Вначале романа кажется, что главная героиня наивная дурочка, которая выскочила замуж слишком рано, не нагулялась еще, молода… но она ответственно подходит к своим обязанностям. Казалось бы типичная история Золушки. Папа выступает в роли феи – крестной, и может помочь всегда, только позови… другое дело, что Милла старается не обращаться к нему за помощью и полагается только на свои силы. Есть даже мачеха… но в этой истории роль деспотичного примера и сторону зла принял муж Люды – Кирилл. Таких, как он видишь каждый день сплошь и рядом, и девушки вынуждены терпеть, потому что воспитание не позволяет уйти… Далее вспомним Яна - Принца на белом коне: всегда рядом, всегда поддержит, но в тоже время, так далеко, потому что он - брат Кирилла. Сложно и запутанно… Да. Но это так увлекательно. Непредсказуемо. Милла стойкая девушка, сильная и с характером. Ее воспитание не позволяет стать счастливее чуток раньше, но все же… счастье всегда где - то рядом. Оно ведь обязано посмотреть какая же Люда, когда счастливая?
Из динамиков гремела музыка, какой-то очередной хит от Бритни. Соня очень громко, и зачастую не в такт, подпевала ей. Я просто шевелила губами - с английским, в отличии от Сони, я была совсем не в ладах. Запев ещё громче, что казалось мне почти невозможным, она нажала на педаль газа. Моя машина, Фольксваген, подаренный мне на прошлой неделе «генералом» (так моя мама раньше часто называла папу, и я незаметно стала делать также), послушно прибавил ходу. Я хотела было одёрнуть Соню, но подумав обо всех моих предыдущих предостережениях и о том, что они пронесли: ничего, я решила промолчать. Если Соне недороги её права, то это её личное дело. Одна песня сменила другую, Соня перестала подпевать, но и не убавила газу. Лихо войдя в поворот она издала довольный крик, а я начала нервничать и перебирать в голове возможные причины, которые помогут мне пересадить Соню на пассажирское сиденье и занять место водителя, не обидев при этом подругу. Пока я была погружена в раздумья, что-то заставило Соню сбросить газ и не только - она включила поворотник и съезжала на обочину. Короткий взгляд в зеркало объяснил мне всё - два мужчины в форме направлялись к нашей машине. Соня что-то раздражённо бурчала себе под нос, я хотела было успокоить её, но вовремя одёрнула себя - сама вляпалась, пусть и разбирается. Мужчина постарше подошёл к водительскому окну, стекло было давно спущено, второй встал с моей стороны и подал мне знак отпустить и моё стекло. Оба представились, старший спросил, знаем ли мы, почему нас остановили, Соня, улыбаясь и невинно хлопая глазами, ответила «Нет». Ни первое, ни второе не подействовало на стражу закона и он вежливо, но твёрдо попросил документы. Пока Соня, извиваясь, тянулась к сумочке, которая лежала на заднем сиденье, лейтенант Кирилл Зуев с очень приятной улыбкой попросил моё удостоверение личности. Я держала свою сумочку наготове, и быстро достав паспорт, протянула его Зуеву с ответной улыбкой. Когда и Соня отдала свой паспорт, она повернулась ко мне со словами: - Даа-а, будь я как ты - генеральской дочкой, то таких проблем не было бы. Оба мужчины навострили уши - ещё бы, генеральская дочка! А я ужасно разозлилась - да, «мой генерал», пусть и не настоящий, не последний человек в городе, но вмешивать его в это дело только потому, что Соня не в состоянии следить за скоростью, с которой рассекает по городу - увольте, не стану!
- А вот моего «генерала» ты сюда не вмешивай, - тихо, но твёрдо сказала я. Когда с формальностями было покончено и мы с Соней вновь остались одни, я молча открыла дверцу и подошла к водительской стороне. Соня скорчила мордашку: - Да ладно тебе, Милла, не дуйся. Подумаешь, штрафанули! Жизнь идёт дальше... - Твой штраф, не важно, какой большой, меня не колышет, Соня. А вот то, что ты ментам моим «генералом» грозишь - очень! Помимо того, что папа не генерал вовсе, к твоим проблемам его не приплетай! Театрально вздохнув, Соня открыла дверцу и вылезла из машины, я заняла водительское место, быстренько переставила зеркала и сиденье под свой рост, который значительно отличался от Сониных 170 см, и быстренько тронулась. Разговор шёл вяло - я всё ещё злилась на Сонину выходку, а она даже не подумала извиниться, просто, как всегда посчитала «что было, то прошло» и я, конечно же, не буду дуться на неё вечно и очень быстро забуду о случившемся. Может всё так и будет, но был мой первый день на новой машине - папа подарил мне её сегодня утром, перед тем как уехать на Байкал на целых 8 недель. И в первый же день такое «счастье». Как ни странно, но всего пару дней спустя, и очень долгое время потом, я действительно стала считать тот день счастливым. Я куда-то опаздывала, сразу хочу уточнить, что это не является моей привычкой. Буквально выскочив из подъезда, я направилась к стоянке машин. Но в тот вечер я не дошла до своего Фольксвагена. Кто-то окликнул меня моим полным именем: - Людмила! Я удивлённо обернулась, мужской голос было как-то смутно знаком, но я не была уверенна - мои знакомые знали, что я предпочитаю имя Милла. Я осторожно обернулась и обомлела - этот голос принадлежал Кириллу Зуеву! Да, я до сих пор не забыла, как его зовут. И если бы вы были на моём месте, то поняли бы меня - высокий, стройный, широкий в плечах. Не смазливый красавчик, а... притягательный мужчина. Он не был в форме, но ощущение уверенности, спокойствия и мужественности, не покинули его. Я, 18-летняя малышка, тут же попала в омут небрежной и естественной самоуверенности взрослого, как я позже узнала, 30-летнего мужчины. - Здравствуй, Людмила. Это для тебя, - сказал Кирилл, протягивая мне букет цветов. Я инстинктивно протянула руку к букету. Это были не банальные розы - я по собственному опыту знаю, что мужчины свято верят в то, что даря девушке розы, невозможно ошибиться, а это неверно. Но это и не был какой-нибудь «веник» сорванный с ближайшей грядки. Жёлтые, лиловые и парочка оранжево-персиковых цветов издавали нежный аромат, и я не удержалась и поднесла букет к носу, глубоко вдохнув цветочный запах. Бросив на Кирилла взгляд из-под ресниц, я хотела было бросить небрежное «Привет!», но что-то удержало меня, и я ответила: - Здравствуй, Кирилл. - В голове возник вопрос: как он узнал, где я живу, и тут же появился подходящий ответ: я сама давала ему свой паспорт со свеженьким штампом о прописке. - Спасибо за цветы. - Пожалуйста, - с улыбкой ответил он. - У тебя есть время? - Да, конечно. - Что? И это говорю я? Я ведь собиралась... ах, неважно, куда я собиралась, тем более, что я не могу вспомнить, куда так отчаянно торопилась всего пару минут назад.
Мы провели остаток дня вместе. Гуляли по городу, кушали мороженое и много, очень много разговаривали. Он спросил о родителях - я рассказала, что мама уже несколько лет как умерла, папа у меня занимается недвижимостью и земельными участками, но упомянула об этом лишь вскользь, мне не хотелось, чтобы Кирилл просто богатенькую девчушку, слишком льстило его внимание - внимание взрослого мужчины. Рассказала, что единственный ребёнок. Он рассказал, что у него есть сестры-близняшки и брат по матери и ещё один как бы брат - сын его отчима от первого брака. Рассказал, что живёт в городе всего около года. На что я, со своей стороны поведала, что живу в городе уже около пяти лет, а два последних месяца даже отдельно от отца. Он позволил мне так сказать «распустить крылышки в свободном полёте» и поэтому я снимала комнатку у одной женщины, вдовы какого-то там профессора. Папа, познакомившись с ней, остался вполне довольным и не препятствовал моему желанию жить отдельно от него. Стоит заметить, что мой «генерал» вообще был очень понятливым родителем. Мы с ним ни ссорились, не ругались. У него была куча денег и достаточно влияния в самых разных сферах, но он никогда не использовал ни то ни другое, против меня. Мой папа всегда оказывал мне максимальное доверие, а я со своей стороны делала всё возможное, чтобы оправдать это. Мы оба скучали по маме, но я знала, что папа уже некоторое время встречается с одной очень приятной женщиной. Он, не то чтобы скрывал её от меня, но и не торопился знакомить меня с ней, пока судьба не взяла дело в свои руки - я пришла к нему в офис, не предупредив заранее, и секретарша сказала мне, что он в кафе через дорогу. Я, конечно же, пошла прямиком туда - и та-да, сюрприз: мой «генерал» сидит за столиком и очень весело беседует с миловидной рыжеволосой женщиной. Я бы, может и ушла, но они заметили меня и папа, конечно, позвал меня к себе. Обед прошёл очень мило - Светлана Николаевна была приветлива, я отвечала ей тем же, «генерал» очень быстро расслабился и успокоился, верно подметив, что я спокойна и нисколько не сконфужена из-за сложившейся ситуации. Но назад ко мне и Кириллу: потихоньку темнело, и мы медленно брели назад к моему дому. Мы продолжали разговаривать, но мои мысли стали блуждать о том, как же Кирилл будет прощаться со мной: скажет просто «Пока», «Спокойной ночи» или «До встречи»? Поцелует ли? Если да, то как? Любопытство поедало меня, предвкушение наполняло, а в конце появилось смущение и окрасило мои щёки красным цветом. Как можно идти рядом с человеком, вести невинную беседу, а в голове при этом одна неприличная картинка сменяет другую, и не краснеть при этом? Для меня это было невозможным. Неизбежный момент настал, и мы стояли у двери в подъезд. От волнения мои руки дрожали и вспотели, я сцепила их за спиной. Кирилл стоял очень близко, нависая надо мной словно башня. Я решила взять себе на заметку, что для следующей встречи, если таковая будет, мне обязательно нужны туфли на очень высоком каблуке. Одна его рука потянулась ко мне, я почувствовала его горячую ладонь на спине, вздрогнув от прикосновения, я пошатнулась и сделала шаг вперёд. Теперь между нами осталось лишь пара сантиметров. Вторая ладонь Кирилла скользнула к моим волосам и легла на мой затылок. Уверенным, лёгким движением он направил моё лицо навстречу к своему, а я от удивления открыла рот, с мыслью: «А где же «До встречи» или «Спокойной ночи?»» Карие глаза словно загипнотизировали меня, и я поспешила опустить ресницы. У него были сухие, твёрдые губы. Кирилл действовал как всегда: уверенно, целеустремлённо и непреклонно. Я была окружена им, его запахом, вкусом, теплом его тела. Руки Кирилла были по-прежнему на моей спине и шее, я стояла на цыпочках, а он крепко прижимал меня к себе: грудь, живот, бёдра - я везде чувствовала жар, не тепло, а именно жар его тела. Когда он прервал поцелуй, моя голова шла кругом, дыхание было тяжёлым и прерывистым, всё тело было охвачено дрожью и возбуждением. Я прижалась лбом к его груди и чувствовала частые удары его сердца. Довольная улыбка скользнула по моим губам - приятно знать, что он не остался равнодушен к происшедшему. - Встретимся завтра? - Завтра? С удовольствием. - Я зайду за тобой где-то в семь. - Хорошо, - покорно кивнула я. После ещё одного, к сожалению непродолжительного, поцелуя, Кирилл открыл дверь в подъезд и, махнув мне на прощанье, ушёл. Как в тумане я поднялась по лестнице на третий этаж и открыла дверь в квартиру. Татьяна Дмитриевна, хозяйка, смотрела телевизор. Я пожелала ей спокойной ночи, скрылась в ванной, а затем в спальне. Уже лёжа в постели я вспомнила про букет - в течении вечера я где-то потеряла его, порывшись в памяти я решила что оставила его на лавочке, где мы с Кириллом ели мороженое. Стало грустно, но я решила думать не о потерянном букете, а о прощальном поцелуе и вскоре сон сморил меня.
Не прошло и недели с первого поцелуя, когда я подарила ему свою девственность, призналась в любви и услышала в ответ: «Люда, ты тоже мне очень дорога...» Да, я согласна - это не совсем: «Я люблю тебя», но я решила, что этого достаточно. Лишь одно омрачало мою совесть - я ни словом не обмолвилась «генералу» о Кирилле. Я не знала, как сказать отцу о нём: - «Генерал», у меня появился парень?.. Но Кирилл не какой-то там парнишка. Мужчина? Звучит уж очень серьёзно, а насколько у нас с Кириллом всё серьёзно, я ещё не знала. Любимый? «Генерал» не сказать что романтик, любовь за неделю знакомства он вряд ли сможет понять. Любовник? Но тогда папа уже через денёк-другой, будет стоять на пороге и чем всё это закончится, можно только гадать. И не зная, как сказать, я молчала, а время шло. Но мои подруги знали о Кирилле и мнения о нас были самыми различными: от «О, как это романтично» до « Ах, вначале всегда так, но вот только, сколько это длиться будет?» А Соня сказала следующее: - Даа-а, шустро он за «генеральскую» дочку взялся. - Опять ты за старое, Соня! - сказала я, с намёком на её последнюю выходку. - Хватит! Ты прекрасно знаешь, что я не генеральская дочка в прямом смысле этого слова. - А Кирилл это знает? - Конечно! - Я стала мысленно перебирать всевозможные разговоры с Кириллом, в которых я могла назвать папу «генералом» и реакцию Кирилла на это слово. Но ничего особенного я не вспомнила. Кирилл даже никогда особенно не расспрашивал о папе. Скорее наоборот - мы, как-то гуляя по центру города, проходили мимо высотного здания, в котором находился папин главный офис. Я, конечно же, сказала Кириллу об этом. На его вопрос, на какую фирму мой папа работает, я с улыбкой поправила его - фирма принадлежит отцу, и работают на него, а не наоборот. Точно описать реакцию Кирилла на мои слова я не могу, но вопросов он больше не задавал. Я хотела было рассказать ему чем «генерал» занимался, но передумала, мне показалось, что это может прозвучать как хвастовство. А хвалиться перед Кириллом не своими заслугами мне не хотелось. Ещё я забеспокоилась, что он может решить, будто отцовские деньги делают меня другим человеком, а богачей Кирилл не очень-то жаловал, это стало мне быстро ясно. Как-то вечером мы с Кириллом сидели в его квартирке на диване и смотрели какой-то фильм. Во время рекламы я ушла в туалет, примерно в тоже время раздался телефонный звонок. Когда я вернулась, Кирилл уже закончил разговор. Дальнейшее было для меня полнейшей неожиданностью. Кирилл вытянул руку вдоль спинки дивана и сел ко мне лицом. - Это была моя мама. Я улыбнулась, но не знала, что сказать и приготовилась слушать дальше. - Позвала на эти выходные в деревню. - Ох, я немножко приуныла. Значит, Кирилл уедет. Жалко, но с другой стороны - не можем же мы быть всё время вместе как сиамские близнецы, хорошо, что у Кирилла есть семья и если его зовут в гости, то я просто побуду пару деньков без него, проведу их с подружками. Так сейчас и скажу. - Я сказал, что мы приедем. Всё, на что я была в состоянии это хлопать ресницами. Что??? Мы три недели вместе и он уже зовёт меня с собой в деревню к семье? Если ЭТО не серьёзно, то я больше ничего не соображаю. - Ээ-э... ну не знаю... такая хорошая ли это затея, Кирилл, - неуверенно начала я. - Люда, это очень хорошая идея. Когда-то ты же должна познакомиться с моей семьёй, а эти выходные идеальное время, все будут в сборе, даже Ян. - Как я уже знала Ян, был старшим сыном отчима Кирилла, и вообще-то он служил в армии. - Ему отпуск дали, - пояснил Кирилл. - Суббота у меня свободна, мы можем поехать в пятницу вечером, субботу проведём там, а в воскресенье вечером вернёмся. Стоит ли говорить, что именно так всё и вышло? В пятницу вечером Кирилл запихнул мой чемодан в багажник его бежевой нивы, и мы поехали в Берёзовку. Я ужасно волновалась, мои руки были влажными от пота, а в голове я разыгрывала сценки знакомства с семьёй Кирилла, одну за другой, и в каждой я умудрялась провалиться с ещё большим треском, чем в предыдущей. Желая хоть как-то подготовиться, я стала расспрашивать Кирилла вновь о его семье. Я уже знала, как кого зовут и кому, сколько лет, а теперь спросила чем занимается его мама и отчим. Один раз я совершила ошибку и сказала «родители», но Кирилл подчеркнул, что его отца уже больше двадцати лет нет в живых, и поэтому из родителей у него осталась только мать. - Мама - учительница младших классов. Этой осенью, если не ошибаюсь, у неё снова будут первоклашки. - Я не думала, что Кирилл ошибается. Просто потому, что он ненавидел ошибки. Терпеть не мог, когда это делали другие, и очень придирчиво относился к людской глупости, неосведомлённости и прочим подобным явлениям. - А отчим? Он работает? - Да. - А где? - В Берёзовке есть склад от лесопильной фабрики «Можеев» и он там заведующий. - Он работает на мою фабрику? - «Ох, скромно, очень скромно!» – тут же корила я себя. - Что? Какая ещё «твоя» фабрика, Людмила, ты о чём? - Ээ-э... «Можеев - лесопильная фабрика» принадлежала моей маме, - осторожно начала я, - теперь, когда её нет, фабрика принадлежит мне, но формально я не имею к ней никакого отношения, папа поставил туда своего двоюродного брата, дядю Юрия Камышева, директором. С тех пор как мы переехали в город, я там лет шесть-семь не бывала. Но если смотреть с официальной стороны, то фабрика моя. Когда я стану взрослее и получу подходящее образование, то смогу ею управлять. Или, например, мой муж. Но это уже папе и дяде Юрию решать. Я-то пока в этом деле дуб дубом, - сказала я и глубоко вздохнула. Кирилл молчал. Я ждала. Наконец он заговорил: - Я думаю, не стоит говорить маме и отчиму об этом, остальным тоже. По твоей фамилии никто ничего не догадается, ты то не Можеева. Нет, я не Можеева, а Раевская. - Это мамина девичья фамилия, её отчим купил фабрику, переименовал и сделал довольно прибыльной. - Отчим? Твоя мама взяла фамилию отчима? - Да, он удочерил её. А у тебя разве не фамилия отчима? - Нет. Я Зуев, как и мой отец. Следовало самой догадаться - мама её отчима, хоть он таковым и был, всегда «папой» называла. А как иначе? - ведь именно он воспитывал её едва ли не с пелёнок. А у Кирилла всё иначе и отчима отцом он не считает, само собой не желает носить его фамилию. Хорошо, что до Берёзовки ещё не близко, нам обоим было о чём подумать.
Где-то при въезде в деревню Кирилл сказал: – Не говори об этом никому из моих. – Что? Я должна врать? – Нет, не врать, – ответил он недовольно. – Просто не стоит тыкать им этим при первом же знакомстве. Тыкать? Я не знала, как реагировать на такое. Я ещё никогда никому не «тыкала» ни фабрикой, которая досталась от мамы, ни фирмой, которая достанется от папы. Конечно, второе наступит не скоро, во всяком случае, я свято на это надеюсь. И вот, я сижу в стареньком прокуренном бежевом автомобиле, и беспомощно хлопаю глазами, так как я совершенно не подготовлена к подобным выпадам. – Если меня не спросят, – наконец-то заговорила я, – то сама я ничего говорить не стану. – Хоть что-то, – ответил Кирилл и, сбросив скорость, подъехал к высоким зелёным воротам. Мы вышли из машины, Кирилл подошёл к калитке и отрыл её, затем взял мою руку и мы вошли во двор. Я увидела большой белый дом с серой крышей и зелёными ставнями, много различных построек – больших и не очень. Все стены были выбелены, аккуратные дорожки, много зелени и цветов. Во дворе был ещё один забор, оттуда доносились звуки, как при рубке дров. – Кирилл! Мама, Кирилл приехал! – Я обернулась на звук голоса и увидела мальчишку, примерно десяти лет. Станислав, решила я, младший брат Кирилла. – Маа-ам, слышишь? – продолжал кричать он. – Кирилл уже приехал! – А я всё не могла оторвать от него глаз: ярко синие глаза, крупные белые зубы, которые казались слишком большими для его рта – и всё это на фоне смугло-загорелого лица. Контраст цветов вызывал желание зажмуриться. Он был босиком, без кепки, только в коричневых шортах. Я приветливо улыбнулась ему и получила не менее приветливую улыбку в ответ. – Кирилл, сынок! Как я рада тебя видеть! Кирилл отпустил мою руку и быстрыми шагами направился к женщине стоящей у двери в дом. Мама Кирилла была высокой и статной, её каштановые, с лёгкой проседью, волосы были аккуратно уложены. После крепких объятий мама Кирилла отступила от него на пару шагов и посмотрела на меня. – Ну же, Кирилл, представь нас. – Мама, это Людмила, моя девушка. Люда, знакомься – Галина Сергеевна, моя дорогая мама. – Здравствуйте, Галина Сергеевна. – Я гадала про себя – стоит ли подойти ближе и подать руку, или нет? Но волнение сделало своё, и я стояла как столб на своём месте. Галина Сергеевна, оглядев меня с головы до ног и помолчав секунду-другую, «Хорошо это, или плохо?» – задумалась я, улыбнулась мне и сказала: – Здравствуй, Люда. Мой рот слегка приоткрылся в привычном желании сообщить, что Милла предпочтительнее, и Галина Сергеевна, явно хотевшая сказать ещё что-то, выжидающе замерла, но я прикусила язык и послала ей смущённо-извиняющуюся улыбку. Сделав приглашающий жест рукой, мама Кирилла сказала: – Проходите в дом. Постепенно дом наполнился людьми: Стас сказал Яну (это именно он рубил во внутреннем дворе дрова) что мы приехали, и он пришёл в дом. Кирилл представил нас: Ян – Людмила, Людмила – Ян. Даже постороннему было ясно – братской любовью тут и не пахнет. Я подумала, что в таком случае мне от Яна не стоит ждать особого радушия, но он очень приятно улыбнулся и, протянув руку, сказал: – Здравствуй, Мила, приятно познакомиться. – Рукопожатие было коротким, но крепким, ладонь горячей и мозолистой. Ян ушёл так же быстро как пришёл, но перед уходом прихватил банку с компотом. Вскоре от подружки-соседки прибежали близнецы, Катарина и Карина. Обе одиннадцатилетние очаровашки были очень похожи на их маму и их глаза были такого синего оттенка как глаза Станислава. У Галины Сергеевны глаза были тоже синими, но не такими яркими. Самым последним прошёл отчим Кирилла – Семён Николаевич. Я решила, что Ян его точная копия. Все были приветливы, очень вежливы и не навязчивы. За ужином было шумно, но уютно и весело. Все болтали едва ли не одновременно, мне задавали много вопросов, но за меня часто отвечал Кирилл. За ужином я услышала приятную новость – скоро будет готова баня, именно для этого Ян рубил дрова.
В баню я пошла с близняшками. Мы очень весело провели время, много смеялись, беспрестанно болтали (точнее я слушала девочек и лишь иногда, в нужных моментах, тоже говорила) и плескались. Я вымыла их длинные волосы своим шампунем с запахом мёда, затем мы использовали мой ополаскиватель и маску для волос. Общение с весёлыми беззаботными девочками расслабило и успокоило меня, а обилие информации обо всех членах семьи было чрезвычайно полезно. Волнение и лёгкий страх, от предстоящего общения с взрослой частью семейства, не исчезли полностью, но значительно уменьшились.
Дома сеанс красоты продолжался – девочки щедро намазались моим лосьоном, наложили на лицо толстые слои крема. Я заплела волосы каждой и в ответ получила ответную благодарность – очень красивую французскую косу. Был поздний вечер и близняшки наконец-то решили спать, в доме кроме нас никого не было, и я не находила ни каких причин, чтобы задерживаться, поэтому вышла на улицу. На пороге мне встретился полусонный Станислав, он пожелал мне спокойной ночи и прошёл в дом, я хотела было окликнуть его и спросить где все, но передумала и решила найти Кирилла и остальных сама.
Выйдя во двор, я прислушалась в надежде услышать звуки голосов, но я не слышала разговора. Только откуда-то раздавались странные приглушённые звуки, похожие на удары, туда я и отправилась. Дверь в одну из хозяйственных пристроек, была открыта настежь и подпёрта кирпичом для надёжности. Из проёма лился слабый свет, и я пошла на него, как мотылёк притягиваемый пламенем. Между тем, звуки ударов становились всё отчётливее.
Посреди комнаты, на цепи, свисающей с потолка, висел кожаный мешок и на него сыпался заряд сильных, быстрых кулачных ударов. Я, как зачарованная, не мигая смотрела на голую мускулистую спину Яна, по которой стекали капли пота. Штаны, низко висящие на бёдрах, казалось, свалятся при следующем движении. Не знаю, сколько бы я простояла там, просто наслаждаясь его видом, но Ян заметил меня. Застуканная за подглядыванием, я безумно хотела убежать, но подавила это трусливое желание. Румянец покрывал мои щёки, шею и грудь, контролировать его было выше моих сил, но я успокоила себя тем, что в сумерках это не заметно. Ян молча остановил мешок и выжидающе посмотрел на меня. – Э-э... – «Милла, возьми себя в руки!» – приказала я себе. – Близняшки уже уснули, а в доме и во дворе никого нет... а тут я услышала звуки и подумала, что... но нет... – Кирилл и мама ушли к соседям, дяде Ване, нашему соседу, нужно что-то обсудить с ними. Никто не думал, что близняшки так быстро уснут и ты останешься одна, – разговаривая со мной, он снял боксёрские перчатки и повесил их на гвоздь, и, взяв синее полотенце, повесил его себе на плечи. Ян сделал несколько шагов в мою сторону, а я попятилась от него. – Осторожно!.. – резкий рывок и Ян оказался рядом со мной и потянул меня к себе. – За твоей спиной грядки с цветами. – Ох! Спасибо тебе. Было бы неприятно объяснять Галине Сергеевне, что я её цветы затоптала. Ян улыбнулся и, отпустив меня, отошёл на шаг. – Цветы мама бы тебе простила, но из-за твоих босоножек она бы расстроилась, да и ты тоже. – Босоножки? А при чём тут мои босоножки? – Я посмотрела на мою обувь: ничего особенного – белые тоненькие полоски, очень низкий каблук. – Грядки папа только что полил, если бы ты сейчас туда наступила, то белое стало бы серым. Мама любит красивую обувь, ей было бы жалко. – О! Я тоже люблю красивую обувь. Раздался собачий лай, и я испуганно подскочила поближе к Яну. – Пойдём, я тебе что-то покажу, – взяв меня за руку, он потащил меня к сараю. Спеша за ним, я не сводила глаз с наших сцепленных рук, моя ладошка буквально утонула в его большой горячей ладони... Сердце бешено колотилось, я чувствовала себя предательницей, или даже хуже. Неуверенно, с беспокойством, я слегка шевельнула пальцами, и Ян тут же расслабил свою ладонь. Моя рука, оказавшись на свободе, безвольно повисла вдоль туловища. Когда Ян открыл дверь и отошёл в сторону, пропуская меня, я украдкой посмотрела на его лицо – на мой взгляд, он казался абсолютно спокойным, это хорошо, значит, только я придала значение нашему «держанию за ручки». – Тут налево, до конца, а потом последняя дверь по правой стороне. Я прошла вперёд. Переступив порог указанной двери, я не могла понять, зачем мы сюда пришли. На первый взгляд тут было пусто. Ян подошёл к соломе в углу и опустился на колени. – Смотри. – В его руках оказался крошечный щенок, ещё слепой, с чёрной шёрсткой и белым пятнышком на мордочке. С истинно девчачьим вздохом умиления, я, не раздумывая села рядом с Яном, и увидела ещё три щенка. – Какие они хорошенькие! Ла-а-почка! – протянула я, беря на руки одного щенка с гладкой чёрной шёрсткой и белой лапкой. – Ты ей уже и имя придумала, – рассмеялся Ян. – Так это девочка? – Конечно, не пса же так называть, – раздался голос за моей спиной. Прижав к себе щенка, словно щит, я испуганно обернулась: рядом стоял Семён Николаевич. – Хе-е-ей! Есть тут кто?! – раздался голос Кирилла. – Мы здесь, – крикнул Семён Николаевич. – Людмила с нами, если ты её ищешь. – Да, ищу. – Кирилл подошёл и встал рядом с отчимом. Его взгляд не отрывался от меня. – Ты идёшь? Куда? Зачем? Почему? – вертелось на языке, но я не высказала эти вопросы вслух. – Пока, Лапочка, – я прижалась щекой к мордочке щенка, чмокнула воздух у её носика и аккуратно положила Лапочку на солому. – Иду. Кирилл вышел первым, Семён Николаевич шагнул в сторону, я благодарно улыбнулась. Уже переступив порог я, не оборачиваясь, сказала: – Спасибо, Ян. Щенки чудесные. – Не за что, Мила.
Остальное время в Берёзовке Кирилл практически не оставлял меня одну. В воскресенье поздно вечером мы вернулись в город. По дороге Кирилл не раз сказал, что я очень понравилась его маме. Я подчёркнуто ответила, что мне понравилась вся его семья. Намёк он или не понял или предпочёл не обращать на него внимания. Кирилл быстро перевёл разговор на свою работу, коллег. Потом стал рассказывать анекдоты. Весело смеясь, с прекрасным настроением, мы подъехали к дому, в котором была его квартирка.
Я оказалась замужем едва успев сказать «Да». В моих планах или мечтах? мы дожидались возвращения моего «генерала» и знакомили его с семьёй Кирилла. Затем последовала бы тщательная планировка свадьбы и свадебного платья, и конечно, безоблачно-счастливая семейная жизнь – Кирилл работает, я учусь, чтобы потом работать с папой, далее детки и тэдэ и тэпэ.
Не прошло и недели со слова «Да», как я стояла в ЗАГСе. На мне: простенький белый сарафан. Красивый, сделанный из очень качественной ткани, но можно ли сравнить его с кружевным свадебным платьем? В руках: уже поникший букет цветов. Единственное знакомое лицо, кроме Кирилла, это Соня. Все остальные – парочка коллег Кирилла с их жёнами. Одна пара с коляской, девочка ещё совсем крошка – три месяца от роду. Она яростно кричит и плачет, заглушая своим плачем голос высоченной худой женщины в очках на пол лица, проводящей церемонию росписи. Я отвлеклась и обернулась на крик малышки, смотрела, как мама трясла коляску и тихим голосом что-то говорила ребёнку. Женщина в огромных очках повторила свой вопрос, Кирилл дёрнул мою руку, все ждали моего ответа. Я открыла рот, и тут мамочка потеряла терпение, вскочила с места и громко шепнула мужу: – Всё, хватит! Пошли отсюда. Жанне давно кушать пора. Моё «Да» потерялось в её словах, но работница ЗАГСа не желала спрашивать меня в третий раз и поспешно объявила нас мужем и женой, заторопилась получить подписи и окончить всю процедуру.
На выходные мы с Кириллом забрали все вещи с моей квартиры и перевезли к нему. В среду или четверг я ждала возвращения «генерала».
Папа вернулся в среду, поздно вечером. Разговаривая с ним по телефону, я сказала, что приду к нему завтра в гости... не одна. Папа само собой захотел подробностей, а Кирилл, стоя над душой, требовал, чтобы я тут же рассказала отцу кто он или он возьмёт трубку и объяснит всё сам. Никогда, даже в страшном кошмаре, я не представляла себе, что мне придётся говорить отцу о том, что я вышла замуж по телефону. Заикаясь и краснея, а потом и бледнея, я сказала «генералу», что теперь замужем. Он долго молчал. Потом спросил имя моего мужа, откуда он, о его семье и так далее. Потом он пожелал мне спокойной ночи и сказал, что будет ждать нас завтра на ужин.
Прежде чем я успела возмутиться поведением Кирилла, тот обрушился на меня с допросами и тирадой о том, что я его стесняюсь, неужели я собралась скрыть его – Кирилла, от отца? Мы теперь одна семья, он мой муж. Теперь на первом плане для меня не мой отец, а он – Кирилл. Как я желаю быть хорошей женой, оставаясь при этом папиной дочкой? Пора взрослеть, забыть уютное, спокойное местечко под родительским крылышком и прислушаться к мужу – отныне именно он мой наставник, советчик и помощник.
Вечером, когда мы с Кириллом собрались к отцу, меня ожидал следующий сюрприз. Кирилл снял с крючка мою сумку и вытряс её содержимое на стол. Косметичка, салфетки, ключи от квартиры легли в одну кучку, ключи от машины, две кредитные карточки, деньги – в другую. Последнее Кирилл сложил в плотный коричневый конверт, остальное опять бросил в сумочку. Я, глядя с возмущением на такую бесцеремонность, открыла рот для протеста, но прежде чем успела сказать хоть что-то, получила ответ: – На деньги твоего отца мы жить не будем! Две машины мы держать не в состоянии, да и зачем тебе сейчас машина? Так что решено. – Я и не собиралась дальше тратить папины деньги и ключи от машины я ему бы отдала... но почему ты... – Ну, раз ты такого же мнения, то не стоит терять время на пустую болтовню. Пошли, пора уже, а то опоздаем. Кирилл дал мне сумочку, конверт оставил у себя и, держа ладонь на моей спине, направил меня к двери.
Ужин у папы прошёл очень напряжённо. Как бы я не пыталась свести двух столь дорогих мне мужчин вместе, это казалось невозможным. Кирилл сразу дал понять «генералу», что не потерпит никаких, особенно финансовых, вмешательств со стороны моего родителя. Я дала понять отцу, что буду стоять к своему поступку и мой мудрый «генерал» понял, что ничего не может сделать для меня, разве что только отпустить с миром. Он не благословил нас, но пожелал мне счастья и много терпения. О терпении просила и я его. Я считала, что Кириллу нужно немного времени, для того чтобы понять, что папа не станет вмешиваться в нашу семейную жизнь. Отец спросил меня о дальнейших планах на будущее, и я хотела было ответить: «Пап, неужели ты забыл про училище?», но вовремя остановила себя – если Кирилл против любого, а особенно материального вмешательства отца, то, как оплатить моё обучение? Если мы с Кириллом не можем позволить себе содержать вторую машину, то моё элитное училище и подобно... Нацепив на лицо улыбку, я сказала, что сначала мне нужно подстроиться под сложившиеся обстоятельства, и лишь потом решать, чем именно заниматься.
Никогда не ожидала от себя, что стану Домохозяйкой. Домохозяйкой именно с большой буквы. Моя новая, «взрослая» жизнь, состояла из уборки, готовки, стирки и глажки, плюс все остальные бытовые потребности. В первом мне пришлось достигнуть мастер-класса, так как Кирилл мог в любой момент заглянуть в самый тайной уголок нашей квартирки и, если он находил при этом пыль или мусор, на меня обращался его особый взгляд: «Людмила-ну-ты-даже-самые-примитивные-задания-с-толком-не-выполняешь...» Месяца через два нашей совместной жизни, каждый день стал днём генеральной уборки, мылось, протиралось и пылесосилось буквально всё. Люстры, шкафы, полки, рамки, окна. Всё должно было сверкать чистотой в любое время дня и ночи. Готовить так, как любил Кирилл, я не умела вообще. Длинные телефонные разговоры с Галиной Сергеевной несказанно мне помогли. Борщ, котлеты, холодец – без проблем. Но этого было мало: жена Кирилла должна уметь больше. В один прекрасный день муж сказал, что пообещал коллегам принести пирог для начальника, обязательно домашней выпечки. Ведь не стоит оскорблять шефа чем-то купленным в ближайшем магазине за углом, не так ли? А вот на что-то стоящее деньги скидывать никому не хочется, да и жалко. Я справилась и с этим. Благодаря Соне, единственной их моих прежних подружек, которая всё ещё общалась со мной, хоть и Кирилла она на дух не переносила. На моё счастье её мама обладала парочкой удачных рецептов выпечки. Самой большой проблемой стала для меня стирка «в ручную». Я была в самом настоящем ужасе, когда Кирилл сказал мне, что у него нет стиральной машинки. Вонючие носки, потные рубашки и это только верхушка айсберга. Проблемы начинались с полотенцами и постельным бельём и не забудем про шторы. Кипяток, порошок, отбеливатель – нежная кожа моих рук быстро сказала мне «Прощай», её сменили покраснения, шелушение и потрескивания. Ухоженный маникюр перешёл в короткие обломленные ногти и заусеницы. От обилия физической нагрузки я стала худеть. Борщ и холодец никогда не были моей любимой едой, а йогурт, свежие фрукты «вдоволь» и зернистый хлеб, не входили в наш семейный бюджет. Это очень быстро сказалось на моей фигуре. От дальнейшей пытки по имени «стирка» меня спасла моя свекровь. Мы, в очередной раз, приехали погостить в Берёзовку, к тому времени мы были женаты уже около года. После большой стирки руки особо сильно болели, и Галина Сергеевна это заметила. Разгон мой муж получил просто первоклассный. В ответ Кирилл только кивал и соглашался. К концу следующей недели муж и его коллега, затащили в нашу крохотную ванную комнату стиральную машину. Места стало ещё меньше, но я вздохнула с облегчением.
После года со свадьбы нас стали всё чаще спрашивать о том, когда же мы собираемся завести деток. «Пора бы вам ребёночка иметь, пора», слышали мы от всех женатых знакомых, свекровь тоже говорила со мной и Кириллом на эту тему, но всё бесполезно. В какой-то степени я была даже рада. Мне хватало забот о Кирилле и квартире, а если бы ещё и младенец добавился, то... «Нет, ребёнок сейчас - это перебор,» думала я, но, конечно же, не говорила эти слова в слух. Более главным было то, что сам Кирилл ещё не хотел детей. Он хотел иметь квартиру побольше, зарплату повыше, не так много работы... Вот когда получит повышение, то можно будет найти другую квартиру. Что уже сейчас, благодаря папиным связям – связям, не деньгам!, мы могли бы жить за прежнюю плату во много лучшем районе, в более просторной квартире, к вниманию не воспринималось. А как квартира получше будет, говорил Кирилл, её и соответственно обставить нужно, потом и на приличный отпуск копить можно, ну а следом и ребёнок не за горами. Так рассуждал мой муж, а я была согласна с тем, что ребёнок может подождать.
Незаметно летело время, приближалась вторая годовщина свадьбы. Повышения Кирилл так и не получал, а я нашла работу секретаршей, на полставки. Осталось самое тяжёлое – убедить Кирилла, что для нас и нашего семейного бюджета будет очень хорошо, если я тоже буду зарабатывать. Но все мои попытки были бесполезными. Кирилл был категорически против. Он зарабатывает достаточно денег, а если мне не хватает, то пора научиться экономить. Если бы он знал!.. Этому искусству я обучилась впервые же месяцы после свадьбы. Мы откладывали деньги на «чёрный день» и на новый телевизор, который очень хотелось иметь Кириллу. Я попробовала убедить его, что если добавить те деньги, которые я заработаю, этот телевизор можно будет купить уже месяца через два, а не ждать до конца года, как планировалось. Бесполезно. Все мои попытки были бесполезными. Тогда я пошла на крайний шаг и открыла занавес для тяжёлой артиллерии: я позвонила свекрови и напросилась в гости. Поговорив с Галиной Сергеевной по душам, я объяснила ей всё как есть. Выбрав момент, свекровь поговорила с сыном. Результат был на лицо – вернувшись из Берёзовки, я выждала пару дней и вновь заговорила о моей работе – Кирилл больше не возражал.
– А вот и я, – я подошла к столику, за которым сидел «генерал» и, чмокнув отца в щёку, села напротив него. – Привет, папа. Извини что задержалась. – Привет Миллочка. Ничего, всё в прядке – я сам только что подошёл. Даже воды себе заказать не успел. С «генералом» я встречалась регулярно, в основном в таких же ресторанчиках, как и этот, не реже двух раз в месяц. На квартиру ко мне и Кириллу отец не приходил. Оба: и папа, и Кирилл, не желали встречаться, тем более на такой тесной территории. Раньше мы чаще встречались за завтраком, тогда у меня было больше свободного времени, но с тех пор как я стала работать, встречи перенеслись на обеденное время. Папа, человек во много больше раз занятой, чем я, всегда беспрекословно подстраивал своё расписание под меня. – Ну, рассказывай, что новенького? – Ой, с чего начать? Вчера, например, у нас Ян был. – Мы с отцом обменялись понимающими улыбками. – Вторник, – произнесли мы в унисон. – Всё подкармливаешь голодного студента? – Ага. Но ему уже недолго осталось. – Ян учился в местном колледже, в который поступил когда вернулся со службы в армии. Галина Сергеевна и Семён Николаевич переживали за него – так долго не видели, а он, не успев домой вернуться, уже в город уехал. После долгих разговоров со свекровью я решила успокоить её и позвала Яна на ужин. Думала расспросить его о делах, учёбе и тд. В итоге Ян стал приходить к нам на ужин каждый вторник. Кирилл был не особо доволен всей этой затеей, но мать расстраивать не желал и поэтому молчал и терпел. – Уже последний год ведь Яну остался. Да и работа его ведь ждёт. – Эта новость была для меня особо радостной. – Работа? Это хорошо, – папа довольно закивал головой. Тут нас прервал официант, мы быстро сделали заказ и вернулись к разговору. – Так что за работа-то будет у Яна? – У «Можеева», папа. Представляешь? Я же тебе рассказывала, что Семён Николаевич на складе от фабрики заведующим работает? – Дождавшись согласительного кивка головой, я продолжила: – Так вот, на каникулах Ян там раньше подрабатывал, а когда с армии вернулся, то его кто-то из помощников дяди Юры на работу давай звать – они в тот момент как раз склад на другое место переносить собирались. Увеличивали, модернизировали и ещё что-то там, ну да неважно, не в этом дело. Но Семён Николаевич стал Яна отговаривать – мол, получше что-то найти можно. Ну а Ян решил подучиться и ему теперь предложение по круче сделали, мама Кирилла мне уже сказала что Ян согласился, а Семён Николаевич, гордый как петух ходит, довольный очень. Так что теперь ещё чуть-чуть и не будет у меня голодного студента к ужину во вторник. Естественная радость за Яна слегка притуплялась грустью: за два года я очень привыкла к регулярным визитам Яна. Он частенько приходил пораньше, ещё до того как Кирилл приходил с работы. Мы сидели на кухне и болтали, слушали музыку и много смеялись. Именно Ян подарил мне на день рождение МП3-плеер, в то время как я старательно намекала Кириллу, какой подарок меня бы обрадовал. Но Кирилл подарил мне сковородку от фирмы «Tefal» – он любил на завтраки яичницу-глазунью и бекон, но дым, который стоял после этого на кухне, ненавидел. Особое покрытие на сковородке обещало избавить от этого. Кирилл был очень доволен собой и своим подарком: «Такие деньги за одну только сковороду!» – жаловался он, но тут же добавлял: «Зато теперь у Людмилы проблем с готовкой не будет!». А в то время Станислав знакомился с моей «детской игрушкой» – новеньким iPod Nano, подарком Яна. В голове я строила планы о том, как уговорю Яна принести его ноутбук и перекачаю с него все мои любимые песни. Станислав до конца вечера не вытаскивал наушники из ушей. Лишь когда всё семейство Камышевых стояло у порога, Галина Сергеевна передала мне плеер и наушники. Кирилл посоветовал пожалеть пацана и отдать ему «игрушку», она ему больше по возрасту подходит. Я решила принять его слова за неудачную шутку и ответила, что мои родители правильно меня воспитали и научили с радостью принимать любой подарок, ведь человек проявил внимание и уважение ко мне – моей обязанностью являлось проявить тоже внимание и уважение к подарку, преподнесённому мне. Только следующим утром, по дороге на работу, мне удалось послушать музыку, которой весь вечер наслаждался Станислав. Группу «Evanescence» сменила Мадонна, затем несколько песен от немецкой группы «Rosenstolz» и очень много других. Ян частенько подсмеивался над моим разнообразным вкусом, но песни, которые нравились мне никогда не исчезали с его ноутбука, что нельзя было сказать о дисках, которые он делал для меня. В ушах звучала музыка, сердце было заполнено радостью, и ещё никогда мне не казалось, что получасовая поездка на работу так быстро подходила к концу.
К сожалению, мой обед с отцом сегодня тоже очень быстро подошёл к концу – позвонила его секретарша и сообщила о каком-то ЧП в бюро. «Генерал» попросил счёт и, крепко обняв меня на прощание, ушёл. Я же не спеша доела, поболтала ни о чём с приветливым официантом и только потом направилась к выходу из ресторанчика. Летнее солнышко приветливо встретило меня ласковыми солнечными лучами. Я стояла на тротуаре и не знала, куда бы пойти и чем бы заняться. Домой не хотелось, на работу не нужно... Подруги есть, но все сейчас заняты обедами для своих чад – опять слушать извечный вопрос: «А вы с Кириллом когда же решитесь?» не хотелось. А Соня, единственная, ещё бездетная девушка среди моих подруг, уехала в отпуск со своим парнем. Я дошла до ближайшей свободной скамейки и села. Листва дерева покрывала скамью уютной тенью. Скользнув рукой в сумку, я достала iPod и решила просто немного насладиться свободой.
Новый год начался для меня с тяжёлой простуды. Я проболела почти три недели. Стало лучше, мой больничный подошёл к концу, и я вновь вышла на работу. Настало время вытащить моё новое зимнее пальто, купленное для меня Кириллом на предновогодней распродаже. Сказать, что оно мне нравилось, я не могла, но это был его подарок. Себя Кирилл тоже «одарил» – помимо новой одежды, он заменил выхлопную трубу на машине, купил новые колёса и ещё пару мелочей. Наши сбережения были изрядно исчерпаны, но мы не беспокоились – у обоих была работа. На улице дул ледяной февральский ветер, я опаздывала на автобус. То и дело я скользила сапогами по тротуару и поэтому старалась держаться поближе к стене, чтобы было за что ухватиться, когда я начинала падать. Да, новые сапоги были для меня важнее, чем новое зимнее пальто, но Кириллу приглянулась пальто с крупной скидкой, а я, как всегда, не стала спорить и позволила ему настоять на своём. Теперь оставалось злиться только на себя.
До остановки оставалась лишь пара сотен метров, но нужно было перейти через дорогу. Уловив момент, когда на дороге не было машин, я заторопилась на другую сторону. Подошвы моих сапог заскользили и я, бесполезно махая руками, упала на спину и ударилась головой о бордюр. Шапка слегка смягчила удар, но, на какой-то момент, я потеряла сознание. Возле меня собралась толпа, кто-то вызвал «скорую». На «скорой» меня отвезли в больницу, к тому времени я уже пришла в себя. Голова ужасно болела, шишка пульсировала, но соображала я прекрасно. Врач пришёл нескоро и он ужасно торопился – случилась крупная авария и большинство его коллег занимались тяжёлыми случаями, а он только что пришёл на работу в свой свободный день и помогал чем мог. Он осмотрел мою голову, проверил глаза, сказал, что у меня сотрясение мозга и прописал постельный режим. Я настояла на том, что поеду домой. Мне вызвали такси, и я поехала домой. По дороге я позвонила Кириллу и сказала ему, что ударилась и теперь пару деньков побуду дома. Он пообещал, что постарается придти домой пораньше. Следующий звонок был на работу. Больше я никому звонить не стала. Зайдя в квартиру, я сделала себе чай и устроилась на диване. Голова по-прежнему болела, шишка пульсировала, всё тело ломило. Где-то к обеду зазвонил телефон – Кирилл хотел узнать как у меня дела и сказать, что прийти пораньше он не может. Я заверила его, что это не страшно. К ужину у меня проснулся аппетит, и я принялась за готовку. Голова больше не болела, но тело по-прежнему ломило. Болел и низ живота, но я не придавала этому никакого особого значения. Пришёл Кирилл и, накормив его ужином, я ушла спать.
Раскрыв глаза я не сразу поняла, что меня разбудило. В спальне было темно, я слышала дыхание Кирилла, только этот звук нарушал тишину. Болезненный спазм охватил низ живота, я согнула ноги и подтянула колени к животу. Когда боль отступила, я, с трудом поднявшись с постели, пошла в ванную. В свете лампы я увидела пятна крови на моих пижамных штанах.
В больнице, той же где я была днём, мне и Кириллу сказали, что я потеряла ребёнка. Не зная, что беременна, я потеряла малыша. Срок был маленьким, всего около пяти недель. Я даже не заметила, что была беременна.
Шок и боль притупили мои чувства. Я не хотела никого видеть, ни с кем разговаривать. Остаток ночи и полдня я провела в больнице. После обеда Кирилл забрал меня домой. Всю дорогу я молчала, глаза были на мокром месте, но я не плакала. Кирилл не понимал моё состояние, пытался растормошить меня, но я села на диван, закуталась в одеяло и поднималась только для того, чтобы сходить в туалет. Проходили дни, но моя меланхолия не проходила, скорее, усиливалась. В больнице мне назначили приём, на котором выяснилось, что у меня появились осложнения в виде воспаления. Мне прописали лекарство, но я не смогла сразу получить его в аптеке при больнице – нужно было ждать. Я отказалась и, забрав рецепт, пошла в другую аптеку. Там я имела больше удачи. Душа и тело болели. Тоска и грусть не отпускали меня, да мне и не хотелось. Я забросила квартиру. Кирилл вначале кричал и ругался, теперь же молчал. Я была рада. Тишина была мне милее всего. Первую ночь после больницы я провела на диване и с тех пор так и не вернулась в супружескую постель. Лекарство не помогло. А пока моё тело непрестанно напоминало мне о случившемся, моя душа не находила покоя. Испытывая злость на больницу и весь мир, я пошла в другую больницу, мне хотелось как можно скорее избавить своё тело от последствий выкидыша и забыться, но время не торопилось пойти мне на встречу.
Я провела шесть часов в коридоре больницы, так и не попав на приём. Женщина-доктор несколько раз уходила из кабинета и возвращалась в течении получаса. Очередь двигалась очень медленно. Но мой черёд так и не настал. Я вернулась домой в мрачной решимости поговорить с Кириллом – мне нужны были деньги. Деньги на хорошего женского доктора с личной практикой. Который даст мне хорошие, действующие лекарства, которые помогут мне. Помогут мне убрать боль, забыть...
Но Кирилл не пошёл мне на встречу, он не считал нужным тратить деньги на врача, да вообще сомневался в том, что врач, неважно платный или нет, нужен мне. – Людмила, успокойся, наконец-то! Тебе нужно время, а не врач. – Я не пойду больше к больничным врачам!.. – И не надо. – Я хочу толкового специалиста! – Денег всё равно на это нет. Мы же машину починили и тебе пальто купили, а занимать у кого-то ради твоих капризов я не собираюсь. Поняла? – Да. Кирилл ушёл в спальню, а я, как и раньше осталась на диване. Устав намного сильнее, чем ожидала, я тут же заснула, в чём была – тёплом свитере и джинсах. Я проснулась около пяти часов утра. Злость на Кирилла не прошла, нет, она продолжала гореть во мне. Денег у нас, видите ли, нет! Капризничаю я! А как бы он вёл себя на моём месте? Будь он женщиной, что бы он чувствовал, если бы потерял частичку себя?
В семь проснулся Кирилл. Не говоря мне ни слова, он сходил в ванную и на кухню. Не прощаясь, мой муж, уходя, громко хлопнул дверью. Вместе с этим звуком предательская мысль пробралась в моё подсознание и пустила корни. Если Кирилл отказывает мне в деньгах, то это не значит, что и «генерал» сделает то же самое.
Я дала себе время на душ и завтрак, но моё решение не изменилось. Я взяла сумочку и достала телефон.
Первый гудок, второй... и вот я слышу голос отца: – Раевский. – Доброе утро, папа. – Милла! – удивлённо воскликнул отец. – Утро доброе-доброе, девочка моя, – радостно продолжил он. – Подожди секундочку, Милла – я перед господами извинюсь и выйду, потом сможем спокойно поговорить. Мой рот приоткрылся в инстинктивном желании заверить «генерала», что дело несрочное, что не стоит из-за меня прерывать свои дела... но я промолчала. В этот раз моё дело не терпело отлагательств. – Что-то случилось, Милла, или ты просто так звонишь? – Случилось, папа. – До того, как он спросил, я заговорила дальше: – Мне очень – это слово я выделила, – нужна твоя помощь, папа. – Конечно, я помогу тебе. Говори чем? – Мне нужен приём у какого-нибудь хорошего местного гинеколога. Как можно скорее. Молчание. Я думаю, отец пытался обдумать столь необычную просьбу и её причины. – Милла, доченька... Ты беременна и... возникли какие-то осложнения? Может нам не с местными врачами связываться, а сразу к столичным или питерским о... – Папа-а, папа-а-а! Ты меня слышишь? – мне не хотелось прерывать отца, но зачем ему ненужные волнения о не существующем внуке или внучке? – Конечно, слышу, Милла. – Я не беременна, папа. Я не беременна. На глаза вновь навернулись слёзы, как хорошо, что отец меня сейчас не видит. Но слезами дело не закончилось – я начала всхлипывать и в отчаянье зажала себе рот свободной рукой. – Милла... Милла! Да говори же со мной! Милла! – Да? – голос дрожал, но не сильно. Оставалось надеяться, что «генерал» не заметит. – Если ты не беременна, то зачем тебе к гинекологу? Ты болеешь? И как давно уже? И чем? – У меня был... я больше не... Ребёнок... его нет. Ребёнка больше нет, папа. Я так сильно упала, но ведь ничего не знала, ты можешь себе представить?! Я не знала и потеряла моего малыша... выкидыш, говорят они, на такой ранней стадии беременности это часто случается, поэтому нужно быть особо осторожной. А как быть этой самой особо осторожной, если не знаешь, что в тебе растёт новая жизнь, а? Как же быть? – Ш-ш-ш, девочка моя, успокаивайся, Милла-доченька, ш-ш-ш. Я пыталась, пыталась взять себя в руки и успокоится. Не ради себя, а ради отца. Господи, каково же это для него быть на другом конце связи и слушать мои рыдания? Бедный мой «генерал», совсем я его не жалею. Когда моё дыхание стало ровнее и слёзы были утёрты с лица, я сказала: – Всё пап, мне лучше. Извини, пожалуйста. – Брось ты это. Что мне прощать тебе-то, Милла? Но у меня есть несколько вопросов, хорошо? – Хорошо. – Кирилла, как я понимаю, сейчас дома нет? – Да, его нет дома – он на работе. – Прекрасно. Значит, можешь ответить честно. – Что именно, папа? – Но «генерал» не торопился задать свой вопрос. Через какое-то время в трубке вновь раздался его голос: – Это он тебя так ударил, что ты упала и потеряла ребёнка? Говори правду, Милла. – Говорю правду: Кирилл не делал ничего подобного. Его даже рядом не было, когда я поскользнулась и упала. Папа, Кирилл может в чём-то деспот и тиран, но он никогда не бил меня. Никогда. – Хорошо. Если это правда, то хорошо. – Правда, папа. Я не лгу. – Как же это случилось? – На улице гололёд был, я поскользнулась и упала. Вот и всё. Поначалу думала, что отделалась простой шишкой и лёгким сотрясением. Остальное... выяснилось позже. – Понятно. Дай мне немного времени – я найду хорошую практику, запишу тебя на приём и пришлю к тебе Фёдорова. – А Ф... – И не спорь, Милла. Фёдоров за тобой приедет. – Фёдоров был папиным шофёром и телохранителем в одном лице – эдакая огромная куча накачанных мускулов с лицом Клайва Оуэна, только вот волосы и брови у него светлые. – Хорошо, с Фёдоровым, так с Фёдоровым.
Примерно в два часа в мою дверь раздался звонок – в глазке я увидела Фёдорова. Я открыла дверь и взялась за пальто, одновременно здороваясь с прибывшим. – Здравствуйте, Милла. А где сумка? Не сами же вы её нести собрались? – Какая ещё сумка? – Александр Петрович наказал мне взять сумку с вещами. Где она? Спорить с Фёдоровым занятие бесполезное. Григорий Анатольевич, настолько упёртый и моему «генералу» преданный, что в словах отца и его решениях никогда и ни за что не сомневается и обсуждению их не подпускает. Не желая терять время, я достала сумку, бросила в неё смену одежды, пижаму, пару-тройку флаконов из ванной комнаты и передала свою ношу в требовательно вытянутую руку Фёдорова. – Плита, утюг, стиральная машина - выключены? – Да. – Окна и балконная дверь заперты? – Да, Григорий Анатольевич. Переступив порог, я вспомнила дальнейший ритуал и не дожидаясь команды-просьбы, протянула Фёдорову связку с ключами. Он запер дверь, проверил и удовлетворённо кивнув, вернул мне ключи.
К трём часам Фёдоров сдал меня с рук на руки крохотной седовласой медсестре. Сумку приняла симпатичная коллега старушки. Меня проводили в уютную палату, усадили в мягкое кресло и вручили чашку с травяным чаем. Старшая медсестра занимала меня вопросами, а младшая распаковывала мою сумку. Мне показали ванную: полотенца и халат висели на крючках; мыло, шампунь, несколько разных кремов и прочее лежали на полочках. Всё для моего удобства. Медсёстры ушли, но, пару минут спустя, раздался лёгкий стук в дверь. Я сказала: «Войдите» и в палату зашла высокая миловидная женщина. Она представилась: доктор Буско, или просто София. Несколько вопросов и доктор Буско поняла суть моей проблемы. После ещё нескольких вопросов с её стороны, я окончательно расклеилась и разрыдалась. Во время рыданий я рассказала ей всю историю своего супружества, то о чём обычно говорят с матерью или лучшей подругой и о чём я всегда избегала даже думать, считая это своим родом предательства и признаком слабости. Никогда и ни с кем я не обсуждала проблемы с Кириллом, считая, что два взрослых человека должны сами разбираться в своих отношениях. Ну, а поскольку, противостоять Кириллу не так легко, я пассивно сдавала позиции.
Какое-то время спустя я пришла в себя. София утирала мне лицо бумажной салфеткой, затем молча протянула ещё одну – для носа. – Ну вот, успокаивайся. Теперь всё пойдёт в гору. Ведь здесь – она показала пальцем на моё сердце, – ты уже знаешь, что будет правильным, не так ли? – Не дожидаясь моего ответа, София продолжила: – А раз сердце знает, то дело и до разума дойдёт. Теперь можно заняться процедурами. Я проведу осмотр, и мы решим, как тебя лечить будем. Спокойно тут переночуешь, лучше, если на пару-тройку дней останешься отдохнуть. – Я открыла рот для вопроса, но София продолжала говорить: – Вон телефон – можешь мужу сказать, где ты. В палату посетителям нельзя, но есть кафетерий, он открыт до девяти часов, ещё есть комната, в которой вы можете поговорить наедине. – Спасибо. – Мобильный телефон тоже можешь держать включённым, у нас они не запрещены. – София встала. – Я пойду, минут через десять-пятнадцать за тобой зайдёт Прасковья Егоровна и проводит ко мне в кабинет. Хорошо? Я кивнула, и доктор Буско вышла из палаты.
Весь вечер я провела в палате, не отходя от телефона – я звонила домой, хотела сказать Кириллу, что эту ночь я проведу вне дома. Мобильный я тоже держала под рукой – на тот случай, что Кирилл позвонит мне сам. Но он мне не звонил. Около полуночи я сдалась и легла спать. К собственному удивлению я уснула тут же, едва моя голова достигла подушки.
На следующий день, после обеда я была свободна. Самочувствие, как физическое, так и душевное, разительно отличалось от предыдущих дней. «Генерал», осунувшийся и бледный, с тёмными кругами под глазами, едва войдя в мою комнату, крепко-крепко прижал меня к груди и долго не отпускал. После короткого разговора он подхватил мою сумку и сказал, что Фёдоров уже ждёт нас внизу. Я всем существом чувствовала напряжение, исходящее от «генерала». Я догадывалась, о чём он хочет со мной поговорить, но... Крепко сжав его руку, я сказала: – Папа, я представляю, о чём ты хочешь со мной поговорить, не трудно догадаться... Но я эту кашу заварила и мне самой её и расхлёбывать. Дай мне, пожалуйста, немного времени, чтобы окончательно созреть в этом решении. Если мне будет нужна твоя помощь, то я, не медля, обращусь. Хорошо? – Хорошо, не хорошо ли это для меня, не имеет никакого значения. Я беспокоюсь о тебе, девочка, о твоём счастье. Я прошу об одном – не тяни. Деньги на адвоката не проблема, ты же знаешь. Просто решайся скорее, перестань себя мучить, Милла. Повисла тяжёлая тишина. Но вскоре отец заговорил дальше: – Любовь... я не отрицаю, что она у вас была... прошла, увяла. Я мало видел вас вместе. Я плохо знаю Кирилла. Но я мужчина и я любил. Ради твоей матери, ради её благосостояния... Милла, я бы пошёл на всё. На всё, Милла. Успокоить её, лишить боли и страданий, было бы важнейшим для меня, если бы судьба преподнесла бы нам подобный удар. То, что вытворяет твой Кирилл... Быть, как отец, тому свидетелем... Не проси даже!.. – Не буду, не собираюсь. Но я была с ним пять лет, папа. Я не могу уйти не оглядываясь. Мы всё-таки два взрослых человека и должны поговорить. Оба поставить точку. Понимаешь, «генерал»? Сами, своими силами. Это важно. – Важно. К стати, о важном – нам нужно будет встретиться с одним человеком и обсудить пару-тройку вопросов. Но это может подождать.
Когда я зашла в квартиру меня встретила тишина. Кирилла не было дома. Я распаковала сумку, занялась домашними делами, приготовила ужин. Кирилл всё не приходил. Я сидела на диване и ждала, а время шло. Семь часов, восемь, десять... После одиннадцати меня потянуло на сон, и я постелила себе на диване – семейная кровать не манила меня к себе. Ночью я то и дело просыпалась и заглядывала в спальню – не вернулся ли Кирилл? Но кровать была пуста. Утром, после семи, открылась дверь. Не говоря мне ни слова, он направился в спальню, взял смену одежды и скрылся в ванной. Пятнадцать минут спустя, Кирилл вышел и пошёл на кухню. Оглядевшись и хмыкнув, развернулся и пошёл к гардеробу за обувью и курткой. – Кирилл, подожди. – Чего ждать? Ты, всё-таки, решила приготовить завтрак? – Да при чём тут завтрак! Нам поговорить надо. – Я на работу опоздаю с твоими разговорами. Хлопнула дверь и я осталась в квартире одна.
Вечером Кирилл вновь не вернулся домой. Утром произошла прежняя сценка – я хотела поговорить, он позавтракать. Конечно, можно было приготовить завтрак и поговорить с Кириллом за едой, но что-то во мне противилось и не желало поддаваться. Наступила суббота, Кирилл не вернулся домой даже утром. Я прождала его до одиннадцати часов, но потом моё терпение лопнуло. Накинув пальто и взяв сумочку, я пошла прогуляться. Домой я вернулась час спустя и не с пустыми руками. Поставив два стула рядом, я положила на них большую вместительную сумку. Теперь можно заняться вещами. Я тянула время, как могла, но шкаф пустел с пугающей быстротой. От моего занятия меня оторвал телефонный звонок. В трубке раздался обеспокоенный голос Галины Сергеевны. Мы с Кириллом так давно не звонили и в гости тоже не едем. Она, конечно, понимает, что я болела, но, сколько может длиться простая простуда, да и детки её не сахарные, не заразятся. Я заверила её, что простуда прошла, и я никого не заражу. Затем стала отвлекать её всевозможными вопросами о близнецах, Станиславе, Яне и Семёне Николаевиче. Наступил момент, когда я собралась попрощаться, но моя свекровь совсем не торопилась и хотела пообщаться с сыном. Я пыталась лихорадочно придумать какую-нибудь подходящую отговорку, но, как назло, мне ничего не приходило на ум. Сказать, что Кирилл ушёл в магазин? Не подходит – Галина Сергеевна будет ждать, что Кирилл перезвонит ей через часок-другой. Если он не сделает этого, то она позвонит вновь. Сказать, что он на работе? Тоже не выход – она может позвонить на рабочий телефон. – Галина Сергеевна, он это... не дома... – Кирилла нет дома? – Нет, Галина Сергеевна, нет его. – Что ж ты сразу не сказала, Людочка. А когда будет? – Я точно не знаю... вечером, да и поздно, скорее всего... – Ой, куда же он ушёл? – К другу. Кирилл другу помогает. На кухне что-то там со стенами и они за выходные хотят новые обои поклеить, – я лихорадочно думала о всевозможных ремонтных работах, которые мог бы выполнять Кирилл ради помощи другу. А имя этого самого друга? Женька, Пётр или Степан? Или я уже назвала чьё-то имя? О-ох, никудышная из меня лгунья. – Так что одна я дома, Галина Сергеевна. – Бедная моя ты девочка, скучно одной, наверное? Но не расстраивайся, такой уж наш Кирилл – никогда другу в беде не откажет. Другу-то не откажет, но вот на жену подобное не распространяется. Тут Галину Сергеевну отвлёк Станислав, и мы распрощались.
Я обессилено села на диван. Голова гудела. Мысли сменяли одна другую с быстротой молнии, и грусть легла на меня непосильным грузом. Когда я разведусь с Кириллом, я расстанусь и с его семьёй. Галина Сергеевна, Семён Николаевич, близнецы и Станислав, Ян... Все они чудесные люди, милые, сердечные. Они приняли меня как родную. Это было дико и ужасно, но мысли о том, что я потеряю их, беспокоили меня больше, чем предстоящий развод.
Выходные прошли, но Кирилл так и не вернулся. Разговор не состоялся. В понедельник я позвонила парочке адвокатов, но быстро поняла, что не смогу самостоятельно оплатить их услуги. Следовало просить о помощи папу. Я оставила в квартире записку для Кирилла – на тот случай, если он придёт утром за чистой одеждой, и поехала к Соне. С ночёвкой. С утречка я собиралась поехать в офис к «генералу».
Когда я приехала к Соне, подруга поделилась со мной чудесной новостью – она была беременна. Её парень, теперь уже жених, и ранее с неё пылинки сдувал, но после того как узнал, что Соня беременна, вообще стал помешанным на всевозможных удобствах для будущей мамы. Мы засиделись допоздна – я и Глен праздновали событие белым вином, Соня потягивала свой любимый вишнёвый сок. На вопрос, почему я не с Кириллом, я ответила, что у него ночное дежурство и мне не хочется быть дома одной. То, что раньше я никогда не приходила к Соне ночевать, не упоминалось. Может я слегка захмелела, не знаю, но когда Соня задремала, уютно прижавшись к боку Глена, и он спросил, что действительно является причиной моего нежелания быть дома и предложил любую помощь. Я раскололась и тут же рассказала всё, что случилось в последнее время. Глен опять же, ещё более настойчиво предложил помощь, адвоката, связи, комнату у них с Соней на неограниченное время или квартиру. Сквозь пелену слёз я смотрела, как он ещё крепче прижал мою подругу к себе, одна рука на животе, рядом с младенцем. Другая гладила пальчики руки, палец обводил кольцо – скорее всего обручальное. – Как хорошо, что я уже уговорил её выйти за меня. Она боится выходить замуж. Но своё слово сдержит. А я буду каждый день своей жизни доказывать ей, что никогда её не брошу и не предам. Никогда. – Прости, Глен. Я так не вовремя со своими проблемами к вам обоим на голову свалилась... – Ты её лучшая подруга, Милла. Я столько о тебе слышал. Не стоит скрывать от Сони такие важные события в твоей жизни, не обижай её так. – Да-да, Милла, он прав. Глен почти всегда прав, – раздался голос Сони. – И вообще, тебе следовало сразу всё рассказать мне. Как только пришла. Если бы не мои собственные радостные новости, то я бы сразу поняла, что что-то не так. Глен, я люблю тебя. И выходить замуж за тебя я не боюсь. Больше не боюсь. – Легко чмокнув Глена в щёку, Соня встала с дивана и подошла ко мне. – Всё будет хорошо, Милла. Верь «генералу», мне и Глену. Против такой команды у господина Зуева нет ни малейших шансов. Мы из него ради тебя лепёшку сделаем! – Как бы поддерживая свои слова, Соня громко хлопнула в ладоши. Ответить ей, мне помешал звонок моего мобильника. – Если это он – не бери трубку, не порти себе настроение. Я кивнула. – Хорошо. Но номер, светившийся на экране, был мне не знаком. Я решила ответить на звонок. – Алло. – Женский голос спросил я ли Людмила Зуева. – Да, я Людмила Зуева.
Разговор длился не долго. Соня и Глен не сводили с меня глаз. – Ну же! Милла, что случилось?! – Кирилл в больнице, состояние критическое. Ножевое ранение. Надо ехать, – сказала я и бессильно опустилась в кресло. Соня и Глен говорили наперебой, потом Соня кинулась искать ключи от машины. Мы с Гленом одновременно остановили её. – Такси. Соня, просто вызови мне такси. – Тебе?! Ты думаешь, я отпущу тебя одну? – Глен, объясни же ей, – попыталась я. Но Глен был на стороне Сони. – Я объясню тебе: мы едем с тобой. На такси. Я не стала сопротивляться. Десять минут спустя мы сели в машину и поехали в больницу. В больнице я была рада, что не одна. Никто не желал мне что-либо говорить и объяснять. Состояние Кирилла критическое, рана серьёзная. Дальнейшие подробности следует ждать после операции. Глен нашёл для нас какой-то тихий уголок. Принёс соки и кофе. Я попыталась уговорить их вернуться домой, но мне очень быстро заткнули рот. Я была безмерно благодарна. Медсестра сообщила мне, что родителям Кирилла тоже сообщили и они уже в дороге. Я только благодарно кивнула, а вот Соня, соображающая в этот момент лучше меня, спросила: – А откуда вы знаете их номер? – Коллега пострадавшего, тот который привёз его к нам, дал нам номера родственников. – Коллега? Какой коллега? – спросила я. – Евгений... фамилия на М или Н начинается, вроде бы... – Миллер. – Так вот у кого был Кирилл. Могла бы и сама догадаться – Женька его лучший друг. Я с его женой, Татьяной, в хороших отношениях. – А скажите... он ведь ещё здесь? – Не уверенна, я его не видела. Ещё несколько фраз и медсестра ушла. Я выждала минут двадцать и сказала Соне и Глену, что пойду искать туалет.
Туалет нашёлся быстро, но я пошла дальше. К операционным. Никто из персонала не обращал на меня внимания, никто не говорил, что мне не следует здесь находиться. Длинный коридор сворачивал влево, слышались голоса. Я замедлила шаг, прислушиваясь. Бас Женькиного голоса был легко узнаваем. – Господи, я же знала, что ничем хорошим ваши пьянки не кончаться! – Таня! Не сейчас. – Что не сейчас? Если бы вы довольствовались тем, что дома было, то Кирилл не попёрся бы в такой час к ларьку и... – Ты не хуже меня знаешь, сколько Кирилл может пить. А из-за этой мелкой стервы он вообще без тормозов стал. Я говорил ему, что хватит, спать надо... я говорил ему, Таня. С самого начала говорил, что она не для него, а он не слушал. И вечером говорил, что хватит пить – ведь завтра на работу. А он засмеялся, говорит: «Отгул возьму! Отгул на работе, отгул дома – чем не жизнь?!» А теперь не отгул, а больничный, и хорошо, если только больничный. Таня, с него как из свиньи хлестало. Сиденье, коврик в машине – всё в крови. Он... Я толком не мог понять, что Кирилл говорил. У него шпана деньги забрать хотела, а ему подраться захотелось. Чёрт! Эти сволочи его порезали и удрали, а он дурак, пешком до нас топал... Пешком, Таня!!! – Ш-ш-ш, Женя, не убивайся, ты же не мог знать... – Мог, не мог... с ним идти надо было... не пускать одного. Какой же я дурак! Хлопнула дверь. Таня и Евгений затихли, но ненадолго. – Валерий Петрович, как он? Что вы молчите? Ну же, Валерий Петрович, не молчите! – Евгений, успокойся, пожалуйста, – это не был голос Тани. Значит, говорит доктор. Я давно знала, что у Жени хорошие связи в больнице – добрая половина его родственников были профессорами, докторами или врачами. – Я успокоюсь, когда вы скажите мне о самочувствии Кирилла, но не раньше!.. – Он потерял слишком много крови, была задета артерия... – Я знаю! Я видел, как из него хлестала кровь, Валерий Петрович! Переходите наконец-то к делу. – Мы не смогли вовремя остановить кровотечение, Евгений. Мне очень жаль, прости. Эти слова подкосили мне ноги. Я сползла по стене, к которой прижималась. Не может быть, не Кирилл. Он здоровый, крепкий мужчина. Рана-раной, но разве мог такой человек как он, умереть от такого пустяка?! – Что?! Что вы имеете в виду? – Твой коллега совсем не желал нашей помощи, Евгений. Он боролся с нашими медиками, буянил... – Он был просто пьян! – Пьян до невменяемости. Сопротивление Зуева лишило его последних сил, Евгений. Мы сделали всё возможное с нашей стороны, но... мы не смогли его спасти. Мне действительно очень жаль. А теперь мне нужно идти. Жена Зуева уже давно здесь и мне не нужно тебе объяснять, кому я должен был рассказать о случившемся в первую очередь. С трудом поднявшись на ноги, я пошла вдоль коридора, подальше от Миллеров и Валерия Петровича. Остановившись у какой-то двери, я стала ждать. Не прошло и минуты, как мимо меня прошёл тот самый Валерий Петрович – высокий седовласый мужчина. – Э-э, простите меня, пожалуйста. Я Зуева, вы не могли бы мне помочь... – Здравствуйте. Я Валерий Петрович Миллер. От сознания, что именно доктор Миллер собирается мне сообщить, меня затрясло. Крепкие руки Валерия Петровича обхватили мои плечи, он что-то говорил, но я не сразу поняла что. – А-а? – Вы здесь одна? – Нет. Нет, я... меня привезли друзья, мои друзья... Махнув рукой в непонятном направлении, я пояснила: – Мы сидим там. Валерий Петрович отвёл меня к Соне и Глену, затем он коротко и ясно сказал, что Кирилл Зуев не перенёс операцию. Посыпались непонятные медицинские слова, но я не слушала доктора. Я думала только о одном – о Галине Сергеевне, которая в любую минуту будет в больнице, чтобы прийти на помощь к сыну, а он... его уже нет.
Забава, я тебя обожаю
Сообщение отредактировал Еlenor - Пятница, 14.03.2014, 00:11
Дни до похорон я провела у Камышевых. Галина Сергеевна всё время плакала и говорила только о Кирилле, я практически не отходила от неё, внимательно слушала все истории, которые она мне рассказывала, уговаривала её покушать и поспать, поила валерьянкой. Семён Николаевич занимался приготовлениями к похоронам. Близняшки занимались домом, Ян и Станислав хозяйством. Приехали папа, Соня и Глен. В день похорон, рано утром, Соня стояла на пороге дома Камышевых. За ней стоял Глен, с сумками. Я совсем не подумала о подходящей одежде, но у меня была Соня.
Стоял сумрачный февральский день. Дул ледяной ветер. Струйки слёз жгли холодные щёки. Огромная толпа из коллег, друзей и родственников Кирилла, и жителей Берёзовки двинулась к автобусам.
От громкого, раздирающего душу плача, я вздрогнула и слегка оступилась на скользкой, покрытой слоем снега, глине. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто так рыдает. Мать. Безутешная мать. – Видишь, до чего ты бедную женщину довела? – раздался за моей спиной голос. Я обернулась и увидела Евгения с супругой. – Если бы не ты, то Кирилл был бы сейчас жив! Я ошарашенно смотрела на Татьяну, но она крепко держалась за мужа и не поднимала взгляда от земли. Затем на Женю, и ненависть в его взгляде жгла во мне дыры. Я попятилась. – Я... не... виновата... он... – Никогда! Слышишь: он никогда не стал бы так пить, если бы не ты, с твоими дурацкими детскими капризами! Он на твоей совести!.. Я отрицательно качала головой, и всё больше пятилась. – Мила, стой!.. Стой, говорю! – Крик Яна заставил меня остановиться и оглядеться. Ещё несколько шагов и я упала бы в яму. Завтра в Берёзовке будут ещё одни похороны – одна из старо-жительниц деревни, уснув, больше не проснулась – её сердце перестало биться во сне, а я едва ли не угодила в её могилу. Ян быстро подошёл ко мне и взял за руку. – Пойдём, мы тебя потеряли. Твой отец искал тебя. – Я послушно поплелась за Яном.
Когда мы немного отошли, Ян спросил: – Что он тебе наговорил? – Ничего. Он очень расстроен. Ведь Кирилл был его лучшим другом. Совесть? Моя совесть чиста, правда? Не я же отпустила своего лучшего друга, пьяного в стельку, ночью из дома одного в поход за водкой? Нет, не я. Моя совесть чиста, чиста. Да, я хотела развода. Да, я уже ушла от него. Да, я его уже не люблю, но играю безутешную вдову. Не ради себя, но могу ли я иначе? Зачем причинять дорогим мне людям ещё больше страданий? Ведь моя совесть всё равно чиста, правда?
Я вернулась в пустую квартиру. Моя сумка стояла на том месте, где я её оставила. Я потащила её в спальню и вывалила все вещи на кровать. Раскрыв дверцы шкафа я стала доставать вещи Кирилла и упаковывать их. На следующий день я приобрела несколько коробок и стала упаковывать остальные вещи Кирилла. Я разбирала шкаф за шкафом, полку за полкой, удаляя каждую вещь, связанную с Кириллом. Через несколько дней приедут рабочие и увезут вещи в Берёзовку, к Камышевым. Галина Сергеевна со временем решит, какие вещи она оставит в память о сыне. Я составила коробки и чемодан в прихожке, достала пару курток Кирилла из гардероба и положила их на коробки. В этот момент я вспомнила об антресоли над гардеробом. Я сама очень редко ей пользовалась, так как не могла что-либо достать оттуда без лестницы, а вот Кирилл хранил там несколько памятных вещей с армейских времён. Деваться было некуда, и я притащила лестницу, спрятанную до этого в спальне под кроватью. Раскрыв дверцы я увидела несколько альбомов и коробок. Пару раз мне пришлось спускаться с лестницы, прежде чем я поднялась за последней коробкой. Подтянув её к себе, я заметила что-то ещё лежит за ней. Это «что-то» оказалось ещё одной коробкой. В отличие от остальных коробок, которые я доставала, на крышке этой не было ни даты, ни надписи с содержанием. Коробка была самой обычной, из-под обуви. Любопытство взяло своё, и я открыла её. Сверху лежал листок с датами и числами и шариковая ручка. Почерк, однозначно, Кирилла. Сдвинув листки, их оказалось несколько, в сторону, я увидела, что ещё лежало в коробке. Со вздохом удивления, коробка выскользнула из моих рук, на пол прихожки падал дождь из денежных купюр. «...Денег всё равно на это нет... ...занимать у кого-то ради твоих капризов я не собираюсь. Поняла?..» Осторожно, очень медленно, я спустилась с лестницы и собрала деньги обратно в коробку. Держа её в одной руке, листки в другой я села на диван. Тщательно сосчитала купюры – не рубли и не доллары, а евро. Сотня, вторая и третья... тысяча и дальше. Затем я стала внимательно читать записи. Пять лет. Почти пять лет Кирилл из месяца в месяц откладывал деньги. Втайне от меня. Суммы были самыми различными: от 20 евро минимум и выше. Даты, аккуратно записанные в столбик, напротив сумма, далее общая сумма. Всё очень педантично, как любил Кирилл.
Схватив пульт от телевизора, который лежал, справа от меня, я метнула его в фотографию Кирилла, которая стояла на столике у окна. Я попала в цель, стекло покрылось паутинкой трещин. Рамка тоже пострадала. Я взяла коробку с деньгами и сумочку. Наспех одевшись, я ушла из квартиры. Полчаса спустя я была на вокзале. Ещё час ожидания: и я в автобусе. Цель – Берёзовка. Коробка лежала на моих коленях, ладони на крышке. И так всю дорогу. Выйдя на нужной остановке, я не пошла вглубь деревни, к домам, нет, моя дорога шла дальше. Был ранний вечер, темнело, и было очень холодно, но меня это не останавливало. Дорога до кладбища не была освещена фонарями, но у ворот их было несколько, я шла на их свет. Остановившись у оградки, которую поставили вокруг могилки Кирилла, я на некоторое время замерла. – Я не думала, что могу так ненавидеть... ты хотя бы можешь себе представить, как противна я сама себе из-за этого?! Я опустилась на колени и стала голыми руками рыть промёрзлую землю. Толку было мало, но я продолжала моё занятие, до тех пор, пока... на моё плечо не легла большая ладонь. – Люда, Люда! Что с тобой, неужели ты не слышишь, как я тебя зову?! Я обернулась и увидела обеспокоенное лицо Семёна Николаевича. – Что ты тут делаешь? Одна, в темноте! – Тут он увидел мои руки – обломанные ногти, грязь и коробку, без крышки. Я чувствовала, как задрожал мой подбородок, глаза наполнились слезами и я, судорожно всхлипывая, разразилась рыданиями. – Он прятал их... от меня... х-хотел только для себя... я так просила его... мне нужно было... а он сказал нет, сказал... – я всхлипывала и икала, слова лились беспорядочным потоком. – Ш-ш-ш, – Семён Николаевич опустился на землю рядом со мной, обхватил руками и мягко раскачивал из стороны в сторону. – Как же так?.. Зачем он так... со мной и вот... – отстранившись от отчима Кирилла, я продолжила: – может я сумасшедшая... да, я, скорее всего с ума сошла. Но просто... – насколько раз всхлипнув, я заговорила дальше: – я подумала... раз Кирилл так хотел эти деньги, то пусть и лежит с ними... до бесконечности. – Девочка моя, что же он с тобой сделал? Как вы дошли до такого? Я молчала. Слёзы утихли, всхлипы тоже, но икота ещё давала о себе знать. Я почувствовала холод, исходящий от земли, и стала подниматься. Семён Николаевич помог мне и встал сам. – Люда, не держи всё в себе, поговори со мной! – Вы знаете, что раньше меня все звали только Миллой? – спросила я. – Я заметил это на похоронах, твой отец и друзья звали тебя только так. – Он ответил, но даже в темноте я видела недоумение на его лице. – Кирилл звал меня Людмилой, все в вашей семье и его друзья – тоже. Я позволила это, уступила Кириллу. И это было только началом. Всё, всегда решал Кирилл. Только он. Так и с этими деньгами. Только Кирилл знал о них. Пять лет, Семён Николаевич. Пять лет он прятал это – головой я указала на коробку – от меня. Мне нужны были деньги. Нужны были, понимаете? А он сказал, что их у нас нет. Нет! Ведь не ради каприза же они мне были нужны, понимаете? – Деньги для Кирилла были всегда... очень щепетильной темой. Это связанно с его отцом. – Каким образом моё здоровье и деньги на врача связанны с давным-давно мёртвым человеком, которого Кирилл толком и не знал? – Он играл, играл на деньги. Очень много, очень неудачно и безудержно. После его смерти к Галине наведались... скажем, не очень дружелюбные личности, они требовали вернуть долги мужа. На это у неё ушёл не один год. Кирилл был маленьким мальчиком, но события сильно отразились на нём. Когда он женился на тебе... признаться, я думал, что он сделал это ради твоей фабрики, – я сильно удивилась тому, что Семён Николаевич знал об этом, – да-да, не смотри так удивлённо. Я давно на «Можеева» работаю и знаю, что твой отец долгое время был директором. Твоя фамилия и парочка слов о твоём отце сразу дали мне понять, кто ты на самом деле. Но я напрасно беспокоился, точнее, беспокоился не по тому поводу. Слишком поздно я понял, на какой короткий повод Кирилл тебя посадил, а ты была так влюблена, что ничего не замечала. К тому же вы казались счастливыми. – Мне всегда хотелось в это верить. Я подошла к коробке и подняла её. Затем протянула Семёну Николаевичу. – Возьмите, пожалуйста. – Он отрицательно махал рукой. – Держите. Отдайте деньги Галине Сергеевне. Наверняка Кирилл держал деньги на какой-нибудь чрезвычайный случай в семье. – Не нужны они нам. – Тогда детям отдайте, да что угодно с ними делайте! Я к ним больше прикасаться не желаю. Не возьмёте вы, то деньги бомжам достанутся, которые тут водочку выглядывают. Решайте сами, Семён Николаевич. А я домой. – Домой? Людмила, ты чем думаешь? Ночь на дворе! Пойдём к нам, переночуешь, а завтра уж, на свежую голову, если захочешь, поедешь. Я качала головой. – Нет, Семён Николаевич, не нужно. Я в таком состоянии о Кирилле доброго слова сказать не могу. Не нужно Галине Сергеевне меня такой видеть. Нет, я домой. Скоро автобус последний до города будет. – Люда... – Милла, пожалуйста. Кирилл больше не указ. – Хорошо, Милла, так Милла, послушай, я не могу отпустить тебя в таком состоянии, одну, ночью... – Компромисс? – Какой тут может быть компромисс, Милла?! Я порылась в сумочке и достала телефон. – Вы сажаете меня в автобус, а я набираю номер человека, который меня встретит, вы можете с ним побеседовать и удостовериться, что он присмотрит за мной. – Какой ещё человек такой? – Фёдоров. Вы видели его, когда мой папа приезжал... – Ну не знаю... Хорошо. Но я сам с ним поговорю. – Да, конечно. Минутку, я только номер наберу.
Поздним вечером Фёдоров ждал меня на вокзале. Я села в тёплый уютный салон машины и сказала: – К «генералу», Григорий Анатольевич. Отвезите меня домой. – Наконец-то, Милла. Наконец-то.
Вчера, когда Фёдоров привёз меня домой к «генералу», я быстро скрылась в своей старой комнате. Затем долго понежилась в ванне, и полночи провела без сна. Мой идиотски-сумасшедший поступок – поездка на кладбище, не давал мне покоя. Я бес конца вертелась с боку на бок, моя кровать уже давно стала мне чужой, подушка казалась слишком мягкой, матрас был удобным и просторным, но я успела привыкнуть к узкому диванчику...
Утром я спустилась в столовую к завтраку. Отец уже сидел за столом. Увидев меня, папа вскочил со своего стула и подошёл ко мне. – Доброе утро, милая. – Он ласково поцеловал мою макушку. – Садись, завтрак уже готов, я сейчас принесу. «Генерал» вышел, а я села на стул и сложила руки на коленях. Глаза, в который раз за утро, скользнули по моей одежде: бледно-розовая пижама с рисунком из крупных ягод малины. Пижамные штанишки были длинной до колен, с рюшами внизу. Кофточка тоже была в изобилии ими украшена: рюши были на рукавах, на подоле и у горла. Поверх пижамы я накинула мягкий, очень длинный халат. Одеяние завершали шерстяные носки, опять же розового цвета. Я чувствовала себя очень неуютно, мои вещи казались мне чужими. Они прекрасно подходили семнадцатилетней девчонке, но молодой женщине почти двадцати трёх лет? Нет. – Вот, – сказал папа, ставя на стол глубокую тарелку и большую дымящуюся, – я же сказал, что завтрак уже готов. Марина Сергеевна уже о всём позаботилась. Приятного аппетита, Милла. Я посмотрела на завтрак: свежий йогурт с горкой ягод сверху, под йогуртом я, конечно же, найду пару ложек мюсли. От чашки с чаем исходил клубничный запах, пакетика с заваркой не было – Марина Сергеевна и тут не изменила себе, чайную заварку в пакетиках она по-прежнему не признавала. Три кубика сахара лежали на блюдце. Всё как всегда, как раньше. До моей отдельной квартиры, до Кирилла... Горло судорожно сжималось, простое «Спасибо», казалось, никогда не соскользнёт с моих губ. – Тебе тоже папа, спасибо. – Я уткнулась в свою тарелку и медленно приступила к завтраку. Всем существом я чувствовала взгляд отца, но я не могла найти смелости, чтобы встретить его взгляд, мне было больно смотреть на его осунувшееся лицо, круги под глазами. Украдкой глянув на отца, я сделала ещё одно неприятное открытие – седых волос, которые, раньше лишь благородно серебрили его виски, стало много больше. Февраль, месяц, который разрушил мою жизнь, оставил следы и на «генерале». Отец перехватил мой взгляд. Мы молчали и смотрели. Я видела подозрительный блеск в его глазах, я думаю, мои глаза блестели точно так же. Не желая разреветься тут же, я вновь уткнулась в тарелку. – Завтрак чудесный. Марина Сергеевна как всегда на высоте, – сказала я минут десять спустя, нарушив тишину. Я встала, взяла тарелку и чашку. – Я скажу ей спасибо.
Марина Сергеевна радостно встретила меня, прижала к груди, засыпала вопросами, о том, что мне нужно для удобств. Наказала составить список, и она о всём позаботиться. Я по-прежнему люблю курочку в сметанном соусе? И персиковое мороженое на десерт? А салат со спаржей? Зелёные яблочки, которые мне всегда так нравились, у неё всегда на кухне, на прежнем месте. Марина Сергеевна усадила меня за огромный стол, дала ручку и листок, чтобы я составила список. – Марина Сергеевна... – Да-а, Миллочка, я слушаю. – А у вас есть... апельсиновый сок? Женщина всплеснула руками. – Нет, Миллочка, нет сока. – Тут она улыбнулась. – Ещё нет! – Ой, Марина Сергеевна, не надо из-за меня одной в магазин бежать. Я и без сока обойдусь. – Магазин? Нет-нет, Миллочка, магазин нам не нужен. – Она открыла дверцу холодильника и достала пакет. – У меня нет апельсинового сока, но есть апельсины и чудесная новенькая соковыжималка. Так что дай мне пару минут и ты будешь наслаждаться свеженьким соком. Пока Марина Сергеевна была в своём элементе и хлопотала у соковыжималки, я спокойно занялась списком. Что мне нужно в первую очередь? Одежда. На квартиру я не вернусь, я не хочу ничего оттуда брать. Я оставлю там пять лет жизни, но не возьму с собой ни клочка. Сожалеть не стоит. Надо задуматься о том, как начать новую жизнь с чистого листа. Нижнее бельё Свитер Джинсы Носки Зимнюю куртку Сапоги Перчатки Шарф Шапку Дезодорант
Вроде бы всё. Размеры одежды? Написала. Когда я получу смену новой одежды, то смогу позаботиться об остальном сама.
– Готово, Марина Сергеевна. – Уже, Миллочка? – Она выключила соковыжималку. – Я тоже готова. – Хлопнула дверца, Марина Сергеевна достала стакан и налила в него сок. Несколько секунд спустя передо мной на стол легла жёлтая салфетка, а на неё Марина Сергеевна поставила стакан. – Осторожно, сок очень холодный. – Спасибо большое, Марина Сергеевна. – Ах не за что, Миллочка, дорогая, – зарделась она. – Витамины всегда полезны. Можно? – спросила она, протягивая руку к листку. – Да, конечно. – Я подняла листок и протянула его Марине Сергеевне. Пара секунд и она подняла удивлённо расширенные глаза. – Одежда? Миллочка, девочка дорогая, как же так? – Она села на стул и обхватила мои руки своими. – Всё просто. Всё просто, Марина Сергеевна. Я ничего не хочу из своих вещей, которые сейчас на квартире. Понимаете? Совсем ничего. Купите мне эти вещи, а остальное я куплю сама. Те вещи, в которых я приехала вчера, вы можете выкинуть, отдать в церковный приход на Площади или что-нибудь подобное. Да, ещё одна просьба. Вы не могли бы найти кого-нибудь, кто смог побыть на квартире сегодня, где-то с часиков одиннадцати? Приедут рабочие, чтобы забрать коробки с вещами Кирилла. Кто-то должен впустить их в квартиру. Я бы попросила соседку, но она на работе. Это возможно? – Да, Милла. Конечно. Я позабочусь. – Спасибо, Марина Сергеевна, – послышался за моей спиной голос «генерала». – Папа, – я улыбнулась ему и встала. Быстрый взгляд на часы показал мне, что отцу пора ехать в офис. – Мы сможем встретиться сегодня на обед? Мне нужно кое-что с тобой обсудить. – Зачем ждать до обеда, Милла, давай поговорим сейчас. – У тебя есть время? Сейчас? – Конечно, Милла, что за вопрос. Для тебя у меня всегда есть время. Пойдём? Я взяла сок и пошла следом за отцом.
Мы сели на уютный диван с кучей вышитых подушечек, многие из них были уже очень старыми – их делала моя мама. Раньше я думала, что обязательно возьму несколько этих подушечек для своего дивана, с своём доме. Но на протяжении стольких лет я ни разу не подумала о них. Стыд обжёг мои щёки. Я прижала одну из подушек к животу и мысленно попросила прощения у мамы. – Выкладывай. Я думаю, что мне мало понравиться то, что ты скажешь, но ты ведь уже опять всё решила сама? Я кинулась «генералу» на грудь и крепко обняла его за шею. – Я люблю тебя, пап. Как же я тебя люблю. – И я тебя, доченька. И я тебя. Несколько минут я была в блаженном уюте отеческих объятий. Потом я вновь села рядом и начала выкладывать свои мысли. – Вещи Кирилла заберут сегодня. Но остаются ещё и мои, плюс мебель. От всего нужно избавиться. Я ничего не хочу. Потом нужно сдать ключи. Уволиться с моей нынешней работы. И пап, я хочу отдельную квартиру... и новую работу. Жить на что-то надо. И если ты не против, то я хочу работать у тебя. Раньше я думала, что обязательно буду работать с тобой. Да, и ещё, уж прости меня за наглость, но мне нужны деньги. Вот. – Всё это я выпалила на одном дыхании. Теперь я замерла в ожидании реакции отца. – Новая жизнь? – спросил он. – Да. Новая. – Ответила я. – Поможешь? – А как же иначе? Начнём. – Он слегка приподнялся и достал бумажник с заднего кармана брюк. Две кредитки перешли в мои руки. – Это на первое время. Не беспокойся и трать сколько душе угодно. О твоей старой квартире позаботятся. Ключи можешь дать Марине Сергеевне. Что касается новой квартиры... уж с недельку-другую ты и здесь пожить можешь, не так ли? Пока мы тебе что-нибудь хорошее не выберем. У меня уже есть пара мест на примете, но ремонт ещё не завершён, что правда и к лучшему – поговорим с рабочими, ты сможешь выбрать обои, краску и прочее. А что касается работы, то я только «за». Давай договоримся так – ты пока спокойно, не торопясь, занимаешься отдыхом, новым гардеробом. Потом решаем дела с квартирой, ты её обставишь, устроишься... А там уже и черёд работы настанет. Хорошо? Правда, я тебя ещё на море съездить уговорить хочу, хороший отпуск перед работой, так что можешь место выбирать. Я ошарашено молчала. Успела слегка подзабыть что мой «генерал» Человек Действия, да-да, именно с большой буквы. Постукивая кредитками по ладони, я сказала: – Так-так, значит никаких ограничений? «Трать сколько душе угодно»? С этим я справлюсь, – я не удержалась от лукавой улыбки. – А теперь о серьёзном. Значит, о старой квартире я не волнуюсь. Считай, что ключи уже у Марины Сергеевны. И конечно, я с удовольствием поживу пару недель у тебя, папа, какой разговор. На счёт отпуска я ничего не обещаю, но подумаю. Ремонт и обстановка? Ты решил меня капитально побаловать? Мне нравиться эта идея. – Миллочка, ты это заслужила. Мы некоторое время помолчали. – Да, приготовься сегодня к обеду. Я договорюсь об одной встрече. Деловой, – добавил он. – Деловая встреча? И я должна присутствовать? Расскажи побольше, пожалуйста. – Нет, пусть это будет сюрпризом, хорошо? Фёдоров заедет за тобой, примерно в час. – Он встал. – А теперь мне пора. Я тоже встала, поцеловала отца в щёку и пожелала удачного дня.
Забава, я тебя обожаю
Дата: Воскресенье, 16.03.2014, 16:16 | Сообщение # 14
Когда, вслед за отцом, ушла и Марина Сергеевна, я осталась дома одна. Я бродила по дому и осматривала комнату за комнатой, подмечая изменения и радуясь вещам, которые остались прежними, как например подушечки на диване. И старая люстра в столовой над столом: её купила мама, и её коллекция фарфоровых котят тоже сохранилась. Сама витрина была новой, с подсветкой, несколько фигурок тоже были мне незнакомы, но стоит удивляться, «генерал» каждый год, на день рождения мамы, покупал новую фигурку для коллекции. Я вернулась в спальню, и мне вновь стало поразительно неуютно. Розовые цветочки на обоях, кружева и рюши тут и там, много лет назад это нравилось мне, как и моя пижамка. Но я выросла, и пижамка мне больше не подходит, как и спальня...
Прошло около часа, и я услышала звук открываемой двери – Марина Сергеевна вернулась. Я пошла к ней на встречу. На кухне я увидела Марину Сергеевну, стоящую у стенного шкафа – она стряхивала снежинки с пушистого воротника пальто, у её ног стояли не один, и не два, а четыре, нет, пять пакетов! – Марина Сергеевна, вы что, полмагазина скупили? – Нет, Миллочка, конечно нет, – рассмеялась женщина. – Но согласись, я не могла купить только одну пару штанов для тебя. A вдруг не подойдут или просто не понравятся? Тоже самое и со свитерами. – Но куртку-то и сапоги вы в двойном формате не брали, Марина Сергеевна? – Нет, не брала, Миллочка. Кассовые чеки я все сохранила, если что не по вкусу или не по размеру, отдашь вещь мне – я верну в магазин. – Хорошо. Ну ладно, я пойду, примерю... мне ещё самой по магазинам надо, «генерал» сказал, что устроит обеденную деловую встречу-сюрприз. Уж в джинсах я туда поехать никак не могу. Марина Сергеевна подняла все пакеты, но я всё же отняла у неё два, и мы пошли вместе на второй этаж, в мою спальню. – Марина Сергеевна, я спросить хочу... – Да, Миллочка? – Гостевая спальня, та, что в конце коридора в порядке? – Да, конечно, в полном порядке, – ой, надеюсь я не обидела её своим вопросом. – Тогда я хочу перейти туда, пока я у папы живу, – сказала я, проходя мимо двери в мою комнату. – Прямо сейчас, Миллочка? – Да. Вы же сказали, что всё в полном порядке... – Да-да... Но я бы с удовольствием пыль протёрла, пропылесосила, свежее бельё застелила... Я послала Марине Сергеевне очень милую улыбку: – Я только быстренько переоденусь, а затем в ванную, так что комната останется в вашем полном распоряжении, хорошо, Марина Сергеевна? – Хорошо, Миллочка.
Спальня мне понравилась с первого взгляда – бежевый, кремовый и зелёный, эти цвета были смешанны умелой рукой и прекрасно друг с другом комбинировали. Большая кровать у окна, огромный шкаф, столик с зеркалом, рядом пуфик. Кресло с подставкой для ног, рядом лампа, книжные полки – можно будет купить пару книг и почитать. Любовные романы... и никто не будет подсмеиваться надо мной и «безмозглой чепухой», которую я читаю. Шелест пакетов вернул меня в действительность. Марина Сергеевна достала все вещи и разложила их на кровати. – Я надеюсь, что всё подойдёт по размеру, Миллочка. – Я кивнула, и она вышла из спальни, мягко прикрыв за собой дверь. Зимняя куртка оказалась чёрным пальто до колен. Свитер был один, рядом лежал кардиган, пара блузок и цветная водолазка. Чёрные, модного покроя джинсы, одна пара, брюки, две пары. Несколько пар носков, колготки. Из небольшой коробочки я достала перчатки – кожаные, утеплённые. Шарф был огромным, чёрным, с вышитым узором. Шапка оказалась беретом. Бельё было трёх цветов – чёрное, телесное и белое. Сапоги были опять же чёрными, высокими, на молнии. Рядом с ними лежала сумочка. В пакете с дезодорантом я нашла также бальзам для губ, лак и гель для волос, тушь, пудру, духи, крем для рук, с алоэ-экстрактом – такой мне всегда нравился больше всего, маску для лица и маску для волос. Всё. Я слегка рассмеялась – не так уж и мало для человека, начинающего свою жизнь с чистого листа. Я выбрала коричневые брюки, белую блузку и белый кардиган. Лёгкий макияж и я готова. Сапоги я одела тут же. Пальто и прочее, понесла вниз. Марина Сергеевна наверняка услышала мои шаги на лестнице. – Ну как, Миллочка, всё подходит? – Оставив вещи на лавке в прихожке, я пошла на кухню. – Убедитесь сами. – Ну-ка, повернись. Какая же ты стала... совсем не та девочка, что раньше. И косу до пояса отрастила, красота. – Я перекинула ту самую косу через плечо и затеребила пушистый кончик. Эта простая, по-матерински добрая похвала, глубоко затронула меня. – Спасибо. Вы подобрали чудесные вещи. – Марина Сергеевна только рукой махнула. – На твоей фигуре и мешок сидеть прекрасно будет. Я вспомнила, что хотела кое о чём спросить Марину Сергеевну: – Моя сумочка, не новая, а та, с которой я вчера, – «О Боже, это было только вчера, удивилась я», – приехала, где она? – Сейчас принесу. – Через минутку Марина Сергеевна вернулась на кухню с моей сумочкой в руках. – Вот, Миллочка. – Спасибо. – Я села за стол и высыпала всё, что было в сумочке на стол. Телефон, салфетки, маленькая косметичка, бумажник, расчёска, зеркальце, какие-то бумажки и мой плеер. – Марина Сергеевна, мне всё же нужны несколько вещей из моей квартиры. Документы, паспорт... – Хорошо, Миллочка. Вот, – передо мной вновь оказался листок и ручка, – запиши что нужно, и если точно помнишь, что где лежит. Моя племянница уже встретила рабочих, она недавно звонила, если она ещё не ушла, то сможет забрать всё нужное ещё сегодня. – И ещё, Марина Сергеевна, пока я список пишу, вызовите мне такси, пожалуйста. – Такси? Миллочка, зачем такси? Александр Петрович с Григорием уехал, его машина в гараже стоит. Да и твоя тоже. – Ах да, та синяя. – Ты ключи Александру Петровичу оставила, и Григорий её сюда перегнал. Так она и стоит с тех пор, но ты не думай, Григорий за ней приглядывает, проверяет. Работает как новенькая. «Прав с собой нет, но не такая это уж и проблема», думала я. Опять сама за рулём, хорошо. Но, стоп, мечтать, это конечно хорошо, но с моим минимальным опытом, да сразу в городское движение, зимой... Нет, радость вождения собственным автомобилем может подождать. – Спасибо конечно, но такси лучше будет, Марина Сергеевна. Нет настроения искать парковку, только время потеряю. А Григорий Анатольевич уже через пару часов за мной заедет. – Значит такси.
Я вернулась полтора часа спустя, переоделась, поправила волосы, растрепавшиеся после многочисленных примерок, и стала ждать Фёдорова. Отец приехал вместе с ним. «Генерал» окинул мои обновки одобрительным взглядом и завёл разговор о новой квартире. Завтра-послезавтра можно будет съездить, посмотреть две из них. О том, куда мы едем, он по-прежнему молчал. Ехали минут сорок. Григорий Анатольевич открыл дверцу машины, я вышла и увидела очень современное здание, точнее дом, очень большой. Мы с отцом пошли к двери, а Фёдоров остался в машине. Табличка у двери гласила: Тимур Вокман, Финансист. Я удивлённо посмотрела на «генерала», но он знаком попросил подождать и пока не задавать вопросов. Дверь открылась, нас приветствовал мужчина лет сорока, высокий, небрежно-элегантный... Открытый взгляд, улыбка и крепкое рукопожатие вызывали расположение. – Наконец-то я познакомился с вами, Милла. Александр, у тебя очень милая дочь, как всегда, и говорил. – Без сомнений, Тимур. Милла, я оставляю тебя в надёжных руках, Тимур введёт тебя в курс всех дел и всё объяснит. Фёдоров отвезёт меня обратно в офис, но вернётся и будет ждать тебя. – Поцелуй в щёку и за отцом закрылась дверь. Я растеряно хлопала глазами. Тимур только улыбнулся, словно в поведении моего отца не было ничего не нормального. – Пройдёмте в мой кабинет. Я постараюсь всё вам объяснить. – Это было бы хорошим началом, потому что я ничего не понимаю.
Всё было проще, или сложнее? чем можно было ожидать. Деньги. На меня свалилась куча денег. Нет, Тимур (мы очень быстро перешли на «ты») не вытащил из сейфа купюры в чемоданчике и всучил их мне, нет. Он начал с того, что Александр, мой отец, пришёл к нему около пяти лет назад, с просьбой. Просьбой приглядеть за моим счётом в банке, который открыл для меня «генерал» после моего замужества. Зная отношение Кирилла к его деньгам, папа ничего не говорил мне о том, что делал, он просто делал то, что считал правильным. Сумма увеличивалась и «генералу» стало жалко, что деньги лежат мёртвым грузом, а не работают и увеличиваются. Поэтому он обратился к Тимуру. Вручив мне пачку листков, Тимур дал несколько минут на чтение, но очень быстро меня стало интересовать только одно – откуда брались все эти суммы? Тимур стал охотно объяснять: годовой доход от фабрики, проценты дохода от отцовского бизнеса, подарки ко дню рождения, Новому Году, 8 марта и прочее. На отдельных листках были перечислены суммы, которые я получала благодаря тому, что Тимур разумно вкладывал деньги. Были и минусы – услуги самого Тимура, налоги и подобное, но эти не меняли главного – я, молодая женщина, которая месяц назад рыдала в трубку и просила отца о помощи, на самом деле состоятельная дамочка. Такую ошеломительную новость нужно тщательно переварить. Когда я покинула кабинет Тимура, мы договорились, что он будет и дальше приглядывать за моим подарком от «генерала», откроет для меня новый счёт, и я смогу беззаботно обустраивать свою квартиру, жить припеваючи и не беспокоиться о завтрашнем дне. Перспектива одновременно заманчивая и скучная.
Забава, я тебя обожаю
Дата: Воскресенье, 16.03.2014, 16:17 | Сообщение # 15
Сорок дней. Я откинула голову и пыталась внутренне собраться с силами, чтобы пройти через этот день. Фёдоров вёз меня в Берёзоку. Сорок дней – как мало и как много. Я думаю, что для Галины Сергеевны это очень мало, как и для всех Камышевых. Но для меня – нет. В течении этих сорока дней моя жизнь изменилась в корне: деньги от «генерала», поиски новой квартиры, переезд, покупка мебели... и новая работа. Мне очень нравилось работать в отцовской фирме. Коллеги были очень приветливы, с одной, Татьяной, у меня завязались очень даже дружеские отношения. Мотор умолк, и это вернуло меня в действительность. – Приехали. Радость начисто отсутствовала в голосе Фёдорова, дать ему и «генералу» волю, то меня бы сейчас тут не было, да и мне самой не хотелось ехать к Кириллу на могилу... но я не могла, не желала, оскорблять Камышевых.
Небо было затянуто тёмными тяжёлыми тучами, капал дождик. Григорий Анатольевич открыл дверцу и вытянул руку с зонтиком, чтобы получше защитить меня от влаги. Я догадалась о его намерении: сопровождать меня и держать для меня зонтик. – Григорий Анатольевич, ждите меня в машине, а я пойду, – твёрдо сказала я. – Но... – Пожалуйста, без споров. Хорошо? Он недовольно вздохнул, отдал мне зонт и сел в машину. При первом же шаге уже вздохнула я: мои сапоги увязли в грязи. Но такая мелочь не остановила меня, я направилась к кладбищу. Машина Камышевых уже стояла у ворот. Я уже почти дошла до стальной дверцы, когда вспомнила о цветах – бледно-жёлтые розы, купленные мною перед дорогой, остались в машине. Пришлось развернуться и идти обратно к машине. Фёдоров раскрыл дверцу и протянул мне букет. – Спасибо. Всё. Отсрочек больше не было.
Камышевы стояли группкой у небольшого столика, все в дождевиках, резиновых сапогах, с зонтами. Станислав увидел меня первым, он дал знак остальным и все обернулись в мою сторону. Галина Сергеевна первая обняла меня и крепко прижала к себе. – Привет, милая. – Здравствуйте. Затем меня обнял Семён Николаевич, близняшки чмокнули меня в щёку, Станислав тоже. С Яном мы, как всегда, ограничились кивком головы. Карина протянула руку и коснулась моих волос. – Вот это да, такие короткие... – Я пропустила прядку между пальцев. – Да... я немножко изменила причёску... – Немножко? – воскликнула Карина. – Твоя коса до пояса! Её больше нет! – Тебе очень идёт, Милла, – сказала Катарина. – Спасибо. Мне было очень неудобно, что Камышевы уделяли столько времени моей новой причёске. Не самое подходящее время. Благодаря Галине Сергеевне разговор перешёл в другое русло. Она поручила близняшкам расставить еду, которую они принесли с собой в корзинке, а Станислава послала за водой из колодца. Приобняв меня, она спросила: – Ну как ты, Миллочка? Мы было стыдно, я ненавидела себя в тот момент, и Кирилла ещё больше чем обычно, но заставила себя сказать, то, что надо. Тихо и не решительно, я ответила: – Потихоньку... потихонечку, Галина Сергеевна. – Не могла же я сказать, что сейчас стала жить намного лучше и приятнее, чем во времена Кирилла? Её ладонь, ласково утешая, прошлась по моей спине. – Всё будет хорошо, Милла, время нам поможет. Ты мне только одно скажи: ты теперь в порядке? Семён рассказал мне, что ты болела. Что с тобой было, милая? Тебе ещё что-нибудь сейчас нужно, если я могу помочь, то ты только намекни... Я пыталась поймать взгляд Семёна Николаевича и понять, как много он поведал своей супруге о том злосчастном вечере, он слегка отрицательно махнул головой, и я постаралась успокоиться. – Я здорова. Всё... в полном порядке, Галина Сергеевна. Мой папа... он помог... и о всём позаботился. – Под испытывающим взглядом свекрови я продолжала: – Ну... денёк-другой в частной клинике, а там очень хорошие врачи... Так что... – Так что, зная моего сына, я могу себе представить, как он на это всё среагировал! Милая моя девочка, мне так жаль! Я оказалась тесно прижатой к груди свекрови, она, утешая, гладила мои плечи и что-то говорила, но я мало что воспринимала, так как мои силы уходили на то, чтобы не разрыдаться и в приступе истерики не поведать Галине Сергеевне больше, чем она хотела бы знать о своём сыне.
Следующие минут сорок прошли относительно спокойно. Галина Сергеевна всплакнула, вслед за ней расплакалась и Карина, более чувствительная из близняшек. Семён Николаевич успокоил своё семейство и дал знак собираться. Дождик, казалось уже прошедший, вновь начал медленно усиливаться. Близняшки собрали корзину, Станислав, попрощавшись со мной, понёс её к машине. Остальные Камышевы хотели проводить меня до машины, но я замялась, и Галина Сергеевна поняла меня и велела всем оставить меня одну. Семён Николаевич хотел возразить, но Галина Сергеевна сказала, что это моё право и моя нужда, муж не стал с ней спорить и неохотно пошёл со всеми к воротам.
Дождик перешёл в ливень, но мой зонт оставался сложенным. Холодные капли смывали тёплые струйки слёз с моих щёк. – Я никогда не думала, что смогу так ненавидеть, Кирилл. Больше всего саму себя. Но и тебя, Кирилл... тебя я ненавижу лишь немногим меньше. Ты чёртов трус, который предпочёл сдохнуть лишь бы не иметь дел с неуютной реальностью, и отставил меня расхлёбывать всё это в одиночку... Я слишком люблю и уважаю твою семью, чтобы открыть им правду о тебе... и ты знал, всегда знал это, не правда? Я не знаю, сколько простояла у могилы. Слёзы продолжали скользить по щекам, смешиваясь с дождём. Волосы намокли, пальто пропиталось влагой, у сапог стояла лужа, а я стояла. Неожиданно дождевые капли перестали падать на меня, они застучали по чёрной ткани зонта, который теперь прикрывал меня. – Григорий Анатольевич! – строго, даже с капелькой злости, начала я, – я же сказала, что... – Хватит, Мила! Уже нет сил, на тебя смотреть, – сказал Ян. Моему удивлению не было конца. Почему Ян не ушёл? – Достаточно. Я почувствовала, как его рука коснулась моей, тепло его ладони передалось моей холодной коже, руку стало покалывать. Ян потянул меня за собой, он вёл меня к машине. Несмотря на дождь и холод я вспомнила, как однажды тёплым летним вечером, он вёл меня к сараю, чтобы показать щенят, а я, даже не зная куда он меня ведёт, шла за ним... почти как сейчас... Лапочка... С воспоминаниями о щенке, по моему лицу скользнула улыбка, слабая, но всё же улыбка. – С ней всё хорошо. – С кем? – С Лапочкой, – пояснил он. О, похоже, я сказала кличку собаки вслух. Почему я вообще вспомнила о том случае?
Дальше мы шли молча. Хлопнула дверца машины и я увидела очень обеспокоенного Фёдорова. – Как же так, Милла?! Я же говорил, что мне нужно идти с вами! Вы промокли насквозь... Меня как куклу подвели к машине, я хотела сесть, но Ян остановил меня. Его руки развязали пояс моего пальто, расстегнули пуговицы, затем он стянул пальто с моих плеч. Фёдоров всё это время стоял рядом и держал над нами зонт. – Садись, – он развернул меня и посадил на сиденье. Когда я собиралась подтянуть ноги, Ян остановил меня. Наклонившись, он стянул с моих ног мокрые ботинки, я расслышала шелест пакета – откуда он только взялся? – и мои сапоги оказались упакованными и убранными, следом в руках Яна оказался плед, которым он тут же укутал меня. Тёплая шерстяная ткань мгновенно стала согревать меня. – Берегите её, – сказал Ян Григорию Анатольевичу и ушёл. Фёдоров закрыл дверцу, убрал зонт и сел на водительское сиденье. Я не спускала глаз со спины Яна, он шёл под дождём, без зонта. Неужели он пойдёт пешком до дома по такой погоде, да ещё и без зонта? – Григорий Анатольевич... – начала я, но замолчала, когда увидела, что Ян подошёл к мотоциклу и протянул руку к шлему, висящему на руле. – Да, Милла? – Ничего. Поезжайте.