — ответила я. Широкая улыбка появилась на ее маленьком личике, и у меня появилось странное чувство, что я должна сдержать свое слово. На следующий день мы сидели на качелях, и она рассказывала мне истории о своей домашней свинке, школе и о любимых песнях. Она приходила каждый день, даже просто сказать привет. Иногда, когда вспоминаю прошлое, я думаю, что маленькая Виви спасла мне жизнь в тот роковой день.
Несколько дней Джейс звонил и писал мне, но я не отвечала. Спустя несколько недель он стал звонить лишь раз в неделю. Затем, спустя месяц, он полностью перестал звонить. Мысли о самоубийстве приходи ко мне в голову, но никогда я не пускала их настолько далеко, чтобы решиться на это снова.
Я нашла работу официантки в Далласе и там же сняла крошечную квартиру-студию. Хоть я и не хотела уезжать, не попрощавшись с Виви, но когда я пришла, у нее дома никого не было. Я оставила для нее записку. Надеюсь, она получила ее. Я часто о ней думаю и все еще храню ее снежинку. Я заблокировала свой старый номер телефона и приобрела новый, чтобы быть уверенной, что Джейс больше никогда меня не найдет. Я провела несколько месяцев в уединении. Я резала себя каждый день и начала пить. Когда заканчивала с работой, я садилась на свое любимое место в баре, и бармен наливал мне пару шотов. Затем подвыпившей я ехала домой. С помощью алкоголя я стала более общительной и вернулась к старому. Клиенты моего и других баров, которые постоянно попадали на меня, пытались меня подцепить, и я частенько принимала их предложения. Меня несколько раз увольняли с разных мест работы.
Бессмысленный секс возвращал меня к жизни. Однажды, когда я возвращалась от какого-то парня, я снова вела машину пьяной. Я свернула с дороги и врезалась в дорожное ограждение, сильно ударившись головой и грудью. Я потеряла сознание, и кто-то вызвал скорую. Меня привезли в больницу, обследовали, и врачи заметили следы моих порезов. В конце концов мне выдвинули обвинение в езде в нетрезвом виде, и приговорили к принудительному лечению, вместо заключения в тюрьму. Мне пришлось заплатить огромный штраф, и у меня отобрали водительские права. Я никогда так низко не падала. Я стала не тем человеком, которым хотела стать. Я не звонила родителям. Как ни странно, я позвонила своему брату Джеффу. Он работал адвокатом в небольшой фирме в Далласе, и он защищал меня в суде. Мы никогда не были близки, но он сделал все возможное, чтобы помочь мне.
— Джесс, судья не будет благосклонен, если ты не будешь выполнять все предписанные тебе назначения. Пожалуйста, запомни это, — сказал мне Джефф, давая понять, что это не шутки.
— Я буду, обещаю. Спасибо еще раз за помощь. Я очень благодарна, — сказала я, и он ушел.
***
Сидя здесь, в этой клинике, я знала, что во время беседы с врачом, я должна вывалить все свое дерьмо, рассказать самые потаенные, самые глубокие страхи какому-то незнакомцу, который сидит с кучей бумаг и говорит, что понимает мои чувства. Я не верю, что кто-то может понять, как я себя чувствую, я даже не надеюсь, что терапия поможет решить мои проблемы. Я надеюсь получить некоторое успокоение, шаг за шагом. Не думаю, что это может быть хуже, чем я представляю. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Джессика
Я практически готова удрать из этого места, если в ближайшее время не назовут мое имя. Я грызу ногти и бездумно листаю идиотские журналы со сплетнями, пока меня это не начинает бесить.
Мы что, не можем это сделать побыстрее, а то я просто сойду с ума.
И только я начинаю закипать от разочарования, как слышу свое имя.
— Мисс Джессика Александр. — говорит полная женщина с папкой в руках, стоящая в дверях кабинета, возможно, ведущих в какое-то подземелье для психов.
— Здравствуйте, я Вероника — ассистент доктора Уорд. Вам нужно заполнить несколько документов. Затем доктор Уорд примет вас, — говорит она и протягивает мне папку с формулярами.
Пока я заполняю страницу за страницей моей личной информации, медицинских показателей, и других очень личных вопросов, например, сколько у меня было половых партнеров, то понимаю, что с меня более чем хватит этих проклятых документов. Честно говоря, я понятия не имею, сколько за всю жизнь у меня было половых партнеров. Знаю лишь, что много. Я ставлю приблизительную цифру и оставляю так. Следующий вопрос: была ли я когда-нибудь беременна. И варианты ответов: заполнить дату родов или выбор аборт и выкидыш. Заполнение этого причиняет мне настоящую боль. Я перелистываю следующую страницу, где вопросы с несколькими вариантами ответов от «полностью согласен» до «категорически нет» и разные вариации между ними. Я бегло ее просматриваю и затем читаю каждый вопрос внимательнее. Вопросы странно схожи с моими проблемами. Будто это специальный тест для Джессики.
Как странно.
Я еще раз читаю вопросы и утверждения, прежде чем начинаю на них отвечать. Я отмечаю на все «полностью согласна», кроме номера семь, потому что я не вижу никаких карьерных целей, с которых можно начать. За последний год я работала официанткой в огромном количестве мест, но меня либо увольняли, либо я увольнялась сама из-за конфликтов с начальством или коллегами. Без разницы, для чего этот тест, но очевидно, он сделан специально для меня. На самом деле этот вопросник заставил меня почувствовать, что я не одна с такими проблемами. Надеюсь, этому есть объяснение или, еще лучше, решение.
— Мисс Александр, Доктор Уорд готова вас принять. Пожалуйста, отдайте ей ваши бумаги, когда войдете. Следуйте за мной, — говорит Вероника, прежде чем выходит из кабинета.
— Конечно. Спасибо, — отвечаю я.
Я следую за ней и, завернув за угол, попадаю в большой кабинет. Я ожидала увидеть кушетку, но ее здесь нет. Здесь только два серо-зеленых кресла с высокой спинкой, стоящих друг напротив друга за столом из темного дерева. В углу комнаты находится столик, на котором стоят бутылки воды и кофемашина. Стены выкрашены в нейтральный цвет и украшены абстрактными разноцветными картинами. Комната располагает к расслаблению, что, думаю, хорошо. Также здесь стоит огромный письменный стол из красного дерева, на котором рядом с компьютером располагаются все типичные для психотерапевта аксессуары. Позади стола во всю стену стоит шкаф, заполненный различными книгами, расставленными в идеальном порядке, и чем-то похожим на награды и сертификаты. Я сажусь в одно из кресел и нервно щелкаю своей ручкой, снова и снова. Я слышу, как открывается дверь и входит женщина с темными волосами. Она не выглядит сильно старше меня и обладает какой-то классической красотой. Сизо-серое платье, доходящее до колен, обнажает ее длинные загорелые ноги и идеально на ней сидит. На ней высоченные черные шпильки, ее волосы, убранные в низкий хвост, доходят до середины плеча. У нее темно-карие глаза и темная кожа. Ее макияж идеален, и ни один волосок не выбивается из прически.
— Здравствуйте, мисс Александр. Я доктор Уорд, — говорит она и протягивает мне руку.
Мы быстро пожимаем друг другу руки, и я передаю ей бумаги. Она присаживается за свой стол и перелистывает мои ответы, быстро просматривая каждую страницу. Она откладывает бумаги и достает из своего стола какое-то записывающее устройство.
— Мисс Александр, я предпочитаю записывать свои сеансы, а не делать пометки в блокноте, потому что мне нравится смотреть на своих пациентов во время беседы. Если вам так комфортно, я начну запись сейчас. Вас это устраивает? Вам будет присвоен номер пациента при записи, чтобы сохранить вашу анонимность.
Думаю, в этом нет ничего страшного. Если я должна сидеть здесь и говорить обо всем моем дерьме, я хотела бы видеть человека, с которым разговариваю. В противном случае, будет казаться, что меня не слушают.
— Думаю, да, пусть будет так, — бормочу я.

***

Думаю, мой первый визит был не таким уж плохим. Могло быть и хуже, поэтому я не хочу останавливаться. Доктор Уорд была достаточно милой и, кажется, знала свое дело. Меня поразило, что она так быстро поставила мне диагноз лишь после прочтения моих ответов и нашего разговора.
— После прочтения вашей анкеты я почти уверена, что вы страдаете от пограничного расстройства личности или ПРЛ. Это очень распространенное расстройство, им страдает около миллиона взрослых американцев. ПРЛ даже более распространено, чем биполярное расстройство и шизофрения. Люди с пограничным расстройством личности видят окружающих либо абсолютно хорошими, либо абсолютно плохими, и настроение меняется в мгновение ока. Их страх перед отказом дополняется чувством пустоты и отвращения к себе, что заставляет окружающих постоянно ходить на цыпочках перед ними. Люди, живущие с ПРЛ, страдают и заставляют страдать окружающих.
Каждое гребаное слово описывало меня, каждое. Как я могла прожить двадцать четыре года, большую часть в аду, и даже не знать этого? Я никогда не слышала об этом ПРЛ. Биполярное расстройство? Конечно. Депрессия? Да. Но пограничное расстройство личности? Нет, ни разу не слышала об этом. Почему? Что это вызывает? И как так получилось, что я вляпалась в это убогое дерьмо?
Узнав еще больше, я поняла, хоть и есть несколько препаратов, которые могут устранить некоторые симптомы, такие как депрессия и тревога, ПРЛ невозможно вылечить таблетками. Наиболее эффективное лечение — бихевиоральная терапия. Она включает в себя: раз в неделю сеанс индивидуальной терапии с психиатром-бихевиористом, два с половиной часа в неделю занятий групповой терапии и огромное домашнее задание. Лечение довольно обширное и требует полной отдачи и решительности от пациента, как будто я хотела снова вернуться во время, когда надо делать домашние задания.
Теперь я должна пройти через долбаный процесс лечения, который будет длиться вечно. Почему нет исцеляющих таблеток, как для других расстройств? Это паршиво. Думаю, это место станет моим вторым домом после всей групповой, индивидуальной терапии и этого бихевиорестического дерьма. В этом случае я могу попасть в психиатрическую лечебницу.
— Джессика, вы можете это сделать. Многие люди, страдающие от ПРЛ, после успешного окончания курса терапии ведут очень здоровую и продуктивную жизнь. Вы молоды, у вас вся жизнь впереди. Вы годы жили в темноте, это ваш шанс выбраться из нее. Вы можете претендовать на нормальную жизнь, можете сделать ее своей и взять все в свои руки. Решение за вами. Вы можете постоянно жить с чувством, будто ничего не можете контролировать, но я вас уверяю, прямо сейчас именно вы все контролируете. Но вы должны захотеть. Я могу вас отвести к терапевту по бихевиоральной терапии. Но как я и сказала, выбор за вами. Наша группа поддержки собирается завтра. Я настоятельно рекомендую вам ее посетить.
Это все ужасно давит и приводит в замешательство. Я даже не думала, что все будет так, когда шла сюда. Я представляла, как буду лежать на кушетке, рассказывать все свое дерьмо какому-нибудь пафосному психоаналитику, получу рецепт на «таблетки счастья» и пойду домой. Но все это слишком глубоко и тяжело. Прежде чем я покинула ее кабинет, она дала мне пищу для размышлений.
— Джессика, пожалуйста, подумайте об этом. Дайте себе шанс на исцеление. Вы можете получить все, что угодно в этом мире, если захотите. Я предлагаю вам средства достижения, все, что вам надо, — просто использовать их.
Я размышляю над ее словами снова, когда опускаю голову на руки, и годы боли и неуверенности, годы вопросов и обвинений накрывают меня. Лицо Джейса мелькает передо мной, и его слова раздаются эхом, как барабаны надежды, отдаваясь вибрацией в каждом моем нерве.
«Я вижу тебя. Ты тоже должна себя увидеть. Если посмотришь глубже, то увидишь прекрасную, сильную девушку, которая держит весь мир на ладони».
Я четко помню его слова.

***

Я лежу на своей кровати, потягивая стакан «151» [1], и чувствую дикое желание порезать себя, но знаю, что должна сопротивляться. У меня наконец-то есть ответы, кусочки пазла все-таки собрались воедино, и теперь появилось решение, несмотря на усилия, которые мне надо приложить. Есть что-то, что действительно может мне помочь. И все, что мне надо сделать, — взять и хорошенько поработать. Мысли о Джейсе наполняют мою голову. Боль от его потери никогда не уменьшится, она такая же острая, как и в тот день, когда я попрощалась с ним навсегда. Если это лечение поможет наконец-то забыть его, забыть прошлое и то, что я сделала с нашим ребенком, тогда, может, стоит рискнуть. Мне надо узнать, как его отпустить. Мне надо узнать, как простить себя. Прошло шесть лет, и уже пора перестать тосковать по нему, хотеть его, думать, где он и счастлив ли он. Тем не менее я все еще надеюсь, что однажды мы встретимся. Эта надежда пуста, знаю, но она есть.
Я скольжу рукой вниз к животу и думаю, возможно ли, что шрамы снаружи могут быть хуже, чем внутренние. Я достаю свой дневник и решаю сделать запись. Я сопротивляюсь другому способу освобождения, но знаю, что и до него дойдет, несмотря на выявленный диагноз. Я касаюсь ручкой бумаги и пишу, думая о Джейсе.

Я бросаю дневник на прикроватную тумбочку и наливаю еще один стакан бакарди 151, прекрасно осознавая, что после аварии я больше никогда не должна пить. Но этот день был по-настоящему тяжелый для меня. Мне надо расслабиться и успокоиться.
Я думаю позвонить Донни из бара, с которым встречалась пару раз, но он начал привязываться, а я этого не хотела. Он отлично подходил для хорошего времяпрепровождения, но по какой-то странной причине он никогда не цеплял меня, как остальные парни. Последние годы многим парням я говорила, что любила их, но знала, что это не так, но я просто хотела чувствовать любовь и слышать эти слова. Конечно, этот парень никогда не влиял на меня как Джейс.
Без подростковых издевательств я стала более решительной, общительной, и менее стеснительной. Я встретила много замечательных парней, но обычно каким-то образом их пугала. Один парень увидел мои шрамы и испугался. Больше я его не видела. Странно то, что большинство их вообще не замечали и не спрашивали о них, что только подтверждало, что они здесь лишь для секса. Райан был единственным, кто дарил нежную теплоту, но я и эти отношения испортила. Он сказал, что я слишком часто ему звонила, и что я двигалась слишком быстро. У него был небольшой бизнес и голова на плечах. Я смеюсь, когда думаю о том, как далеко я зашла с ним и с другими. Хорошо, что меня не видела Элизабет Брант. Я взрослая женщина, а не та испуганная девчонка, которой я привыкла быть. Конечно, у меня есть дерьмовые проблемы, и я все еще чувствую глубоко внутри, что сильно налажала, но столько лет возведения стен сделало меня сильнее — не говоря уже о жидком мужестве, которое часто наполняет мой рот.
Я слышу, как звенит дверной звонок, и плетусь по холодному полу к двери, размышляя о том, кто же это может быть.
Донни знает, что ко мне без звонка лучше не приходить, и никто сюда никогда не приходит. Мой брат был здесь один раз, а родители никогда меня не навещают. Немного покачиваясь и не обращая внимания на то, что на мне лишь белые мужские шорты и топ без бретелек и лифчика под ним, я открываю дверь и думаю, что кто бы там ни был, он увидит то еще зрелище.
Я выдыхаю и роняю стакан на пол, осколки разлетаются повсюду. Должно быть мои глаза издеваются надо мной. Алкоголь наконец-то изменил мое чувство реальности. Должно быть это так. Это не может быть реальностью. После шести лет я стою лицом к лицу с Джейсом Коллинзом.
Мое горло начинает сжиматься. Будто весь кислород в комнате высосали через открытую дверь. Мои глаза широко распахнуты, с шоком и трепетом я смотрю на него снизу вверх. Он все еще прекрасен, но сейчас он гораздо крупнее. Джейс теперь мужчина. Прежде чем начать дышать или говорить, или как-нибудь его поприветствовать, или собрать осколки стакана, я просто стою в абсолютном изумлении.
— Привет Джесс, — говорит он. Его голос грубее, чем я помню. Обволакивающий, сексуальный с хрипотцой. Самый низкий мужской голос, который я когда-либо слышала.
Мои губы начинают двигаться, но не получается сформировать ни слова. Сердце бьется о грудную клетку, а ноги превратились в желе.
— Ты выглядишь так, будто увидела привидение. Ты не хочешь пригласить старого друга в квартиру? — слово «друг» срывается с его языка с некоторой злостью.
Каждый гребаный слог, как пощечина. Но что-то неправильно, очень неправильно. В его прекрасных голубых глазах темнота и жесткость. Его лицо суровое, и, кажется, он напряжен.
Я киваю, все еще находясь в шоке, прежде чем ко мне возвращается голос.
— Эм.... Джейс, что ты... то есть, как ты? Почему ты... здесь? — удается мне пробормотать, запинаясь, мой голос хрипит, когда я подбираю слова.
Я смотрю на часы — одиннадцатый час. В моей голове так много вопросов, целый рой.
Почему он здесь? И как он нашел меня?
Эти два я хочу задать первыми.
Он указывает на осколки на полу и говорит:
— Ты собираешь это убрать? Они могут быть опасны, — его голос решителен. Я знаю, что это плохо закончится, но спустя шесть лет, думаю, он уже обо всем забыл.
— Эм, да... Входи. Я возьму совок и кухонное полотенце, — говорю я, нервно отводя взгляд от его проницательных глаз.
Он переступает через осколки и входит в мою квартиру.
Джейс в моей квартире.
Я хочу ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не алкогольный бред. У него невероятно опьяняющий одеколон, который преследует меня, пока я в оцепенении иду на кухню. Я тайком делаю вдох и мельком смотрю на него, пока он осматривается. На нем плотно сидящие джинсы и черная, не заправленная в джинсы рубашка, рукава которой, как и в школе, закатаны до локтей. Я хочу дотянуться и коснуться его, чтобы убедиться, что он настоящий.
У него в руках папка, его хватка на ней настолько сильная, что даже костяшки побелели. Я смотрю то на него, то на беспорядок, который убираю. Трясущимися руками я быстро заканчиваю и возвращаюсь на кухню, чтобы выбросить мусор. Он наблюдает за каждым моим движением. Я снова чувствую себя той стеснительной, забитой девочкой, но затем я возвращаюсь в реальность и понимаю, что на самом деле я больше не та пугливая девчонка. Да, мой разум все еще измучен, но я больше не слабая.
— Что ты здесь делаешь, Джейс? Сейчас десять вечера и мы не виделись... — он не дает закончить предложение.
— Шесть лет. Да, Джессика, я прекрасно знаю, сколько прошло времени с тех пор, как ты бросила меня и даже не позвонила или написала, — на его челюсти заиграли желваки, так сильно он ее сжал, и я на сто процентов уверена, что он не забыл то, что между нами произошло. — Я отчетливо помню, как приехал к тебе и стучал в дверь, и узнал лишь то, что ты уехала и запретила родителям давать твой адрес, — он подходит ближе ко мне, и я замираю. — Я так же выяснил, что ты выключила телефон и удалила аккаунт на фейсбуке и везде, где я бы мог найти тебя. Поэтому мне точно не нужно напоминать, сколько времени прошло, — с каждым словом он подходит все ближе и ближе, пока не оказывается со мной нос к носу. Я поднимаю глаза и смотрю в его ярко-голубые глаза, которые я столько раз видела в своих снах, и хотя это все тот же Джейс, для меня он другой. Мои глаза опускаются на его губы, губы, которые я много раз представляла на своем теле. Сейчас эти картинки возникают в моем воображении снова и накладываются на реального мужчину, стоящего передо мной. Его темно-золотистые волосы выглядят так, будто он весь день приглаживал их рукой. Они короче, чем я помню.
Я делаю шаг назад, увеличивая дистанцию между нами, потому что начинаю осознавать, что он не рад видеть меня. Это причиняет боль, но также и выводит меня из себя. В ловушке эмоций, мы стоим в неловкой тишине. Он намного выше меня, и мне приходиться поднимать голову, чтобы на него взглянуть.
— Думаю, ты должна объясниться, Джесс. Почему ты сделала это? Почему ты все закончила, когда это едва началось?
Я начинаю обходить его, потому что из-за его жесткого тона, мне неловко. Он опирается рукой о подлокотник моего дивана, преграждая мне путь.
— В этот раз ты не убежишь. Я заслужил до хрена больше, чем это от тебя. Ну, расскажи мне, — понижая свой голос до угрожающего шепота, он говорит: — Скажи мне, Джесс. Скажи мне, почему ты убежала.
Я вздрагиваю, и озноб распространяется по моему телу, реагируя на его дыхание возле моего уха. Слезы наполняют мои глаза, и я моргаю, отчаянно пытаясь их сдержать. Он бросает на кофейный столик папку, и из нее вылетают листы.
— Знаешь что, забей. Я просто хотел, чтобы ты сказала это, но, очевидно, ты собираешься и дальше врать и скрывать секреты. Некоторые привычки не искоренить, — говорит он с усмешкой.
Я никогда не видела отвращение на лице Джейса, но вижу его сейчас.
Я отвожу глаза от его разгневанных глаз, смотрю на папку, и краска медленно заливает мое лицо. Я чувствую, как он сверлит меня взглядом, пока мой разум обдумывает то, что я вижу — все мои бумаги с сеанса терапии. Мое имя написано на папке, а внутри все, что я заполняла этим утром.
Откуда, черт подери, у него моя папка?

---

[1] 151- ром Bacardi 151

Джессика

— Я не знаю, откуда у тебя мой файл, но я чертовски уверена, что это, мать твою, незаконно, — говорю я, не отрывая глаза от бумаг, разложенных на кофейном столике. Вся моя самая глубокая, темная правда и ложь теперь на обозрении, смотрят на меня и издеваются надо мной.
Он знает...
Джейс знает о беременности, вот почему он здесь. Я всегда надеялась, что мы снова найдем друг друга, но сейчас я определенно хочу противоположного. Отвращение, которое я видела мгновение назад, исчезло, сменилось болезненным выражением, разрывающим мне сердце. Боль в его глазах пробуждает желание вытянуть руку и обнять его так же, как делал он, когда мне было больно.
— Не думаю, что сейчас проблема в том, откуда у меня эта папка. А в том, что внутри нее, — рычит он, нагибается и вытаскивает один из листков. — Вот это, — говорит он, протягивая его мне, — проблема! Это, Джесс, настоящая огромная проблема, потому что если то, что я прочитал здесь, — правда, то ты была беременна шесть чертовых лет назад!
Моя голова опускается на руки, когда ужасная реальность того, что я наделала, снова всплывает и обрушивается на меня. Такое ощущение, будто все, что я делала — это жила арендованной жизнью, и у меня никогда не было собственного выбора, и я не видела его последствий.
— Джессика, пожалуйста, скажи, что ты не лгала мне о том, что была беременна нашим ребенком. Скажи, что ты не делала аборт, — кричит он в отчаянии.
Я опускаюсь на диван и поднимаю взгляд на него. Мое лицо в слезах, а подбородок дрожит, когда я пытаюсь сформулировать некое подобие слов.
— Джейс, мне жаль. Так жаль. Я никогда не хотела сделать тебе больно. Ты никогда не должен был узнать, — шепчу я, потому что я ненавижу признавать это вслух.
Облако стыда нависает надо мной, и я не могу даже смотреть на него. Он яростно раскидывает бумаги и бросается через комнату. Мое сердце разрывается снова и снова, когда прошлое окружает и душит меня.
— Нет. Нет. Нет. Это не может быть правдой.
Слезы появляются в уголках его злых голубых глаз. Он яростно пробегает руками по волосам и поворачивается ко мне, опустив голову. Мгновение смотрит на пол, а затем кладет руки на бедра. Он начинает вышагивать назад и вперед по моей гостиной, пока я просто сижу там, объятая ужасом, смотрю на него, пытаясь держать себя в руках. Он останавливается и смотрит на меня безжизненным взглядом.
— Я, бл*дь, любил тебя. Когда все вокруг говорили мне не делать этого, я все равно влюбился в тебя, — рычит он. — Я делал все, что в моей власти, чтобы перестать чувствовать что-то большее, чем дружеские чувства. Я делал это, потому что знал, какой хрупкой ты была, я просто хотел быть другом. Тем, кто мог поддержать, на кого ты могла рассчитывать, кого у Женевьев никогда не было, — говорит он, качая головой. — Отношения — это беспорядок, они могут изменить людей к худшему. Я не хотел этого для тебя, для нас. Но в любом случае я сделал это. Когда я увидел боль в твоих глазах в тот день, когда ты застала меня в бассейне, я понял, что это было неправильно, — он смотрит прямо на меня, и меня убивает страдание на его лице. — Она нравилась мне, но она не была тобой. Она не могла заставить меня смеяться так, как могла ты, она ненавидела мою музыку и не знала мои секреты. Ты, Джесс, ты знала мои секреты. Я рассказал их тебе, и я знал, что тот день, когда я должен буду дать тебе все, еще впереди, — он останавливается и делает глубокий вдох, и я могу видеть разрывающую сердце муку в его глазах.
Мое сердце ускоряется, а желудок скручивает узлом. Я чувствую тошноту и вызванная алкоголем храбрость, которую я чувствовала, уже отступила. Я сделала это с ним, с нами. Одна ложь той ночью, когда он наконец отдал мне всего себя, привела к другой лжи по телефону в тот роковой день, который привел нас к сегодняшнему разговору. Я отвратительный, ужасный человек, и сегодня я вижу это более явно, чем прежде. Слезы и сожаление никогда не исправят то, что я сделала с этим прекрасным, отзывчивым мужчиной, который любил меня, когда никто другой этого не делал.
— Я приехал к тебе, Джесс. Я приехал к тебе в ту ночь, чтобы дать тебе больше, чем мои секреты. Я сидел на той проклятой вечеринке, где все желали мне удачи в том, что я начинаю свою жизнь с чистого листа. Я сидел там, и всем, о чем я мог думать, была ты, и как я хочу, чтобы ты была там со мной. Я хотел начать свою новую жизнь с тобой. Чем больше я пил, тем больше попадал в дерьмовую бурю мыслей и возможностей, которые все включали тебя, — он продолжает беспокойно вышагивать по комнате. — Я сказал себе, что не должен уезжать на следующее утро, не увидев тебя. Мне нужно было увидеть, что я хочу тебя так же сильно, как ты хотела меня. Когда мы были вместе той ночью, да, я был пьян, но, черт побери, если я не протрезвел в ту минуту, когда ты оказалась в моей постели. Я знал, что ты была со множеством парней, но той ночью... той ночью ты выглядела более невинно и нетронуто, чем любая девушка, которую я знал. Я знал, что никто не любил тебя. Это было только для нас: меня и тебя.
Его слова утягивают меня обратно в ту ночь, и реальность того, что у нас с ним было, бьет меня о лицу.
— Ты была небезупречной, но идеальной для меня. В своей голове я переживал эту ночь сотни раз. Я был так зол на тебя, когда обнаружил, что ты лгала о противозачаточных. Я был в ярости, потому что ты лгала мне во время чего-то такого особенного, что не должно было быть испорченным. Та ночь отражала все хорошее и прекрасное, что мы наконец нашли друг в друге, а ты разрушила это, — говорит он, опускаясь на кресло прямо напротив меня.
Мой разум не может обработать это признание достаточно быстро. Каждое слово, которое он произносит, сокрушает меня дюйм за дюймом. Хотя он прав — я разрушила это. Я разрушила все. Джейс любил меня, а я отбросила это. Сейчас он знает худшее обо мне и, вероятно, будет ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь. Я не знаю, что сказать ему — никакие слова не исправят это. Так что на этот раз я просто говорю правду.
— Мне жаль. Я тоже любила тебя. Я все еще люблю, — слезы текут по моим щекам, и я смотрю себе на колени. Боль на его лице слишком сильная, чтобы выдержать.
— Я думаю, что наши с тобой понятия любви совершенно разные, Джессика.
Я поднимаю глаза на него, и его локти опускаются на колени, на лице потерянный взгляд. Несмотря на тяжесть момента между нами, мне все еще нужно знать, как он получил мою папку с файлом и как нашел меня. На ней должно быть имя.
— Как ты получил этот файл, Джейс? Мне нужно знать,— спрашиваю я его.
— Где он? — спрашивает он, игнорируя мой вопрос.
Он? Кто он? О ком, черт побери, он говорит?
— О чем ты говоришь? Кто он?
— Твой муж. Его нет? На работе?
— Что? — я ошеломленно смотрю на него.
Я замужем? Это что, шутка?
— У меня нет мужа, и я никогда не была замужем. У меня даже нет парня. Какого черта ты говоришь об этом?
Он смотрит на меня в замешательстве, потирает бедра своими большими руками, затем встает.
— Да, ты была помолвлена. После месяца самостоятельных поисков, я попросил свою мать нанять частного детектива, чтобы найти тебя, — его глаза ищут мои для ответа. — В отчет, который она дала мне, было сказано, что ты живешь где-то в Далласе с парнем, что вы помолвлены и собираетесь пожениться. Там даже были фото — ты в баре, смеющаяся и выпивающая, хорошо проводящая с ним время, как будто наши отношения никогда не имели значение, — он пропускает руку через волосы, как он всегда делал. — После того дня я никогда не искал тебя снова. Я потерял себя в спорте и занятиях. После тебя у меня не было отношений долгое время, — по вздоху, который он издает, становится понятно, как мучительно для него это вспоминать. — Я был эмоционально отключен и нырнул в изучение всего о человеческом разуме: что заставляет его работать и что вызывает его нарушения. Я продолжал говорить себе, что если смогу помочь другим людям, которые были разрушены изнутри, как и ты, — это может все компенсировать. Вот тогда я и встретил Викторию, — говорит он, кладя обе руки за голову. Он смотрит в потолок, как будто на нем написаны слова, которые он ищет.
Викторию? Кто такая, черт побери, Виктория?
Ревность мгновенно закипает внутри меня, хотя я даже не имею на нее права.
— Доктор Виктория Уорд. Она моя невеста, — говорит он, отвечая на мой безмолвный вопрос. И мой мир сразу взрывается. Мой желудок скручивает, и думаю, что меня сейчас вырвет. Я подскакиваю с дивана и бегу в ванную, захлопывая дверь за собой и закрывая ее трясущимися руками. Я падаю на колени перед унитазом, чувствуя желчь в горле. В глазах стоят слезы, и все вокруг кажется размытым. Стены начинают вращаться, а мое тело дрожит. Я хватаю свою руку, обнимая ее и с силой вонзаю в нее ногти. Я плотно сжимаю глаза, услышав стук в дверь.
— Уходи. Пожалуйста, просто уйди. Оставь меня одну. Ты получил то, за чем ты пришел сюда. Я убила нашего ребенка, и сейчас, благодаря твоей невесте, ты знаешь, что у меня на самом деле проблемы с психикой. Так что просто оставь меня одну, черт побери! — я рыдаю, крича ему через дверь.
— Просто открой дверь, Джесс.
Злость поднимается ко мне, как бушующее пламя.
— Не называй меня Джесс. Не называй меня так больше никогда! Я ненавижу тебя, Джейс Коллинз. Просто уйди и держись подальше от моей жизни. Иди, женись на своей докторше-мозгоправе и будь счастлив своей психически устойчивой жизнью. Тебе больше ничего не нужно от меня, здесь больше нет ответов, — говорю я, притягивая колени к груди. Он не отвечает, и мне не слышны его шаги. Я сижу там, ожидая звука закрывающейся входной двери, но не слышу.
Что он делает? Он роется в моей квартире? Копается, для получения еще большего компромата против меня?
Я опускаю голову на колени и закрываю глаза. Мысли и вопросы нападают на мой мозг, как ураган, проносящийся через меня.
Он помолвлен. С ней.
Он помолвлен с женщиной, которая знает каждую деталь о моей слабости. Я пытаюсь оттолкнуть мысли и сжать глаза сильнее, так сильно, как получается. Я стискиваю зубы, чтобы продолжать тихо плакать. Я не хочу, чтобы он больше слышал мои рыдания. Я знаю, он все еще здесь; я чувствую его присутствие, но я не выхожу из ванной, поэтому ему нужно отказаться от этой игры.

***

Я могу сфокусироваться только на боли, пробегающей через все мое тело, и вкусе крови во рту. Мягкие руки переворачивают меня, тепло рук окружает меня, а нежные пальцы убирают волосы с моего лица. Я вдыхаю тепло и запах мяты. Мои глаза не могут сфокусироваться, но даже в этом туманном состоянии я чувствую огромное влияние его взгляда на меня. Мое тело хочет, но не может ответить на объятие.
— Эй, открой глаза. Посмотри на меня, Джессика. Я помогу тебе, ладно? Это я, Джейс, — я слышу шепот, когда мой разум начинает выходить на поверхность из глубин темноты. Он тянет меня, поддерживая, когда мои колени слегка сгибаются. — Давай, все в порядке. Я могу нести тебя.
Я чувствую его руки под своими коленями, когда он поднимает меня своими сильными руками. Моя голова покоится на его груди, я не могу ничего поделать, но стону от боли, от давления на мои ребра. Я вынуждаю свои глаза открыться, поднимаю взгляд и вижу, как он смотрит на меня.

Мои опухшие глаза открываются, когда я выхожу из своего сна, только чтобы понять, что это был только частично сон. Мои ребра не болят, и кровотечения нет, хотя сейчас внутри меня больше свернувшейся крови и грязи от стольких лет депрессии и беспокойства, чем когда-либо было снаружи. И вновь я в руках Джейса, и он снова исправляет мои повреждения, но в этот раз я думаю, что он ранен так же, как и я.
Я поднимаю голову вверх, настолько, чтобы увидеть его сильную линию челюсти и красивое лицо. Я чувствую его нежелание смотреть на меня, поэтому отворачиваюсь. Он ногой открывает дверь спальни и наклоняется, чтобы положить меня на кровать. Я замечаю, что на часах, стоящих на тумбочке, уже полночь. Я жду, что он развернется и уйдет, но он этого не делает. Наоборот, он встает рядом с кроватью достаточно близко, чтобы заставить мое сердце пропускать удары, но при этом и далеко, чтобы сохранить между нами какое-то расстояние. Я понятия не имею, как он попал в мою комнату, но думаю, я рада, что он сделал это.
— Мы должны обо всем поговорить, Джесс. Я не могу уйти без этого.
Взгляд на его лице соответствует его настойчивому тону.
Его глаза умоляют меня.
— Я чувствую, что если выйду за дверь, ты снова уйдешь, а я не могу допустить, чтобы между нами осталась недосказанность. Не в этом случае — не снова, — он опускается рядом с моей кроватью и садится на пол. Его голова падает на мое покрывало в дюйме от моего бедра. Я не знаю, что еще сказать. Он знает все, за исключением той роли, какую сыграла его мать. Эта сука придумала какую-то историю о моей помолвке. Уже от одной мысли об этом я впадаю в бешенство, и я хочу вернуться домой и надрать ее накачанную ботоксом задницу. Все во мне хочет рассказать правду о ней, но тем не менее, она его мать. Нет причины говорить ему, что она дьявольская сучка. Я и так уже причинила ему достаточно страданий. Он поворачивает голову лицом ко мне, и мне ужасно хочется пробежаться пальцами по его мягким волосам. После всего этого времени его вид все еще захватывает мой дух.
— Почему ты сделала это, Джесс? Почему не захотела нашего ребенка? Это из-за меня, из-за того, что я сказал по телефону в тот день о колледже и моем будущем? Ты сделала это из-за того, каким ужасным я был в тот день? — он выкрикивает вопросы один за другим, и в них я слышу его страдания, как он бьется за прошлое, которое ни один из нас не в силах изменить. — Я просто не могу понять, как ты смогла пройти через это. Я знаю, я был таким придурком, но клянусь, я бы никогда не отверг тебя или нашего ребенка. Я любил тебя, и я бы также любил нашего ребенка.
Каждое его слово оборачивается вокруг моего сердца и сжимает его, разрывая меня на части. Я не знаю, что ответить, потому что правда в том, что я боялась испортить ему жизнь. Он был таким злым со мной, и все, о чем я могла думать, как это исправить. Но это не значит, что здесь есть его вина. Я была единственной, кто сделал этот выбор, не он. Вина полностью лежит на мне. Ни на ком больше.
— Это не твоя вина. Ни в чем нет твоей вины. Я приняла решение. Я сделала это.
— Но почему, Джесс? Я думал, что ты тоже любила меня. Как ты могла так поступить? Почему ты убежала и даже не оглянулась назад? Как можно сделать это, если любишь? — спрашивает он, каждое его слово срывает по одному слою с моей решимости.
— Я просто не знаю, как любить кого-то, Джейс, и думаю, я не знаю, как позволить кому-то любить меня. Как я могу, когда даже я сама не люблю себя? Я ненавижу девушку, которой я была, и женщину, которой стала. Я сожалею обо всем больше, чем ты можешь себе представить, — тяжелая правда выплескивается из меня, но я знаю, что нет слов, которые могут собрать по кусочкам наше прошлое. — Я думала, что любила тебя. Я все еще проживаю каждый день, храня в своем сердце любовь к тебе, но до тех пор, пока я не знаю, что значит любовь на самом деле, я не смогу кому-то в этом признаться. Знаю, что меня принудили к терапии, но этим утром я наконец получила представление, почему я такая, какая есть, — я массирую свои виски и пытаюсь продолжить говорить без слез. — Впервые я позволила себе надеяться на изменения. Но теперь это не случится, потому что я больше туда никогда не вернусь. Твоя девушка или невеста, или кто бы она ни была, она знает все мое дерьмо. Зная, что ты принадлежишь ей, я никогда не буду в состоянии пройти через это.
Он поворачивается к кровати и поднимается на колени. Он смотрит на меня, и электричество, что всегда было между нами, преследует нас даже спустя шесть лет.
— Джесс, ты должна продолжить терапию. Знаю, что не должен был, но я прочитал твой файл. Я ведь мог потерять свою работу из-за этого. Честно говоря, я не могу поверить, что я здесь.
Он потирает переносицу и закрывает глаза.
— Это все так неправильно. Все это, — бормочет он.
— Тогда уходи. Простой уходи и живи своей жизнью. Не разрушай свою карьеру из-за меня.
Его выражение лица меняется от мученического к злому, и он встает.
— Ты думаешь, я хочу это? Ты оставила меня, Джесс. Ты оставила меня, не сказав ни слова. Ты хотя бы имеешь понятие, как ты разорвала мое сердце? Я проводил день за днем, скучая по тебе. Я, бл*дь, любил тебя, Джессика!
Это все слишком для меня. Я не могу иметь дело с этим. Меня сокрушает мысль о том, как ему больно.
— Мне так жаль, Джейс. Я просто хотела лучшего для тебя. Беременная девушка не помогла бы твоему будущему.
Он качает головой и вздыхает.
— Ты не должна была делать все по своему усмотрению, Джесс. Мне было тяжело простить тебя за твои поступки, но после прочтения твоей истории, я понял, как ты пришла к таким решениям, хотя я не согласен с твоим выбором, — его голос понижается, и все в нем выглядит печальным и незащищенным. Ему так больно, и это моя вина. — Я знал, что ты сражалась с внутренними демонами, но это не все. Ты не можешь контролировать это сама. Ты должна получить помощь. Ты не можешь оставаться в нашей клинике, потому что будет очевидный конфликт между личными и профессиональными интересами, но ты можешь найти другого терапевта.
Я смотрю на потолок и пытаюсь выдержать все пять миллионов эмоций, что посягают на мои мысли.
Его телефон вибрирует, прерывая наш разговор. Он достает его из кармана, смотрит на экран и хмурится. Это она. Я знаю это, потому что если бы Джейс был моим, и его не было после полуночи, я бы тоже его искала. Он поднимается с пола и выходит из комнаты. Я слышу, как он говорит «привет», но голос исчезает, когда он идет в переднюю часть моей квартиры. Он уходит на минуту, затем возвращается. Он выглядит разрывающимся, как будто ему нужно уйти, но он хочет остаться.
— Просто иди домой. Иди к своей невесте. Я буду в порядке, — говорю я, садясь ровно. Я смотрю на тумбочку и замечаю свой дневник, лежащий там. Страх выстреливает через меня, когда я мысленно возвращаюсь к тому, что писала ранее. Я знаю, я не оставляла его здесь. Он уже знает все мое психическое дерьмо, но если он прочитает дневник, то узнает каждый страх, каждую слабость и каждый кусочек счастья, который я когда-либо чувствовала. Моя душа внутри этого дневника. Он прослеживает мой взгляд, и я тут же понимаю, что он читал его. Вот оно! Достаточно на сегодня его проникновения в мою жизнь. Я, возможно, и сделала что-то ужасное и страшное шесть лет назад, но у него нет гребаного права читать мои медицинские файлы или личные мысли. Я тянусь, чтобы схватить его, но он не закрыт и страницы разлетаются. Помятый кусок бумаги опускается на пол. Мы одновременно тянемся к нему, но он поднимает его раньше меня. Я встаю, прижимая дневник к своей груди.
— Ты не имел права, Джейс Коллинз, — кричу я, тыкая его в грудь пальцем. — Ты не имел права читать мой медицинский файл и определенно не имел права читать мой личный дневник! Я хочу, чтобы ты ушел. Убирайся из моей квартиры прямо сейчас. Убирайся к черту!
Он холоден и равнодушен к моей тираде, когда изучает листок. Он протягивает руку и включает лампу на моей тумбочке, глядя на листочек.
— Это то, о чем я думаю? — спрашивает он, когда косится на старую рваную квитанцию.
— Очевидно, ты не услышал меня. Убирайся сейчас же, — кричу я, вытянув руку, чтобы схватить хрупкий листочек.
— Ты хранишь эту старую квитанцию даже после того, как записала мой номер в свой телефон? Ты хранила ее все это время?
Да, придурок. Хранила. Это все, что у меня осталось от тебя, и я не могла выбросить это.
— Да, и что? Теперь проваливай к черту!
Он смотрит на меня, и мой рот автоматически закрывается, потому что это не тот взгляд, какой был у него на протяжении всей ночи. Он смотрит на меня с глубиной шестилетней потери в его лазурных глазах. Взгляд печальный, но нуждающийся. Впервые с тех пор, как он здесь, я чувствую уязвимость своего едва прикрытого тела. Он пробегает глазами от моего лица по всему телу к ногам и обратно к лицу. Он делает шаг ближе и вытягивает руку, но я отхожу.
— Джесс, это я. Ты не должна бояться меня, — шепчет он и смотрит на меня с противоречием. У него есть невеста, но все же он смотрит на меня, как будто хочет поглощать меня при каждой возможности. Он смотрит на меня, как Джейс, который любил меня шесть лет назад. Я чувствую, как от его сильного тела исходит тепло, и мое сердце бьется так сильно, что почти вибрирует.
Его голос прорывается сквозь мои воспоминания.
— Я должен идти. Я должен выйти за эту чертову дверь и не оглядываться, но... бл*дь! Я не могу. Не могу уйти от тебя без... — он останавливается на полуслове и вытягивает руку, зажимая мое лицо между ладонями, затем он обрушивает свои губы на мои. Его язык врывается в мой рот с таким голодом, какой я не чувствовала никогда прежде. Его правая рука скользит вниз к самому низу моей спины и притягивает меня к себе. Наши тела идеально соединяются вместе, как два потерянных кусочка пазла. Стены, что были построены, рушатся и начинают падать. Я чувствую, как каждая клеточка в теле взрывается фейерверком, а каждый кусочек меня не чувствует ничего, кроме любви к этому мужчине, но я не могу быть уверена, что это происходит на самом деле. Не думаю, что была способна на это. Он начинает прокладывать дорожку из поцелуев от уголка рта к шее, и скользит другой рукой к плечу, опуская лямку. Мурашки распространяются по моему телу, и я начинаю дрожать. Он подталкивает меня спиной к кровати, когда облизывает и ласкает мою ключицу. Я понятия не имею, что мы делаем и почему, но я не могу остановить его. Я хочу его, но что насчет нее? Он принадлежит другой женщине. Я падаю спиной на кровать, и вес его тела следует за мной. На мгновение наши глаза встречаются, и я вижу, как его глаза переполнены желанием.
Он смотрит на меня, как будто я единственная женщина на земле. Но очевидно, что нет.
— Что насчет твоей невесты? — спрашиваю я, затаив дыхание. — Ты принадлежишь другой женщине, — я ненавижу себя, что напоминаю ему об этом. Он наклоняется так близко к моему лицу, что я могу почувствовать его теплое, учащенное дыхание на моих губах. Его рука путешествует по моему боку, едва задевая внешний край моей груди, прежде чем найти лицо. Он нежно берет меня за подбородок и смотрит глубоко в мои глаза.
— Я принадлежу тебе, Джесс. Мое сердце принадлежит тебе с тех пор, как я поднял тебя с земли той ночью шесть лет назад. И это никогда не изменится.

Прошлое Джейса

Шесть лет назад...

Я делаю еще один глоток пива и осматриваю комнату. Все эти люди здесь ради меня, но я не знаком и с половиной из них. Мама всегда все усложняет, и, очевидно, если ты богат и принадлежишь к высшему сословию, то твои несовершеннолетние дети могут выпивать, особенно если это дорогое импортное пиво и модные коктейли. Эта ночь должна была стать незабываемой. Я должен нервничать из-за завтрашней поездки в Бэйлор, но я могу думать лишь о Джесс. Мне не нравится, что она так расстроена. Было ужасно видеть ее взгляд, когда она застукала меня в гребаном бассейне с Бритни. Я не знаю, что мне ненавистно больше: то, что она меня увидела, или то, что я это сделал. Вот я придурок! Я не могу представить жизнь без нее, и понятия не имею, заговорит ли она со мной когда-нибудь снова. Она была чертовски зла и обижена. Поэтому сейчас я сижу здесь, поглощая столько жидкого мужества, сколько возможно, чтобы поднять свою задницу и пойти к ней извиняться.
Из всех людей, которые могут попасть в мое поле зрения, пока я сижу и думаю о Джесс, мне попадается именно этот мудак Харрисон. Он вальяжно подходит к моему столу, а мне приходится приложить немало усилий, чтобы усидеть на месте. Эти люди мне не друзья. Это мама хочет, чтобы они были мне друзьями.
— Привет, чувак! Все-таки Бэйлор? Бьюсь об заклад, ты в восторге. Уже подцепил каких-нибудь цыпочек там? Держу пари, девчонки из колледжа отлично отсасывают, — говорит Харрисон, похлопывая меня по плечу. Я хочу отмахнуться от него, как от назойливой мухи. Вот же высокомерный долбо*б.
— Харрисон, знаешь, не каждый парень идет в колледж, чтобы урвать какую-нибудь задницу. Некоторые хотят заниматься спортом, пока получают образование.
Он смеется, отодвигает стул, разворачивая его спинкой к столу, и усаживается на него.
— Джейс, бро, пожалуйста, только не говори, что ты все еще мутишь с этой шлюхой Джессикой Александр? Что ты нашел в этом депрессивном куске дерьма? Это ведь не из-за нее, чувак, потому что она этого не стоит, — говорит он.
Какой он высококлассный ублюдок. Для него в порядке вещей перепихнуться с ней за спиной своей девушки и сейчас думать, что он лучше нее.
— Знаешь что, Харрисон? Ты настоящий сукин сын, — я встаю и сморю прямо на него. — Ты трахнулся с ней, так? Несколько раз изменил Хейли, и сейчас ты думаешь, что это она ничего не стоит?
Он улыбается, как ублюдок. Я прямо сейчас хочу заехать по его самодовольной роже.
— Ты когда-нибудь задумывался о том, что она считала тебя хорошим парнем, что ты ей действительно нравился? Ты ввязался во все это, зная, что тебе нужна лишь легкодоступная дырка, так что я бы сказал, что это ты дешевка, — я резко ставлю свою бутылку пива на стол и смотрю на него, пытаясь сдержаться и не надрать его задницу. — То, что ты сделал той ночью, или, я бы сказал, не сделал, когда эти твари избивали Джесс, делает тебя еще большим ублюдком, чем ты есть на самом деле. Так что не подходи и не разговаривай со мной, будто мы с тобой друзья, о той, кого на самом деле не знаешь. Мама пригласила тебя на этот фарс, не я, поэтому иди и трынди с кем-нибудь еще, Харрисон, и избавь, наконец, меня от своего дерьма.
Я разворачиваюсь и ухожу, прежде чем он успевает ответить, потому что, если он скажет хоть одно лишнее слово, уверен, я не смогу сдержать весь гнев, который кипит во мне. Я направляюсь к бару за еще одной бутылкой и вижу Элизабет.
Кто-нибудь, пожалуйста, пристрелите меня и избавьте от мучений.
Она подходит ко мне, виляя бедрами. На ней одето миниатюрное желтое платье, ее светлые волосы струятся по голым плечам. У нее в руках бокал мартини, и она выглядит, как идеальная кандидатка в одно из реалити-шоу для домохозяек. Я так и не понял, что в ней находил.
— Как дела? Ты очень хорошо сегодня выглядишь, Джейс. Ты здесь со своей приятельницей Джессикой? Я не видела ее, прячущуюся где-то здесь. Ты до сих пор играешь в рыцаря в сияющих доспехах с этой деревенской шлюхой? Она, должно быть, действительно хороша в постели, раз ты так долго возле нее отираешься, Джейс, — говорит она, сделав глоток мартини, и хлопает своими длинными искусственными ресницами.
Я закатываю глаза и пытаюсь сдержать все, что хочу ей высказать. Она может быть законченной сукой, но она не стоит того, чтобы устраивать сцену. Она дразнит меня, и я знаю это. Я наклоняюсь так близко, чтобы только она могла меня услышать.
— Элизабет, я скажу это один раз и больше повторять не буду. Мне не нужно спать с Джесс, чтобы знать, насколько она хороша, потому что она по-настоящему хороший человек. И забавно то, что я спал с тобой, и все, что я наконец понял — внутри ты отвратительная, бессердечная тварь. — (Ее улыбка исчезает, уступив место злобному выражению.) — Так что можешь продолжать обзывать Джесс всякими гадостями, но прежде чем начать осуждать кого-то, возможно, ты захочешь взглянуть в зеркало для чего-нибудь другого, кроме как подправить губную помаду, — со злостью шепчу я.
Ее глаза широко распахиваются, а челюсть отвисает.
— Спасибо, что пришла, Элизабет. Всегда рад тебя видеть, — шучу я, прежде чем она произносит что-то в ответ. Я оставляю ее шокированную, а сам пробираюсь сквозь толпу.
Эти люди настолько убеждены в своей правоте. Харрисон и Лиз думают, что они намного лучше Джесс. Они просто не знают девушку, которую знаю я. У нее темное прошлое, но по какой-то причине меня это не волнует. Время, проведенное с ней, открыло мне ее с другой стороны. Она производит впечатление сломанной девушки, но когда мы наедине, она другая. Я никогда не забуду, как уверенно она в первый раз нырнула в мой бассейн. Затем она с легкостью надрала мне зад в заплыве фристайлом. Когда я обставил ее баттерфляем, она сразу же была готова продолжить, чтобы попытаться меня победить.
Я даже помню ее слова: «Джейс, тащи свою баттерфяйную задницу сюда. Мы попробуем снова. Тебе повезло, как новичку. Я немного заржавела для баттерфляя, но ты точно не выиграешь снова». Она стояла на бортике бассейна, положив руки на бедра и изогнув бровь, и кокетливо мне улыбалась. Она так и не обогнала меня, но чертовски упорно старалась.
Она также очень забавная, и все ее смешные футболки заставляют меня смеяться. Хоть она и была с множеством парней, но когда она со мной, ока кажется такой невинной и застенчивой. Я ненавижу, что она думает, что я никогда не рассматривал ее больше, чем друга. Если бы она только знала, сколько раз я засматривался на ее попку в этих крошечных шортах, которые она любит носить, или сколько раз я вдыхал запах ее волос, пока мы играли в баскетбол. Как прекрасно ее спутанные волосы ниспадали на лицо, и у нее была самая невероятная улыбка, которую я когда-либо видел. Никто в школе даже не видел эту улыбку. Ей нравятся мои музыкальные пристрастия, и хоть я и знаю, что ее не волнует футбол, мне нравится, как она старается разобраться в нем ради меня. Лиз ненавидела футбол и постоянно ворчала, когда я его смотрел.
— Ты это видел? Судья абсолютно неправ — это точно был блок против правил!— сказала однажды Джесс, когда мы смотрели игру в моей гостиной. Я чуть не подавился содовой, услышав это. Я удивленно взглянул на нее, она пожала плечами и сказала: — Что? Ты же это знаешь!
Я рассмеялся. Она всегда заставляет меня смеяться.
Мне нравится ее естественная красота, и что она не наносит тонны макияжа, как другие девушки. Это оживляет. Надеюсь, что не испорчу все это. Я достаю свой телефон из кармана и хочу позвонить ей, но, скорее всего, она не ответит. Я засовываю его обратно и допиваю свое пиво. Оглядываю толпу в поисках мамы, но нигде ее не нахожу. Я решаю написать ей сообщение, чтобы она знала, что я устал и отправился в дом. Я перебираю ключи в кармане и проскальзываю в заднюю дверь, ведущую на парковку. Знаю, что выпил слишком много и не должен садиться за руль, но я хочу ее увидеть. Я знаю, что она не ответит на мои звонки, поэтому еду прямо к ней, чтобы она меня выслушала. Хочу, чтобы она знала, что я чувствую на самом деле, а не эту «просто друзья» хрень. Она должна знать, что значит для меня, прежде чем я уеду, и если она позволит, я покажу ей, как именно я хочу ее.

Пока я подъезжаю к дому Джесс, в моей голове вертятся миллионы мыслей. Я невероятно зол на себя, что все это время я будто был с закрытыми глазами. Я останавливаюсь на заправке, чтобы взять бутылку воды, так как знаю, что мне нужно протрезветь перед разговором с ней. Я не хочу быть в жопу пьяным, когда скажу то, что должен.
Я сижу на ее подъездной дорожке и чертовски нервничаю. Затем я выбираюсь из машины и направляюсь к двери, жму в дверной звонок и не дышу, пока дверь не открывается. Это она. И шок на ее лице не вызывает сомнений. На ней короткие джинсовые шорты и широкая белая футболка с изображением кота, который говорит: «Ты что, надо мной сейчас приКОТываешься?». Я чуть ли не в голос начинаю смеяться, когда читаю эту надпись, но я здесь по серьезному поводу, поэтому сдерживаюсь. Я на самом деле люблю ее смешные футболки, и сейчас она выглядит чертовски очаровательно. Она сводит меня с ума.
Почему ты так обворожительно прекрасна, Джесс?
— Джейс, что ты здесь делаешь, и почему от тебя воняет алкоголем? — говорит она, и я сразу же чувствую себя плохо из-за того, что так набрался. Теперь она не воспримет мои слова всерьез.
— Я завтра уезжаю, Джесс. Я просто хотел сказать «прощай» моей лучшей подруге, — говорю я, пытаясь звучать как можно трезвее.
Она заглядывает через мое плечо и смотрит на грузовик.
— Ты же пьян! Ты не можешь вести в таком состоянии. Ты же убьешь себя или кого-нибудь, — ворчит она. — Я отвезу тебя домой. Утром отправишь кого-нибудь забрать твой пикап. Подожди здесь, я возьму ключи.
Черт! Она рассержена, но, по крайней мере, она будет со мной достаточно долго, чтобы я смог высказаться. Она возвращается, хватает меня за руку и ведет к своей машине. Я кладу голову ей на плечо и шумно вдыхаю, уткнувшись носом в ее ароматные волосы.
— Я люблю твои волосы, Джесс. Самые прекрасные волосы, которые я когда-либо видел, и они так хорошо пахнут, — говорю я. Она теплая и сладкая, и пытается заботиться о моем пьяном туловище. Мне это очень нравится.
— Заткнись, Джейс. Ты пьян и не понимаешь, что говоришь, — отрезает она. Боже, она в ярости. Это или очень хорошо или очень плохо. Она заталкивает меня на пассажирское сидение и хлопает дверью. Я пока не могу позволить ей отвезти меня домой. Сначала мне нужно с ней поговорить.
— Я еще не готов ехать домой, Джесс. Давай просто поездим вокруг, — говорю я.
— Тебе нужно домой и отоспаться. Завтра у тебя важный день, плюс я не хочу с тобой кататься. Я помогаю тебе лишь потому, что не могу позволить тебе убить кого-то, разъезжая в таком состоянии, — отвечает она очень раздраженно.
Я должен заставить ее услышать и выслушать меня. Я не могу уехать завтра и оставить ее обозленной на меня, и не подозревающую о моих чувствах.
— Джесс, не нужно меня больше ненавидеть, — шепчу я и склоняю голову на бок.
Она сжимает челюсть, и костяшки белеют от того, как сильно она вцепилась в руль. И чем ближе мы подъезжаем к моему дому, тем меньше минут остается.
— Мне жаль, что это не ты, Джесс, была в бассейне со мной, — я наклоняюсь и утыкаюсь в ее прекрасные темные волосы. — Прости меня и не ненавидь меня больше.
Вот я и сказал.
И теперь она знает, что я больше не во френдзоне. И прежде чем она успела что-то сказать, я беру ее за руку и смело приглашаю ее войти.
— Мама все еще в загородном клубе. Там проходит моя прощальная вечеринка. Она обычно остается до закрытия. Зайди ко мне. Я лишь хочу провести с тобой время перед отъездом. Я чувствую, что как только уеду, никогда тебя снова не увижу, — говорю я, всматриваясь в ее ошеломляющие глаза, и переплетаю наши пальцы.
— Хорошо, — отвечает она, и я хочу вскинуть кулак вверх. Я так счастлив.

Как только мы поднимаемся в мою комнату, я включаю какую-то музыку, не растрачивая время попусту. Смотрю на нее, ощущая дикое, низменное желание, будто я никогда такого не испытывал. Я быстро окидываю ее опьянено-возбужденным взглядом, и понимаю, как она красива — идеально-миниатюрная, с изгибами и характером пловца. Она смотрит на меня с невинностью нетронутой девушки, и все, что я вижу, эта девушка моя. Прямо сейчас она кажется такой хрупкой, такой чистой. Я подхожу к ней, и все в комнате меркнет. Только я и она, больше ничего. Сердце стучит, и кровь кипит в венах. Я останавливаюсь в дюйме от нее и прикасаясь губами к ее полным сочным губам. Я чувствую ее теплое, рваное дыхание. Ничего не может испортить этот момент для меня. Я хотел целовать ее бесчисленное количество раз, не чувствуя вину или беспокойство.
— Ты знаешь, сколько раз я хотел поцеловать эти губы? — шепчу я, не отрывая от нее взгляда.
Она шумно вдыхает и закрывает глаза. Я пальцем касаюсь ее нижней губы, исследуя мягкость кожей и глазами. Мой взгляд задерживается там, пока нужда, которую я ощущаю, не начинает угрожать мне с каждой проходящей секундой. Я должен чувствовать ее губы.
— Я собираюсь поцеловать тебя, Джесс, сейчас, — бормочу я, давая ей понять, что на этот раз я не остановлюсь. — Я собираюсь целовать тебя так, как никто не целовал тебя прежде.
Я наклоняюсь еще ближе, сокращая это крошечное пространство между нами, и едва касаюсь ее губ.
— Джесс, после того как я поцелую тебя, а сделаю я это очень скоро, я положу тебя на кровать и буду заниматься с тобой любовью, как никто не делал это прежде, — говорю я ей, давая понять, насколько чисты мои намерения в том, как сильно я ее хочу.
Ее тело напрягается от моих слов, и на лице появляется волнение. Она закусывает нижнюю губу, и ее зеленые глаза наполняются огнем и страстью. Моя уверенность начинает смешиваться со страхом, потому что я понимаю, что буду заниматься любовью первый раз в жизни. Секс — это одно, но любовь... ну, любовь все переносит на другой уровень. Это одновременно и возбуждающе, и волнующе.
Возьми себя в руки, Джейс.
Не облажайся.
Я скольжу рукой по задней части ее шеи и касаюсь ее губ, наслаждаясь поцелуем, прежде чем он превращается в страстный и жадный. Наши языки скользят и переплетаются, и я чувствую, как дрожит ее тело, когда я притягиваю ее ближе.
Я хочу большего.
Я хочу ощущать ее кожу своей кожей. Я хочу касаться ее, запоминая каждый дюйм ее тела, прежде чем уеду завтра. Я ненадолго отстраняюсь и подталкиваю ее к кровати. Она пытается говорить, но я прерываю ее.
— Шшш, Джессика, — называю я ее полное имя. — Ляг на кровать, — твердо говорю я.
Она стоит напротив кровати, ошеломленная и неуверенная. Я хватаюсь за край своей футболки и стягиваю ее через голову. Медленно расстегиваю джинсы, а она следит за каждым движением. Джинсы падают к лодыжкам, и я снова ей говорю:
— Ложись, Джесс.

Она не произносит ни слова, но делает в точности, как я сказал ей. Ее глаза широко распахнуты, а щечи залиты румянцем. Я вижу, как быстро поднимается и опускается ее грудь, и знаю, что она понимает, что сегодня я не остановлюсь. Заползаю на кровать, нависая над ней, и опираюсь на руки, касаясь своей грудью ее.
Я перекатываюсь на бок, опираясь на локоть, и скольжу пальцем по ее мягким губам, вниз к подбородку, затем по шее, и наконец, медленно между грудей. Моя эрекция болезненно наливается, когда я замечаю, как напрягаются соски под тонкой тканью ее футболки. Я хочу чувствовать ее, снять ее забавную футболку и почувствовать ее мягкую кожу подо мной.
Я шепчу ей и слышу, как мои слова наполнены любовью и страстью.
Она зажмуривается, скрывая желание, когда я скольжу рукой под ее футболку и нежно целую ее в щеку.
— Все хорошо, Джесс. Просто позволь мне заставить тебя почувствовать себя хорошо, позволь мне любить тебя, — говорю я. И она расслабляется от моих прикосновений.
Я люблю тебя.
Ты тоже меня любишь, Джессика.
Я скольжу пальцами к верхней части ее лифчика, задевая соски, и ее дыхание учащается. Ее отзывчивость почти разрывает меня на части. Одной рукой я расстегиваю ее лифчик и высвобождаю грудь. Я медленно стягиваю ее футболку через голову, и она хватается за мои плечи, впиваясь ногтями в кожу. Мои руки скользят вниз по ее телу и расстегивают шорты. Я постепенно стягиваю их вниз, освобождая ее мягкую оливковую кожу, которая идеально контрастирует с крохотными белыми трусиками-бикини. От ее вида мое сердце сильнее стучит в груди. Наши взгляды встречаются, и я поддеваю пальцами тонкую белую ткань. Она выглядит взволнованно, даже напугано, и ее тело напряжено. Я не знаю, почему она застыла, и тогда я замечаю шрамы. Ими исполосовано все в области тазовой кости. Я снова смотрю на нее, в поисках ответов на вопросы, которые я даже не знаю, как задать. Я скольжу пальцами по рубцовой ткани, гадая, кто сделал это с ней и почему. Это разрывает мое сердце. Когда я ничего не произношу, она расслабляется. Я наклоняюсь и целую ее теплую кожу, исследуя каждый шрам губами, чтобы показать, как я хотел бы убрать всю боль поцелуями.
Я вылечу тебя, Джесс.
Позволь мне сделать лучше.
Я обхватываю ее бедра и скольжу языком по изгибу внутренней части бедра — я больше не могу ждать, чтобы попробовать ее.
Запах ее возбуждения сводит меня с ума, и я припадаю губами к влажности между ее бедер. Руки скользят вверх и вниз по ее телу, касаясь каждого дюйма. Я убираю одну руку и проскальзываю сначала одним, затем и двумя пальцами в нее. Она сжимает их, и это чувствуется так хорошо, слишком хорошо. Черт, я никогда не был так возбужден. Мне нужно быть внутри нее, соединить наши тела и сделать ее своей. Я слегка подгибаю пальцы вверх, подводя ее к грани, прежде чем выскальзываю из нее. Я не хочу, чтобы она кончила от моих пальцев; я хочу, чтобы это случилось, когда я буду глубоко внутри нее. Она хнычет, и я начинаю оставлять дорожку поцелуев вверх по ее телу, медленно, не спеша. Я позволяю своему весу опуститься на нее, и слизываю ее со своих губ. Она краснеет, замечая свою влагу на моем лице, я облизываю свои губы снова и улыбаюсь ей.
— Хорошо, Джесс. Так хорошо, — произношу я, прежде чем обрушиваюсь на ее губы. Я вкладываю каждую унцию своего сердца и души в этот поцелуй, стягиваю свои боксеры вниз. Я чувствую, как она вся дрожит от волнения, и я не могу больше ждать, чтобы почувствовать ее тепло, обернутое вокруг меня, когда я делаю первый толчок. Я раздвигаю ее ноги шире коленом и понимаю, что презервативы есть только в моем пикапе.
Твою мать! Пожалуйста, пусть она будет на противозачаточных.
— Джесс, ты на таблетках? — спрашиваю я, и всматриваюсь в ее глаза, надеясь, что она скажет «да», и мне не придется себя останавливать. Она кивает, и облегчение накатывает меня. Я впиваюсь пальцами в ее талию и медленно прижимаюсь между ее бедер.
Невероятно.
Ее стоны, ее жар, ее руки на мне, мои руки на ней, ощущение ее тела — все в этот момент подводит меня к краю. Я наклоняюсь и обхватываю ее сосок губами, покусывая его зубами. Она приподнимает бедра вверх, со стоном ожидая большего.
Девушка... о, боже, эта девушка.
Я смотрю на нее и прошу открыть глаза. Я хочу, чтобы она видела, как я занимаюсь в первый раз любовью с ней. Я хочу, чтобы она чувствовала меня и знала, что это отличается от всех тех, с кем она была раньше.
— Открой глаза, Джесс, — она распахивает глаза и смотрит на меня, между нами словно вспыхивают электрические заряды.
Шелковые, черные волосы рассыпаны вокруг ее лица, и в этот момент она самая сексуальная девушка, которую я когда-либо видел. Смотря на нее, будто она единственная на земле, я погружаюсь в нее медленно, глубоко. Стон срывается с ее губ, и я вращаю бедрами, даря ей еще большее наслаждение, не заботясь о своем. Ее глаза широко распахнуты, но она снова их закрывает. Желание переполняет нас обоих, и я вдалбливаюсь все быстрее, а она запрокидывает голову назад в экстазе. Это сводит меня с ума — мне нужно еще больше. Я наклоняюсь и целую ее, впиваясь зубами в нижнюю губу, посасывая и покусывая ее. Мое тело двигается в безудержном ритме, и она встречает каждый мой толчок. Сдерживаемый вдох и стон срывается с ее губ, и ее дыхание учащается. Ее звуки всегда будут музыкой для меня. Наши обнаженные тела, скользкие от пота скользят друг по другу, и все в моем разуме становится размытым, когда она туго сжимается вокруг меня. Она близка к оргазму. Зная это, зная, что лишь я один доставляю ей такое удовольствие, я все ближе и ближе к освобождению. Мягкость ее кожи и твердость сосков, касающихся моей груди, обостряет все мои чувства, заставляя меня дрожать. Сердце бешено стучит в грудной клетке, пока я вколачиваюсь в нее. Ее ноги обхватывают меня за талию, и она кончает подо мной, выкрикивая мое имя. Наблюдать, как она теряет контроль, самое прекрасное и захватывающее зрелище, которое я когда-либо видел.
— Джейс... О Боже, Джейс.
Я много раз занимался сексом, но этот раз другой. Я наблюдаю, как она кончает, и это полностью освобождает желание сделать ее своей, растекающееся вдоль моего позвоночника. Я смотрю вниз на нее, выгибающуюся подо мной, и понимаю, что я потерян, полностью потерян в ней. Я принадлежу ей в этот момент, и во все последующие. Я падаю всем весом на нее и погружаюсь глубже, зарываюсь лицом в ее волосы и вдыхаю аромат ее шампуня, страсти и любви — аромат Джесс. Наконец, мое тело находит освобождение, и я поглощен, полностью и бесповоротно поглощен Джессикой Александр.