Ты можешь преследовать свою мечту всю жизнь.
Этот путь никогда не будет лёгок, и, может быть, за ней придётся охотиться много лет.
На твоём пути возникнут препятствия, чтобы их преодолевать, и скептицизм окружающих, чтобы его игнорировать.
Будут периоды сомнений и моменты неуверенности.
Но ты всё преодолеешь.
И когда, наконец, коснёшься мечты всей своей жизни,
Независимо от того, сколько тебе будет лет, и где застанет тебя этот момент,
Держись за него крепче – наслаждаясь победой и чувством выполненного долга — и никогда не отпускай.
Во веки веков.

Я вздыхаю в уютной тишине, благодарная за шанс спастись, даже если только на несколько минут, от высушивающих мозг бессмысленных разговоров по ту сторону двери. На самом деле, люди, ведущие эти разговоры, технически являются моими гостями, но это не означает, что я должна любить их или просто чувствовать себя комфортно рядом с ними. К счастью, Дейн сочувствующе отнёсся к необходимости дать мне время, позволив сделать за него всю рутинную работу.
Стук моих высоченных каблуков – единственный звук, сопровождающий мои основательно рассеянные мысли, пока я брожу по пустым закулисным коридорам старого театра, который арендовала для сегодняшнего события. Я довольно быстро нахожу старую раздевалку, и собираю записи, которые оставил Дейн и про которые позабыл во время нашей хаотичной попытки навести порядок перед вечеринкой. И, когда я решаю вернуться на вечеринку, мысленно пробегаю по контрольному списку того, что необходимо выполнить перед началом сегодняшнего, так давно ожидаемого, аукциона. Придира в глубине моего сознания говорит, что я кое о чём забыла. Рефлекторно тянусь к бедру, где в кармане с чётко составленным перечнем задач обычно лежит мой телефон, но всего лишь собираю в кулак горсть медно-красной органзы моего вечернего платья.
«Чёрт!» – бормочу я себе под нос, на мгновение останавливаясь, чтобы попытаться точно вспомнить, что же я упустила. Я прислоняюсь к стене, собранный в рюши лиф моего платья мешает мне расстроено вздохнуть. Даже при том, что выглядит оно невероятно, но проклятое платье должно было продаваться с предупреждением: Внимание! Дыхание не предусмотрено!
Думай, Райли, думай! Прижимаясь лопатками к стене, я неловко переступаю вперёд-назад, пытаясь облегчить давление на пальцы, мучительно сжатые туфлями с четырёхдюймовыми каблуками.
Аукционные списки! Мне нужны аукционные списки! Я широко улыбаюсь способности моего мозга так много держать в памяти, учитывая, насколько я загружена деталями, являясь, по сути, единственным координатором сегодняшнего события. С облегчением оттолкнувшись от стены, я делаю приблизительно около десяти шагов.
И слышу их.
Сначала по воздуху проплывает кокетливое женское хихиканье, а затем разносится глубокий мужской стон. Я мгновенно цепенею, шокированная дерзостью участников нашего мероприятия, когда слышу неповторимый звук расстегиваемой молнии, сопровождаемый напряжённым, знакомым женским вздохом: «О, да!» в тёмной нише буквально в нескольких футах от себя. Мои глаза постепенно привыкают к темноте, и я могу различить чёрный смокинг, небрежно перекинутый через спинку стула, а также пару туфель на шпильках, валяющихся под стулом на полу.
Я замираю. От мысли, что они могут меня обнаружить. И узнать, что их подслушивают. И от собственного любопытства: кто же это настолько храбрый, чтобы творить подобные вещи? Я и за миллион лет не оказалась бы в этом алькове. Нет таких денег, чтобы заставить меня сделать что-то такое на публике. Мои мысли прерываются, когда я слышу шипящее дыхание, и последующий за ними мужской выдох: «Милостивый Иисус!»
От нерешительности я на мгновение зажмуриваюсь. Мне, на самом деле, очень нужны аукционные листы, которые ожидают меня в помещении для хранения в конце этих пересекающихся коридоров. К сожалению, единственный способ достигнуть нужного места – это пройти мимо алькова, который именно сейчас используется в качестве Закутка Любви. У меня нет вариантов, кроме как сделать это. Я возношу молчаливую молитву, что смогу проскользнуть незамеченной мимо их вопиющей нескромности.
И вот я несусь вперёд, держа запятнанное румянцем лицо повернутым к противоположной от любовников стене, ступая на носочки, чтобы не дать каблукам стукнуть по деревянному покрытию пола. Ведь последнее, в чём я сейчас нуждаюсь – это привлечь к себе внимание и столкнуться с кем-то, кого знаю. Немой вздох облегчения вырывается из моей груди, когда моё тайное «цыпочное» передвижение успешно завершается, позволяя невидимой добраться до места назначения.
Я всё ещё пытаюсь идентифицировать голос женщины, пока достигаю нужной двери. Неуклюже возясь с её ручкой, торопясь, я, в конце концов, агрессивно дёргаю её на себя, открывая, а затем включаю свет. Пакет с нужными мне листами я положила на полку в дальней части комнаты, и я бегу туда, от растерянности позабыв, что открытое состояние двери нужно зафиксировать. И в тот момент, когда я хватаю ручки пакета, дверь за моей спиной захлопывается с таким грохотом, что хлипкие дешёвенькие стеллажи, скрежеща, содрогаются. Поражённая этим звуком, я бегу к двери в попытке её открыть и обнаруживаю, что рычаг на автоматически запирающемся шарнире разъединён.
Пакет тут же выпадает из моих рук. Звук его удара о бетонный пол, как и шорох рассыпавшихся листов, какофонией разносятся в ограниченном пространстве комнаты. Я пробую покрутить ручку — она вращается, но дверь не двигается ни на дюйм. Паника уже лижет моё подсознание, но я подавливаю её, снова со всей силы накинувшись на дверь. Безрезультатно! «Дерьмо!» – ругаю я себя. «Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!» – восклицаю громко, и, сделав глубокий вдох, качаю в отчаянии головой. Мне ещё так много нужно сделать перед началом аукциона. У меня нет времени на недоразумения. И, конечно, у меня нет сотового, чтобы позвонить Дейну, с просьбой вытащить меня отсюда.
Я, не веря, закрываю глаза оттого, что опять оказалась в ещё одной нелепой ситуации; моя Немезида сделала свой ход. Длинные, всепоглощающие пальцы клаустрофобии постепенно начинают когтями продираться в моё тело, оборачиваясь вокруг горла.
Сдавливая. Мучая. Лишая дыхания.
Кажется, стены маленькой комнаты начинают постепенно сходиться, наступая на меня. Окружая. Душа. Я борюсь за каждый вздох.
Сердце бьётся с перебоями, пока я пытаюсь остановить растущую в горле панику. Моё дыхание — неглубокое и частое – эхом отдаётся в ушах. Поглощая меня. Истощая способность подавлять преследующие меня воспоминания.
Я барабаню по двери, боясь, что потеряю ту толику контроля, которая у меня ещё есть. По-настоящему. Ручейки пота стекают по моей спине. Стены продолжают сдвигаться. Необходимость бежать — единственное, на чём может сосредоточиться моё сознание. Я снова бьюсь в дверь, отчаянно крича. В надежде, что кто-нибудь в этих пространных коридорах услышит мои вопли.
Я прислоняюсь спиной к стене, закрывая глаза и пытаясь отдышаться – это получается не особо быстро, и всё вокруг кружится. Испытывая приступ тошноты, я начинаю сползать вниз и случайно задеваю выключатель. И оказываюсь в кромешной тьме. Истошно вопя, дрожащими руками нашариваю его и снова включаю свет, с облегчением загоняя монстров обратно в подполье.
Но когда опускаю глаза, вижу, что руки мои в крови. Я моргаю, пытаясь отогнать наваждение, но ничего не получается. Я опять в другом месте. В другом времени.
Вокруг себя я чувствую едкий запах поражения. Отчаяния. Смерти.
В моих ушах слышится его мучительное нитевидное дыхание. Он задыхается. Умирает.
Я испытываю сильнейшую, пылающую боль, которая так скручивает внутренности, что начинаешь сомневаться, сможешь ли избавиться от неё когда-нибудь. Даже после смерти. Я слышу собственный крик, который вырывает меня из оцепенения, и я так дезориентирована, что не понимаю, из прошлого этот вопль или из настоящего.
Возьми себя в руки, Райли! Тыльной стороной ладоней я стираю слёзы со щёк и обращаюсь к своему предыдущему году терапии в попытке сдержать свою клаустрофобию. Я концентрируюсь на отметине на противоположной стене, выравнивая дыхание, и начинаю медленно считать. Сосредотачиваюсь на том, чтобы отодвинуть от себя стены. Прочь отогнать невыносимые воспоминания.
Я считаю до десяти, по крупицам возвращая себе самообладание, но отчаяние всё ещё цепляется за меня. Я знаю, Дейн начнёт меня искать в самое ближайшее время. Он в курсе, куда я пошла, но эта мысль никак не помогает преодолеть мою панику.
В конце концов, первоначальное стремление вырваться на свободу побеждает, и я опять молочу по двери руками. Громко крича. Изредка извергая проклятия. Умоляя кого-нибудь услышать меня и открыть дверь. Спасти меня снова.
В моём изнурённом сознании секунды равны минутам, а минуты — часам. Я не знаю, сколько проходит времени, но ощущение такое, что я заперта в этой проклятой, неумолимо сужающейся кладовке вечность. Мой крик о помощи бесконечен. Чувствуя себя побеждённой, я снова кричу, опираясь предплечьями на дверь перед собой. Переношу весь вес на руки, опуская на них голову, и уступаю слезам. Сильные рваные рыдания яростной дрожью сотрясают моё тело.
И внезапно я понимаю, что падаю.
Падаю вперёд, но спотыкаюсь о твёрдую фигуру мужчины на своём пути. Мои руки оборачиваются вокруг непоколебимого торса, а ноги остаются неловко согнутыми где-то позади. Мужчина инстинктивно вскидывает руки, подхватывая меня, обнимая, удерживая, при этом, мой вес, и поглощая удар от нашего столкновения.
Я поднимаю голову, выхватывая взглядом копну тёмных волос, как бы в беспорядке торчащих в разные стороны, бронзовую кожу, лёгкую щетину на лице… а затем натыкаюсь на его взгляд. Электрический удар – почти осязаемой энергии – пронзает меня, когда мои глаза встречаются с этими осторожными полупрозрачными зелёными радужками его глаз. В них быстро вспыхивает удивление, но интрига и интенсивность, с которой он оценивает меня, нервируют, несмотря на немедленную реакцию на него моего тела. Потребности и давно забытые желания наводняют меня от этого простого соприкосновения взглядов.
Как так получилось, что из-за совершенно незнакомого мужчины я позабыла панику и отчаяние, поглощавшие меня буквально пару секунд назад?
Я очень ошиблась, когда, разорвав зрительный контакт, ненароком посмотрела на его рот. Полные, скульптурно очерченные губы были сжаты, пока он пристально меня рассматривал, а потом они очень медленно растянулись в кривую плутоватую усмешку.
О, как я хочу почувствовать этот рот на мне – где угодно и сразу везде. О чём я, чёрт побери, думаю? Этот парень совсем не из моей лиги. Да между нами сотни световых лет!
Я отвожу взгляд в сторону, успевая заметить, как веселье наполняет его глаза, как будто он прочёл мои мысли. Я чувствую, как от моего затруднительного положения и непристойных мыслей смущение медленной приливной волной затопляет лицо. Моя хватка на его мускулистых бицепсах усиливается, пока я опускаю свой слишком заинтересованный взгляд в попытке избежать его откровенной оценки и стараюсь восстановить душевное спокойствие. Пытаясь подняться на ноги, я случайно спотыкаюсь и снова утыкаюсь в своего спасителя; моему чувству равновесия серьёзно угрожают так нечасто используемые мною заоблачной высоты каблуки. Я отскакиваю от него, попутно проволочившись своей грудью о его твёрдый торс, отчего все мои нервные окончания начинают полыхать огнём. Крошечные взрывы желания шевелятся и щекочут меня где-то в глубине живота.
— О… хм… Простите, — я вскидываю руки, растерянно извиняясь. Шаг назад позволяет мне оценить его внушительные размеры; парень выглядит ещё более обезоруживающе. Несовершенное совершенство, адски сексуальный, с высокомерной ухмылочкой и аурой, источающей неприятности.
Он поднимает одну бровь, заметив, как внимательно я его изучаю.
— Не стоит извиняться. — Произносит великосветским тоном с лёгким намёком на близкий предел вседозволенности. Голосом, на одном выдохе вызывающим образы мятежа и секса. А-ля «я привык, что женщины падают к моим ногам».
От этой заносчивой интонации я высоко поднимаю голову. Я могу только надеяться, что он шутит, но загадочное выражение его лица ни о чём мне не говорит. Он видит мою реакцию, в его глазах появляется изумление, а затем его самоуверенная улыбка становится шире, углубляя и без того явную ямочку на его подбородке. Несмотря на сделанный шаг назад, я все ещё очень близко к нему. Слишком близко, чтобы собраться с мыслями, и достаточно близко, чтобы ощущать на своей щеке его дыхание. Чувствуя чистый запах мыла, смешанного с тонким естественным ароматом парфюма.
— Спасибо. Благодарю вас, — задержав дыхание, отвечаю я. Я вижу, как бьётся жилка на его сжатой челюсти, пока он снова всматривается в меня. Почему этот человек заставляет меня нервничать и чувствовать себя так, будто я должна оправдываться за случившееся?
— Дверь захлопнулась за мной. Её заклинило. И я запаниковала…
— С вами всё в порядке, мисс…?
Я медлю с ответом, в то время как одна его рука охватывает мою шею сзади, притягивая ближе, но всё ещё не сдвигая с места. Другой рукой он проводит вверх-вниз по моему голому предплечью, я думаю, чтобы убедиться, что физически я не пострадала. Я чувствую, как обжигающее прикосновение кончиков его пальцев посылают искры по моей обнажённой коже, и вдруг остро осознаю, что его чувственный рот что-то шепчет напротив моего рта. Мои губы раскрываются, а дыхание прерывается, когда его рука гладит мою шею, а затем костяшками пальцев мягко спускается вниз по моей щеке. И у меня совсем не остаётся времени, чтобы как-то оценить своё замешательство, смешанное с изрядной долей желания, струящегося сквозь меня, когда я слышу его бормотание: «О, чёрт побери…» за секунды до того, как его рот оказывается на моём. Я задыхаюсь в полнейшем шоке, мои губы издают дрожащий звук, который сразу поглощает его рот, получая возможность ласково провести по моим губам языком, медленно проскальзывая между ними.

Я упираюсь в его грудь руками, пытаясь противостоять непрошенному поцелую совершенно незнакомого человека. Пытаясь сделать правильно, так, как подсказывает мне логика. Пытаясь отрицать очевидное желание моего тела. Подавить потребность взять, как делает это он. …Отказаться от запретов и позволить себе насладиться этим случайным моментом.
Наконец, в борьбе между жаждой и благоразумием побеждает здравый смысл, и мне удаётся чуть-чуть отстраниться от него. Его рот отрывается от моего, мы тяжело дышим в лицо друг другу. Его взгляд, дикий от похоти, настойчиво цепляется за мой. Мне трудно игнорировать ростки желания, цветущие глубоко в моём животе. Неистовый протест, кричащий в моей голове, тихо умирает на моих губах, поскольку я уступаю пониманию, что хочу этот поцелуй. Я хочу чувствовать то, чего была столько лишена – в чём я специально себе отказывала. Я хочу позволить себе действовать в этот момент опрометчиво и получить «тот поцелуй» – из книг, в которых пишут об обретённой любви и потерянной добродетели. Ибо в глубине души я знаю, что этот поцелуй создан для меня.
— Решайся, сладкая, — приказывает он. — Мужчины – такие нетерпеливые создания.
Его предупреждение, а также сводящая с ума мысль, что такая простушка, как я, заставила такого мужчину потерять контроль — всё это сбивает меня с толку, запутывая, и так и не давая отказу слететь с моих губ. Он использует моё молчание в своих интересах, и похотливая улыбка приподнимает углы его рта, пока рука, охватывающая мой затылок, сжимает меня сильнее. Вдох, и его губы обрушиваются на мои. Исследуя. Пробуя. Требуя.
Мое сопротивление бесполезно и длится всего пару секунд перед тем, как я сдаюсь ему. Мои руки безотчётно проводят по шероховатой небритости его щёк, двигаясь дальше, к шее, а пальцы запутываются во вьющихся волосах, спускающихся поверх воротника. Низкий стон рождается в глубине его горла, питая мою уверенность, призывая меня раскрыть губы и получить от него больше. Мой язык переплетается с его, танцуя. Медленный, обольстительный балет, подчёркнутый хриплыми стонами и задыхающимся хныканьем.
У его губ вкус виски. Его уверенность источает мятеж. Его тело рождает взрыв похоти в моёй киске. Опасное головокружительное сочетание, сигнализирующее: он – плохой мальчик, и некая хорошая девочка должна от него бежать. А его настойчивость и искусное мастерство намекают на масштабы того, что можно получить в процессе. В голове возникают потрясающие образы: прогибающаяся спина, оттянутые пальчики ног, сминающий простыни секс – всё это, несомненно, так же захватывающе, как и поцелуй.
Несмотря на мое подчинение, я знаю, что это неправильно. Я слышу, как сознание требует, чтобы я остановилась. Потому что обычно я не делаю подобные вещи. Я совершенно не такая девочка. И что с каждой продолжающейся лаской я предаю Макса.
Но, Боже, как же невероятно хорошо я себя чувствую! Я хороню свою рациональность под всесокрушающим желанием, бушующем в каждом нервном окончании моего тела. В каждом вздохе.
Его пальцы поглаживают заднюю часть моей шеи, в то время как его другая рука путешествует вниз, к моему бедру, каждым прикосновением попутно зажигая жаркие искры. Загибая мою руку, он прижимает её к моей пояснице, а меня – к себе. Претендуя на меня. Я чувствую его внушительную эрекцию, упирающуюся в мой животик и посылающую электрические разряды в мою промежность. Делая меня чертовски нуждающейся и жаждущей. Передвинув свою ногу, он вклинивается между моими ногами, надавливая на вершину моих бёдер, что вызывает во мне сильную боль-удовольствие. Я толкаюсь к нему ближе, мягко мяукнув, поскольку жажду большего.
Я тону, ощущая его, но всё же не согласна прерваться даже на мгновение, чтобы глотнуть воздуха, в котором так отчаянно сейчас нуждаюсь.
Он покусывает мою нижнюю губу, пока его рука спускается по моей спине, сминая мой зад; удовольствие спиралью раскручивается внутри меня. Я царапаю коготками его шею, пока заявляю о своём претенциозном желании.
— Иисус, я хочу тебя прямо сейчас, — его хриплые придыхания между поцелуями усиливают боль, скручивающую мои мышцы ниже талии. Рука с моего затылка медленно спускается от шеи по ключице до груди, которая в его ладони принимает чашевидную форму. Я издаю тихий стон от касания его пальцев, потирающих сквозь ткань платья затвердевшую вершинку моего соска.
Моё тело готово согласиться на его предложение, потому что я тоже хочу этого мужчину. Я хочу чувствовать на себе его вес, ощущать трение его голой кожи о мою наготу, и ритмичное движение во мне его члена.
Наши запутанные тела натыкаются на небольшую нишу в коридоре. Он прижимает меня к стене, наши руки и ноги неистово охватывают друг друга, ощупывая и пробуя на вкус. Едва касаясь, стремительным движением он опускает руку вниз, к подолу моего коктейльного платья, находя выгодное положение, когда задевает кружевной верх моих высоких чулок.
— Милостивый Иисус! — бормочет он против моего рта, мучительно медленно ведя рукой по моей внешней стороне бедра к небольшому треугольнику кружева, который служит, скорее, художественным оформлением моему телу, нежели считается трусиками.
ЧТО? ТЕ САМЫЕ СЛОВА! Когда эта мысль, наконец, доходит до меня, я отшатываюсь, словно вставая на дыбы, и изо всех сил давлю ему на грудь, пытаясь оттолкнуть подальше. Это те же слова, которые я слышала раньше в темной нише в начале коридора. Они ушатом холодной воды обрушиваются на моё либидо. Какого чёрта? Что, к дьяволу, я делаю вместе со случайным парнем в случайном месте? И самый важный вопрос: почему это происходит сейчас, в разгар моего самого важного в этом году мероприятия?
— Нет. Нет, я не могу этого сделать, — делая шаг назад, я дрожащей рукой прикрываю распухшие от его поцелуев губы. Его изумрудные, затемнённые желанием, глаза впиваются в мои. В них моментально зарождается гнев.
— Слегка поздновато, сладкая. Выглядит так, будто ты уже это делаешь.
От его сардонического замечания по мне тут же проносится вспышка ярости. Мне хватает ума сообразить, что я – одна из многих его завоеваний за сегодняшний вечер. Я оборачиваюсь, и от его самодовольного взгляда мне хочется швырнуть ему в лицо пару оскорбительных замечаний.
— Кто, чёрт побери, ты думаешь, я такая? Чтобы так ко мне прикасаться? Использовать меня в своих интересах? — выплёвываю я в него, используя гнев, чтобы отогнать боль, которую сейчас испытываю. Даже не знаю, чем я расстроена больше: своим согласием подчиниться его напору или фактом, что он обманул меня, изобразив лихорадочное состояние, хотя на самом деле развлекался, убивая время? Или мне стыдно потому, что я поддалась его сногсшибательным поцелуям и умелым пальцам, даже не зная его имя? Я никогда бы так не поступила при обычных обстоятельствах.
Раздражающий до бешенства факт: я не знала, на чьи действия больше сержусь — свои или его.
Он продолжает смотреть на меня, кипя от злости, с негодованием глядя мне в глаза.
— В самом деле? — насмехается он надо мной, склонив голову набок и потирая рукой свои губы, скривившиеся в снисходительной усмешке. Я слышу звук от трения его пальцев, скребущих по щетине. — Вот как ты решила поиграть? Разве ты не принимала активное участие в происходящем? Не ты ли почти рассыпалась только что в моих руках? — он язвительно смеётся. — Не обманывай своё маленькое чопорное самомнение, что ты не наслаждалась процессом. Что не хотела большего.
Он делает ко мне шаг, желание позабавиться и что-то ещё более тёмное пылает в глубине его глаз. Подняв руку, он проводит пальцем вниз по линии моей челюсти. Несмотря на естественную реакцию отодвинуться прочь, тепло от его прикосновения вновь воспламеняет тлеющую глубоко в моем животе жажду. Я молча костерю своё тело за такое предательство.
— Давай-ка проясним одну вещь, — рычит он мне. — Я. Никогда. Не. Беру. То. Что. Не. Предлагают. И мы оба знаем, сладкая, что ты себя предложила, — усмехается он. — Охотно!
Я рывком убираю свой подбородок от его пальцев, отчаянно желая быть тем человеком, который к каждому случаю может подобрать правильные, соответствующие слова. Но я не тот человек. Правильные слова обычно приходят ко мне спустя несколько часов, и остаётся только жалеть, что я не произнесла их вовремя. Я знаю, что позже так и случится, потому что сейчас я не могу придумать ни одной фразы, чтобы упрекнуть этого самоуверенного, но абсолютно точно выразившегося мужчину. Он уменьшил меня до состояния комка нервов, тянущихся к нему в просьбе, чтобы он прикоснулся ко мне снова.
— Эта ничтожная беззащитная фигня может сработать с твоим парнем, который считает тебя китайской фарфоровой вазой на полке, хрупкой и приятной на вид. Редко используемой, — он пожимает плечами. — Но признайся, сладкая: это скучно.
— Мой парень… — я запнулась. — Я не хрупкая!
— Неужели? — отчитывает он меня, поднимая руку, чтобы удержать мой подбородок на месте, пока вглядывается в мои глаза. — Ты просто думаешь, что ведёшь себя так.
— Отвали! — я дёргаю подбородком в сторону от его пальцев.
— Оооо, да ты маленькая злючка! — Его высокомерная улыбка очень раздражает. — Мне нравятся злючки, сладкая. Это заставляет меня хотеть тебя намного сильнее.
Вот хрен! Я как раз собиралась заявить ему, какой он, по всей видимости, развратник. И то, что я в курсе о его «знакомстве», состоявшемся в укромном месте в коридоре незадолго до того, как он нашёл меня. В то время, как я пристально смотрю на него, где-то в затылке настойчиво долбится мысль, что он напоминает мне кого-то, но я отталкиваю её. Я просто растерялась, вот и всё.
Я уже, было, начала открывать рот, как услышала за спиной голос Дейна, зовущего меня по имени. Меня затопляет облегчение, когда я оборачиваюсь и вижу, что он стоит в конце коридора и как-то странно на меня глядит. Скорее всего, озадачен моими взъерошенным состоянием.
— Райли? Мне действительно нужны те списки. Ты забрала их?
— Я немного отвлеклась, — бормочу я. Оглядываюсь на Мистера Высокомерность позади себя. — Я уже иду. Просто я… подожди меня, ладно?
Дейн кивает мне, а я поворачиваюсь к открытой двери хранилища и быстро собираю разбросанные по полу листки так изящно, как только это возможно, и засовываю их в пакет. Я выхожу из хранилища, избегая встречаться с изумрудными глазами, и направляюсь к Дейну. Тихо вздыхаю, довольная от того, что возвращаюсь на знакомую территорию, когда слышу голос позади себя:
— Наш разговор ещё не закончен, Райли.
— Чёрта с два не закончен, A.C.E. (прим. Заносчивый, Самовлюбленный Эгоист) — бросаю я через плечо; в голове мелькает мысль, насколько идеально подходит ему эта аббревиатура. Я торопливо спускаюсь в зал, распрямив плечи и высоко подняв голову, в попытке сохранить свою гордость целой и невредимой.
Я быстро дохожу до Дейна, моего самого близкого доверенного лица и соратника по работе. Беспокойство запечатлено на его мальчишеском лице, пока я подхватываю его под руку, утаскивая назад, в сторону вечеринки. Как только мы проходим через закулисную дверь, я с облегчением выдыхаю, с удивлением обнаруживая, что задержала дыхание на всё это время, и прислоняюсь к стене.
— Что, чёрт побери, с тобой случилось, Райли? Ты выглядишь как сексуальный беспорядок, — его глаза оглядывают меня сверху донизу. — И имеет ли это отношение к тому Адонису, что стоял рядом с тобой?
Здесь всё имеет отношение к Адонису, хочу сказать я Дейну, но почему-то не говорю.
— Не смейся, — говорю я, глядя на него с осторожностью. — Дверь в хранилище захлопнулась, и её заклинило, а я застряла внутри.
Дейна душит смех, и он смотрит в потолок, чтобы сдержаться.
— Это могло случиться только с тобой!
Я по-дружески толкаю его в плечо, радуясь, что вернулась на знакомую почву:
— На самом деле, это не смешно. Я запаниковала. Испытала приступ клаустрофобии. Свет погас, и это вернуло меня к аварии. — В его глазах вспыхнуло беспокойство. — Я разволновалась. Тот парень услышал мои вопли и освободил меня. Это всё.
— Неужто всё? — с сомнением спрашивает Дейн, рассматривая меня подозрительно сощурившимися глазами, поскольку знает меня достаточно долго. Я киваю:
— Да. Я просто действительно потерялась, где-то на минуту. — Ненавижу лгать ему, но сейчас это самый верный способ действовать. Чем увереннее я буду это утверждать, тем быстрее он отстанет.
— Ладно. Жаль, потому что, девочка, тот парень был чертовски хорош! — Я смеюсь над ним, в то время как его рука охватывает меня в быстром объятии. — Иди, освежись. Передохни, а затем ты будешь нужна нам, чтобы пообщаться с гостями и поболтать. У нас есть около тридцати минут до начала аукциона.

***

Я вглядываюсь в себя в зеркало в ванной комнате. Дейн прав – я выгляжу как ад. Моими стараниями разрушена большая часть кропотливой работы моей соседки по комнате, Хэдди, возившейся с моими волосами и макияжем весь вечер. Я беру бумажное полотенце и пытаюсь стереть остатки туши с лица, чтобы хоть как-то ликвидировать нанесённый ущерб. Слёзы обрамили мои глаза цвета аметиста красными кругами, и лучше мне не удивляться, почему моя помада уже не идеально обрисовывает контур губ. Пряди каштановых волос выпали из-под заколки, а шов на платье ужасно перекосило.
Я слышу глухие басы музыки с другой стороны стены. Они служат фоном для голосов, принадлежащих сотням сегодняшних потенциальных жертвователей. Я глубоко вздыхаю и на мгновение прислоняюсь к раковине.
Мне понятно, почему Дейн подверг сомнению мой рассказ о произошедшем, и что Мистер Высокомерность не имеет к этому отношения. Я выгляжу совершенно растрёпанной!
Я поправляю своё платье, чтобы декольте в форме сердца приняло нужную форму, приводя положение моих больше-чем-достаточно «девушек» в правильное. Провожу руками по бёдрам, там, где ткань плотно облегает мои изгибы. Начинаю заправлять выбившиеся из пучка волосы, но затем останавливаюсь. Волнистые завитки возвращаются к прежнему состоянию, и я решаю, что мне нравится, как эффект от них смягчает мой внешний вид.
Я лезу в сумочку, которую принёс мне Дейн, чтобы освежить макияж. Немного туши к моим естественно густым ресницам, и карандаша для подводки глаз. Ну вот, глаза уже выглядят лучше. Не суперкруто, но лучше. Я смыкаю губы, чтобы распределить помаду по всей их поверхности в виде буквы М, тру одну об другую и, затем, промокаю их.
Получилось не так хорошо, как у Хэдди, но всё равно неплохо. Что ж, я готова присоединиться к веселью.

Зал сверкает драгоценностями, дизайнерскими платьями и блеском известных имён, и я наблюдаю за знаменитостями, светскими львами и филантропами, заполняющими сейчас старый театр. Сегодняшний вечер – кульминация большей части моих усилий за прошедший год. На этом мероприятии сформируются новые фонды, средства от которых откроют нам новые возможности.
И я выхожу из своей зоны комфорта.
Дейн отвлечённо закатывает глаза, глядя, как я пересекаю холл, потому что знает, что я охотнее оказалась бы сейчас в приюте, с мальчиками, в своих обычных джинсах и с «конским хвостом» на затылке. Я позволяю призраку улыбки украсить мои губы, пока киваю головой на его молчаливое согласие, прежде чем взять с подноса официанта фужер шампанского.
Моя голова всё ещё зациклена на событии, которое я охотно допустила за кулисами, и на жалящем знании, что я не первая, кого Мистер Высокомерность зацепил этим вечером. Я ошеломлена своими нетипичными действиями и сконфужена болью, которую испытываю. Конечно, как я могу ожидать от мужчины, который ищет быстрый взрыв удовольствия, каких-то чувств ПОСЛЕ, кроме как преувеличения его и без того раздутого эго.
— Вот ты где, Райли! — прерывает мои мысли чей-то голос.
Я поворачиваюсь и вижу своего босса. Медведеподобного человека почти в шесть с половиной футов в высоту и с сердцем больше, чем у всех, кого я когда-либо встречала. Этого достаточно, чтобы он походил на большого плюшевого мишку.
— Тедди, – говорю я ласково, склоняясь к его руке, которую он положил мне на плечо в кратком объятии.
— Похоже, всё складывается хорошо, как думаешь?
— Всё благодаря твоим титаническим усилиям. Из того, что я слышала, могу судить – чеки выписываются вовсю.
Его губы трогает кривая улыбка, отчего брови шевелятся:
— И всё это ещё до начала аукциона.
— То, что аукцион – успешный способ собрать деньги, не означает, что я должна согласиться с его существованием, — неохотно признаю я, пытаясь не походить на скромницу. Эту дискуссию мы начинали бесчисленное количество раз в течение последних нескольких месяцев, определяя дату проведения торгов. Даже если это ради благотворительности, я просто не понимаю, почему женщины готовы продавать себя на аукционе, пусть и по самой высокой цене. Не могу утверждать, но думаю, что получившие лот захотят больше, нежели просто свидание, в обмен на стартовую цену от пятнадцати тысяч долларов.
— Это не похоже на бордель, Райли, — увещевает меня Тедди. Он обходит меня, глядя поверх моего правого плеча, когда кто-то из гостей привлекает его внимание. — О, а вот тот, с кем я хотел бы тебя познакомить. Здесь всё ему близко и дорого. Он – один из сыновей нашего председателя, кто… — Тедди прерывает своё объяснение, поскольку предмет обсуждения уже рядом. — Донован! Рад тебя видеть! — душевно восклицает он, пожимая руку человеку за моей спиной. Я оборачиваюсь, готовая познакомиться с новым гостем и натыкаюсь на ошеломлённый взгляд Мистера Высокомерность.
Ну, дерьмо! Как получилось, что, несмотря на свои двадцать шесть лет, я вдруг начинаю ощущать себя едва достигшим половой зрелости угловатым подростком? Полчаса вдали от него никак не ослабили моего притяжения к его опаляющей внешности, равно как и его запрещённого влияния на моё либидо. Шесть футов его великолепной фигуры скрыты виртуозно сшитым на заказ черным смокингом, который кричит о богатстве, а моё знание о том, что под жакетом находится подтянутый торс, заставляет меня от нежелательной потребности прикусить нижнюю губу. И всё же, несмотря на его магнетизм, я всё ещё в ярости.
В моей голове опять вспыхивает понимание, что он выглядит знакомо, напоминает кого-то, кого я знаю, но шок от встречи с ним прогоняет эту кружащуюся в сознании мысль.
Он ухмыляется мне, его веселье очевидно, и всё, о чём я могу думать – как ощущались эти губы на моих губах. Как ощущалось прикосновение его, держащих сейчас стакан пальцев, на моей голой коже. О крепости и длине его тела, прижатого к моему.
И как распущенно он «знакомился» с другой женщиной за несколько минут до того, как придти мне на помощь и унизить меня в моих глазах.
Нацепляя на лицо фальшивую улыбку, я впиваюсь взглядом в Донована, поскольку ничего не подозревающий Тедди обращается к нему.
— Я рад кое-кого тебе представить. Она – движущая сила всего того, что ты видишь здесь сегодня вечером. — Тедди поворачивается ко мне, кладя руку на мою поясницу. — Райли Томас, познакомься…
— Мы уже встречались, — говорю я, нежно прервав его, сладость так и сочится из моих слов, пока я им улыбаюсь. Тедди странно смотрит на меня, поскольку неискренность мне не свойственна. — Хотя, спасибо за представление, — продолжаю я, переводя взгляд от Тедди к Доновану и протягивая руку для рукопожатия, как будто он просто один из множества потенциальных благотворителей.
Отводя глаза от меня и моего ненормального поведения, Тедди сосредотачивается на Мистере Высокомерность:
— Вы всем довольны?
— Весьма, — произносит тот задумчиво, выпуская, наконец, мою руку из затянувшегося пожатия. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть, когда слышу его ответ. Как не может он быть доволен собой? Заносчивый ублюдок. Может, мне выйти на сцену и провести среди женщин опрос, как в школе, чтобы выяснить, кого он ещё не поимел?
— Вы успели попробовать наше угощение? На сегодняшнее мероприятие Райли смогла заполучить, на благотворительных началах, одного из самых популярных шеф-поваров Голливуда, — поясняет Тедди, как всегда, стараясь быть безупречным хозяином.
Донован смотрит на меня, забавляясь, морщит уголки его глаз:
— Да, мне удалось попробовать кое-что, пока я бродил за кулисами. — Я втягиваю носом воздух, слыша грязный намёк в его голосе, в то время как он переводит свой взгляд на Тедди. — Это было довольно неожиданно, но вполне изысканно, — бормочет он. — Спасибо.
Я слышу, как кто-то зовёт Тедди по имени, и его глаза снова с любопытством обращаются ко мне, перед тем как звучат извинения.
— Прошу прощения, мне нужно отлучиться на минутку, — Тедди поворачивается к Доновану. — Было очень приятно повидаться. Спасибо, что пришли.
Мы оба согласно киваем, после чего он уходит. Нахмурившись, я поворачиваюсь на каблуках, чтобы уйти от Донована, потому что хочу стереть его и память о нём из моего вечера. Его рука молниеносно смыкается вокруг моего обнажённого предплечья, дёргая на себя с такой силой, что всей своей задней частью я оказываюсь прижата к стальной длине его тела. От прикосновения к нему моё дыхание на миг прерывается. Я оглядываюсь вокруг, радуясь, что все полностью погружены в свои разговоры, и мы не привлекаем к себе ничьего внимания.
Я чувствую, как подбородок Донована задевает моё плечо, когда его лицо склоняется к моему уху:
— Отчего вы так обозлены, мисс Томас? — резкий холод в его голосе предупреждает меня, что он не из тех мужчин, кого легко запутать. — Это потому, что у вас не получается отринуть ваши высоколобые представления и признать, что, несмотря на то, о чём твердит голова, ваше тело хочет взбунтоваться и свернуть с проторенной дорожки? — он усмехается, продолжая низко, покровительственно рычать прямо мне в ухо. — Или вы так практикуете фригидность, лишая себя всего, чего хочется? В чем нуждаетесь? Что чувствуете?
Я ощетиниваюсь, безуспешно пытаясь освободить руку из его крепкого захвата. Слова волка в овечьей шкуре. Я всё ещё дёргаюсь, когда мимо нас проходят двое гостей – внимательно на нас глядя. Пытаясь, видимо, определить, что между нами происходит. Донован отпускает моё предплечье, ласково потирая место захвата, что со стороны создаёт впечатление любовных поглаживаний. И, несмотря на мою ярость, или, может быть, из-за неё, его прикосновения вызывают мириады чувственных ощущений везде, где касаются его пальцы. Вслед за ними моя кожа покрывается мурашками.
Я чувствую, как его дыхание опять щекочет мою шею:
— Это так возбуждающе, Райли – знать, что ты так отзывчива к одному только моему прикосновению. Очень опьяняет, — шепчет он, проводя пальцем по моему голому плечу. — Ты знаешь, что хотела бы понять, почему твое тело так реагирует на мои действия. Думаешь, я не видел, как ты раздевала меня глазами, желая, чтобы ты трахнула меня своим ртом?
Я задыхаюсь, когда он кладет руку мне на живот и тянет, крепко прижимая к себе мою спину, так что я могу чувствовать своим задом доказательство его возбуждения. И, вопреки моей ярости, осознание, что я заставляю этого мужчину так реагировать, дурманит меня. Но, опять же, он, вероятно, реагирует так на многочисленных женщин, которые, без сомнения, регулярно падают к его ногам.
— Тебе повезло, что я не утянул тебя назад в то хранилище, в котором нашёл, и не получил всё, что ты мне предлагала. Заставляя выкрикивать моё имя, — он мягко кусает меня за ухо, и я изо всей силы душу, грозящий вырваться из моих глубин стон от неподдающегося контролю желания. — Трахнуть тебя и исключить из моего списка. А затем двигаться дальше, — заканчивает он.
Никто и никогда не говорил так со мной – невозможно было представить, что я позволила бы такое – но его слова и напор, с которым он их произнес, неожиданно всё переворачивают во мне.
Я злюсь на своё тело из-за непрошеных реакций на этого напыщенного мужлана. Вне всякого сомнения, он знает, как держать сущность женщины в повиновении, и, к сожалению, сейчас это моя сущность. Я достаточно честна с собой, чтобы признать, что Донован заставляет кипеть мою кровь, но его высокомерие адски раздражает. И я знаю, что тоже причастна к происходящему, полностью, но прямо сейчас его поведение – это то, что толкает меня к сопротивлению.
Я медленно поворачиваю к нему лицо, прищуривая глаза. Мой голос холоден как лёд:
— Самонадеянно, не находишь, Ас? Несомненно, твоё типичное МО (прим. перев. Modus operandi — «образ действия») – трахнуть и бросить?
Его глаза расширяются в ответ на мою неожиданную вульгарность. Или, возможно, он просто удивлен, что я его так быстро раскусила. Я удерживаю его пристальный взгляд, моё тело дрожит от гнева:
— Сколько женщин ты пытался соблазнить сегодня? — я в отвращении поднимаю брови, в то время как призрак вины мимолётно отражается на его лице. — Что? Разве не знал, что я случайно наткнулась на тебя и твое первое завоевание сегодня вечером в небольшом алькове за кулисами? — глаза Донована расширяются, когда он слышит мои слова. А я продолжаю, наслаждаясь удивлением, написанным на его лице. — Неужели она играла с тобой в твою же игру, Ас, и оставила жаждущим большего? Желая уязвить побольнее, доказывая, что такой мужчина как ты, не смог её удовлетворить? Отчего тебе пришлось довольствоваться безумной женщиной, запертой в хранилище, чтобы использовать её в своих интересах? Нет, реально, скольких женщин ты использовал сегодня согласно своей дерьмовой линии поведения? На скольких ты попытался оставить свою метку?
— Ревнуешь, сладкая? – он поднимает брови, и на его лице вспыхивает высокомерная ухмылка. — Мы всегда можем закончить то, что начали, и ты можешь пометить меня любым способом, каким пожелаешь.
Я аккуратно просовываю между нами руку, толкая его в грудь. Мне бы хотелось стереть эту ухмылку с его лица. Пометив его таким образом.
— Сожалею, но я не собираюсь впустую тратить своё время на такого ничтожного женоненавистника, как ты. Пойди, найди кого-нибудь…
— Осторожнее, Райли, — предупреждает он, хватая меня за запястье, выглядя при этом так же опасно, как и угроза, которая слышна в его голосе. — Я не потерплю оскорблений.
Я пытаюсь выдернуть запястье из его руки, но он не отпускает меня. Для любого в этом зале всё выглядит так, будто из чувства привязанности я кладу ему руку на сердце. Они не могут чувствовать стальную силу его власти.
— Тогда слушай, — выдаю я ему, устав от этой игры и раздирающих меня эмоций и ощущений. Меня душит гнев. — Ты хочешь обладать мной только потому, что я первая женщина, которая сказала «нет» твоему великолепному лицу и приди-и-трахни-меня телу. Ты так привык, что каждая, кого встречаешь, падает к твоим ногам – это намеренный каламбур – что если ты встречаешь женщину с другой реакцией, ту, у которой иммунитет на твои чары, уже не знаешь, как на это реагировать.
Он выпускает моё запястье, и, несмотря на то, как беспечно он пожимает плечами, я понимаю, что, на самом деле, он раздражён.
— Когда мне нравится то, что я вижу, я следую за этим, — бесцеремонно заявляет он.
Тряся головой, я закатываю глаза:
— Нет, просто тебе необходимо доказывать себе, что ты можешь заполучить любую девушку, попадающуюся на твоем пути. Твое эго уязвлено. Понимаю, — я снисходительно похлопываю его по руке. — Ну, не переживай, Ас. А я выхожу из игры.
Он поднимает бровь, призрак улыбки появляется на его губах, как будто он находит что-то смешное в моих словах. Мышцы его челюсти сжаты в лёгком тике, пока мгновение он пристально смотрит на меня.
— Давай прямо сейчас проясним кое-что, — он медленно наклоняется к моему рту, оказываясь всего в нескольких дюймах; блеск в его глазах предупреждает меня о том, что я зашла слишком далеко. — Если захочу, я смогу и поимею тебя в любом месте и в любое время, сладкая.
Я фыркаю самым неблаговоспитанным способом, удивленная его дерзостью, всё же пытаясь проигнорировать то, как от его слов ускоряется мой пульс.
— Не стоит зарекаться, — глумливо тяну я, поспешно пытаясь откреститься от недавнего прошлого.
Его рука поднимается и опять хватает жёстким объятием моё предплечье, притягивая меня к нему, так что я снова оказываюсь очень близко. Я вижу, как на его шее бьется пульс. Могу чувствовать, как при вдохе и выдохе трётся о мою руку ткань его пиджака. Я смотрю на его руку поверх моей, и на угрожающий блеск в его глазах, пока он всё ещё крепко держит меня. Он приближает своё лицо к моему, и я чувствую, как его дыхание щекочет мою щёку. Я отворачиваюсь от него, не уверенная, с каким чувством хочу поднять подбородок ему навстречу: бросая вызов или ожидая поцелуя.
— К счастью для тебя, я азартный человек, Райли, — его резонирующий голос опускается до шепота. — Мне, на самом деле, время от времени, нравится принимать вызов, — заявляет он провоцирующе, озорная улыбка играет в уголках его рта. Он выпускает моё предплечье, лениво проводя пальцем выше по плечу. Мягкое царапанье его пальца по голой коже посылает волну дрожи по моей спине. — Поэтому давай заключим пари, — он останавливается и мимолётно кивает кому-то знакомому, возвращая меня к действительности, потому что с ним я забыла, что мы находимся в зале, полном людей.
— Неужели мама не учила тебя, что если леди говорит «нет», значит, она действительно имеет в виду «нет», а, Ас? — в свою очередь поднимаю я бровь, изображая презрение на лице.
Прежняя вкрадчивая ухмылка в полную силу расцветает на его губах, пока он кивает, подтверждая мою реплику:
— Она также учила меня, что если я чего-то хочу, должен добиваться этого, пока не получу желаемое.
Прекрасно! Теперь у меня появился сталкер. Красивый, сексуальный и очень раздражающий сталкер.
Он тянется к моей шее и начинает поигрывать выбившейся прядкой моих волос. Я стараюсь оставаться безучастной, несмотря на нестерпимое желание закрыть глаза и погрузиться в шёпот его пальцев по моей коже. Его ухмылка говорит мне, что он точно знает, какой эффект производит на меня его близость.
— Ну, что, Райли, как насчёт пари?
Я ощетиниваюсь от его предложения. Или, возможно, это из-за его влияния на меня?
— Это глупо…
— Я уверен, к концу ночи, — он обрывает меня, поднимая руку, — ты согласишься на свидание со мной.
Я громко смеюсь, отстраняясь от него:
— Ни единого чёртова шанса, Ас!
Он делает большой глоток из своего бокала, сохраняя на лице непроницаемое выражение.
— Тогда чего ты боишься? Что не сможешь устоять передо мной? – он вспыхивает грешной улыбкой, когда в ответ я выпучиваю на него глаза. — Если нет – соглашайся. Что тебе терять?
— Ты добиваешься свидания, и твоё израненное эго исцелится, — я равнодушно пожимаю плечами, не желая быть и малейшей частью всего этого. – Что же получу я, если соглашусь?
— Если ты выиграешь…
— Ты имеешь в виду, если я смогу устоять перед твоим ослепительным очарованием, — резко отвечаю я голосом, полным сарказма.
— Позволь мне перефразировать. Если ты сможешь сопротивляться моему ослепительному очарованию до конца вечера, тогда я пожертвую на твоё дело, — он небрежно щёлкает пальцами в воздухе, — скажем, двадцать тысяч долларов.
Я изумлённо вдыхаю, глядя на него в недоумении, потому что на такое я могла бы согласиться. Я знаю, что не существует того дерьмового варианта, в котором я уступлю Доновану или его очаровательной хитрости высокомерного ублюдка. Согласна, я попалась в его дразнящие сети на пару мгновений, но это случилось только потому, что я очень давно не чувствовала ничего подобного. Очень давно никто меня так не целовал. Так не цеплял.
А если задуматься, я вообще никогда в своей жизни не испытывала подобного трепета, как с Донованом. Но, с другой стороны, я знаю, что меня ещё ни разу не целовал мужчина, губы которого всё ещё горели от поцелуев другой женщины.
Я бесстрастно разглядываю его, пытаясь рассчитать вероятную выгоду. Возможно, я не получу ничего. Может быть, он настолько самоуверен, что действительно считает себя непобедимым. Точно знаю одно: сегодня вечером я собираюсь увеличить наш благотворительный фонд на двадцать тысяч долларов.
— Разве пари не воспрепятствует твоему поиску других потенциальных постельных компаньонок? — я останавливаюсь, изучая зал. — Звучит не слишком перспективно, Ас, учитывая, что ты можешь заполучить как минимум двух прямо сейчас.
— Думаю, я справлюсь, — он громко смеется. — Не беспокойся обо мне. Я способен решать сразу несколько задач одновременно, — язвит он, пытаясь побить меня в моей собственной игре. — К тому же, вечер только начался, и, по моим данным, счет пока один-ноль. Второе очко ещё не разыграно, — он выгибает брови дугой. — Не думай об этом слишком много, Райли. Это всего лишь пари. Простое и понятное.
Я складываю руки на груди. Это лёгкое решение. Всё, что угодно для моих мальчиков.
— Лучше готовь свою чековую книжку, Ас. Для меня нет ничего приятнее, чем доказать такому высокомерному ублюдку, как ты, что он не прав.
Он делает ещё один глоток, не отрывая своего взгляда от моего:
— А ты уверена, что верна себе.
— Давай просто скажем, что мой самоконтроль – это то, чем я горжусь.
Донован снова делает шаг в мою сторону.
— Самоконтроль, да? — бормочет он, в его глазах пляшут черти. — Кажется, мы уже проходили это, Райли, и твоя теория не подтвердилась. Я был бы рад проверить её снова, хотя…
Мышцы в моем лоне сжимаются от обещания возможного, боль, опаляющая его, просит облегчения. Почему я реагирую как девчонка, никогда прежде не знавшая прикосновений мужчины? Может быть, потому, что никогда не знала прикосновений этого мужчины?
— Ладно, — говорю я ему, протягивая руку для рукопожатия. — Пусть будет пари. Но, предупреждаю – я не проиграю.
Он, в свою очередь, тянет свою руку, пожимая мою, широкая улыбка освещает черты его лица, изумрудные глаза искрятся отчаянной смелостью:
— Я тоже, Райли, — бормочет он. — Я тоже.
— Райли, мне жаль прерывать вас, но вы нужны нам прямо сейчас, — произносит голос позади меня. Я оборачиваюсь и вижу Стеллу, на её лице паника. Я снова смотрю на Донована:
— Прошу меня простить, я нужна в другом месте, — я чувствую неловкость момента, не уверенная, что ещё должна сказать или сделать. Он кивает мне:
— Мы обо всём поговорим позднее.
Я ухожу, понимая, что не уверена: его ответ – угроза или обещание?

Я сижу за кулисами в состоянии смятения после аукциона, и моё сознание ещё не оправилось после этого мероприятия. Последние полтора часа были размытым пятном. Очень успешным пятном, надо признать, но за него пришлось очень дорого заплатить – прежде всего, моим достоинством.
В последнюю минуту выяснилось, что одна из участниц нашего «аукциона свиданий» заболела. Не имея никого в запасе, кто бы согласился участвовать в программе с заданным и заверенным печатью количеством «лотов», я просила, подкупала и упрашивала каждую девушку из своего персонала решиться и сыграть эту роль. Все, кто непосредственно не был занят в проведении торгов, были либо замужем, либо имели постоянных партнёров.
Все, кроме меня.
Я жаловалась, умасливала и даже умоляла, но, по иронии судьбы, чем весьма были довольны мои сотрудники, я стала «лотом» номер двадцать два. Так что мне пришлось смириться и принести себя в жертву ради общего дела, игнорируя какое-то ощущение, кричащее из моего подсознания, которое я даже не могла точно идентифицировать.
И поверьте мне, я ненавидела каждую грёбаную минуту этого действа! Начиная от открытия в стиле конкурса красоты – дефиле по сцене в статусе трофея – под улюлюканье и свист аудитории, и до вялого объявления ведущим стоимости каждого лота. Огни софитов так ослепляли, что разглядеть людей в зале было невозможно, только смутные силуэты. Моё пребывание в центре внимания на сцене было затуманено замешательством, заполнено звуком сердцебиения, врывающегося в уши, и страхом, что выступающий от жара рамповых огней пот пометит подмышки моего платья.
Уверена, если бы я была по ту сторону сцены, я сочла бы комментарии ведущего интересными, участие аудитории покоряющей, а глупые выходки участниц аукциона, пытающихся набить себе цену во время продажи, — забавными. Я бы следила за повышением доходов нашего фонда с каждым проданным лотом, и гордилась бы своими сотрудниками и успешным итогом нашего вечера.
Вместо этого, я сижу за кулисами, делая глубокие вздохи и пытаясь разобраться, что же, чёрт возьми, только что произошло.
— Ты молодец, Ри! – в голосе Дейна, пробирающегося ко мне мимо других согласившихся продаться двадцати четырех участниц, я слышу смех, вызванный моим затруднительным положением. Покинув сцену, девушки складывали в свои сумочки небольшие презенты, которые мы подарили им в знак признательности за участие в сегодняшнем мероприятии.
Я впиваюсь в Дейна взглядом, моё раздражение из-за непосредственного участия в аукционе очевидно. Он посылает мне широкую зубастую ухмылку, стискивая в безответном объятии. Я же сердита. Я прямо-таки озлоблена! Бл*дская ночь! Сначала оказалась запертой в хранилище, потом неосознанно и опрометчиво попала в список завоеваний Мистера Высокомерность, а под конец подверглась унижению, будучи купленной, как высокосортная говядина на мясном рынке!
Не могу поверить в легкомыслие женщин, сейчас меня окружающих. Они оживлённо обсуждают своё выступление на сцене, хвастаясь суммами, которые за них заплатили. Я благодарна им за участие, в восторге от результата торгов и в полном изумлении от их энтузиазма.
Я вспоминаю, как обвиняла этот вечер в чопорности, и отметаю своё прежнее мнение.
— Это было отвратительно! — жалуюсь я, недоверчиво качая головой, пока он сочувственно смеётся надо мной. — Всё, чего я сейчас хочу, это большой бокал – неа, на хрен бокал – бутылку вина, немного шоколада, и сбросить это фиговое платье и каблуки к чёртовой матери.
— Если это всё, что потребуется, чтобы увидеть тебя раздетой – я бы давным-давно уже принёс тебе вино и шоколад.
Я глазами мечу в него молнии, не находя в его комментарии ничего забавного:
— Жаль, что у меня нет необходимого инструментария, чтобы удовлетворить тебя.
— Мяу! — мурчит он, кусая губу, чтобы подавить смех. — О, милая, для тебя это, должно быть, было ужасно, госпожа Держите-меня-подальше-от-центра-внимания-любой-ценой! Посмотри на себя, — он присаживается рядом со мной, охватывая меня рукой и притягивая к себе. Я кладу голову ему на плечо, наслаждаясь успокаивающим дружеским чувством. — По крайне мере, тебя купили за цену выше изначально запрашиваемой.
— Ты придурок! — я гневно отстраняюсь от Дейна, пока он по-детски смеётся надо мной, потирая руки оттого, что знает моё больное место. Если честно, до сих пор без понятия, сколько стоит моя «успешная аукционная заявка», потому что на сцене я была слишком занята, слушая безумное сердцебиение, заполняющее голову.
Сказать, что моё эго не волнует, за сколько я была продана, – лёгкое преуменьшение. Даже при том, что я терпеть не могу сам процесс, какая женщина не захочет узнать, что думает о цене свидания с ней мужская аудитория? Особенно после моего опыта ранее вечером.
— Для чего же ещё нужны друзья? Это я про конкурентную борьбу ставок и следующее за ней упорство твоего потенциального поклонника, — он с шумом выдыхает, в его глазах искрится смех, — и последующую за этим всеобщую схватку…
— О, помолчи уже! – смеюсь я, впервые расслабляясь от его подшучиваний. — Нет, правда, сколько денег я добыла?
— Эй, ты послушай себя! Большинство женщин на твоём месте в первую очередь поинтересовались бы: «Как много мужчин претендовало на меня?» — Дейн имитирует высокий претенциозный голос, вынуждая меня хихикать. — А затем они спросили бы: «Насколько горячим будет моё свидание?»
Я поворачиваюсь к нему, выгибая брови дугой, так, как обычно обращаюсь к своим воспитанникам в приюте, требуя или быстро ответить или скрыться:
— Ну!
Когда он не отвечает, уставившись на меня в притворном ужасе, я принимаю вид одной из плаксивых ноющих женщин:
— Дейн, мне нужны детали!
— Моя дорогая, ты продана… — я имитирую трепет в ожидании его слов. Он продолжает: — Прости, свидание с тобой этим вечером стоило двадцать пять тысяч долларов.
Что?! Святое дерьмо! Я ошарашена. Я в курсе, что стартовая цена составляет пятнадцать тысяч, но неужели кто-то заплатил за меня на десять тысяч больше? Гордость и чувство собственной значимости поднимают меня на небывалую высоту, частично исцеляя ущерб, нанесённый ранее Донованом моему эго.
Я пытаюсь найти объяснение поведению незнакомца, который потратил такие деньги на свидание со мной – и не могу. Должно быть, это один из высокопоставленных людей из правления, работавших вместе со мной. Это было единственное правдоподобное объяснение. Подавляющая часть женщин, побывавших сегодня на сцене, была частью элитного благотворительного общества Голливуда: в зале у них у всех были друзья или родственники, чтобы поддерживать их участие в аукционе. Но не у меня.
Единственный вывод, к которому я пришла – это кто-то, с кем я работала совместно, чтобы добиться обоюдной выгоды. Только это объяснило бы внушительность потраченной суммы. Мне льстило, что один из членов Совета или организационного комитета думал обо мне достаточно хорошо, чтобы выложить за свидание со мной такие деньги. Я вздыхаю и расслабляюсь, предполагая, что или пойду на свидание с овдовевшим пожилым джентльменом, или, возможно, вообще никуда не пойду. Может же быть, что человек просто хочет пожертвовать нам под благовидным предлогом солидную сумму, позволив мне саботировать свидание. Какое облегчение! Я, признаться, слегка волновалась по поводу этого условия. Представляя, что кто-то, купивший меня, будет настаивать на большем в обмен на своё щедрое пожертвование, – фу!
— Так ты видел, кто купил мой лот?
— Прости, милая, — отвечает Дейн, поглаживая моё колено. — Парень был далеко в стороне. А я находился за сценой. Я не видел его.
— О. Ну ладно, — разочарование заполняет мой голос, поскольку я снова начинаю волноваться.
— Не беспокойся. Я уверен – это какой-нибудь дяденька из Совета… — он замолкает, понимая, что подразумевается под его словами: мною могут заинтересоваться только пожилые одинокие стариканы. Дальнейшие его высказывания пронизаны осторожностью, потому что Дейн сейчас очень хорошо понимает – я всё ещё в режиме суки. — Ты знаешь, о чём я, Ри. Они все любят тебя. И много сделают, чтобы оказать тебе поддержку. — Он внимательно на меня смотрит, соображая, что пора бы остановиться, вместо того чтобы углубляться в эту тему.
Я громко вздыхаю, давая ему понять, что прямо сейчас нахожусь в сверхчувствительном состоянии. По моим наблюдениям, большинство участниц аукциона уже покинули закулисье.
— Ну, дорогая моя, я должен вернуться к вечеринке.
Я встаю, расправляю платье и морщусь от боли, когда мои ступни снова сдавливаются туфлями.
— Про себя могу сказать, что мои обязанности на сегодняшнем вечере перевыполнены. И я готова пойти домой, чтобы в комфорте и тепле наесться шоколада и напиться вина, расположившись на уютном диванчике в пушистом халатике.
— Ты не хочешь дождаться и увидеть, сколько пожертвований мы соберём за ночь? — спрашивает Дейн, вставая и следуя позади меня.
Мы проходим мимо ниши, в которой ещё недавно мы с Донованом целовались, и я краснею, отворачивая от Дейна лицо, чтобы у него не возникло вопросов по поводу моего смущения.
— Я попросила Стеллу сообщить мне итоговую сумму, когда в конце вечера она всё подсчитает, — я открываю дверь, ведущую из-за кулис в зал, где продолжается вечеринка. — Мне необязательно присутствовать здесь для этого… — с сомнением произношу я, проходя в дверь, и вижу Донована, который стоит, небрежно прислонившись к стене, и рассматривает толпу. Он – тот человек, который везде чувствует себя непринуждённо, независимо от окружения. Он источает ауру грубой силы, смешанной с чем-то более глубоким, с чем-то тёмным, что я не вполне могу описать. Мерзавец. Мятежник. Безрассудный. Эти три определения неоновым светом мигают в моём сознании: несмотря на презентабельный внешний вид, суть Донована просто кричит о его проблемности.
Дейн врезается в меня сзади, поскольку я резко останавливаюсь, когда глаза Мистера Высокомерность, сканирующие зал, встречаются с моим взглядом.
— Райли! — укоряет меня Дейн, пока не обнаруживает причины моей внезапной остановки. — Ну, дерьмо, если это не из-за Мистера Задумчивость. Что происходит, Ри?
Я закатываю глаза, вспоминая глупое пари.
— Высокомерие вне себя, — бормочу я ему. – Мне надо кое-что решить, — бросаю через плечо. — Скоро вернусь.
Я иду к Доновану, более чем зная, что его глаза отслеживают каждое моё движение, и в то же время раздражаясь от необходимости иметь с ним сейчас дело. Наш взаимный стёб был забавным способом скоротать вечер, от будоражащих точек соприкосновения в одном до полного разочарования в другом, но вечер закончился, и я хочу пойти домой. Игра окончена. Он отрывает свои плечи от стены, выпрямляя поджарое тело, пока я иду к нему. Уголки его рта немного приподнимаются вверх, в то время как он пытается оценить моё настроение.
Я подхожу к нему и поднимаю руку, останавливая его прежде, чем он начнёт говорить:
— Послушай, Ас, я устала, и чувствую я себя действительно погано. Как раз сейчас то время, которое я называю ночью…
— И как раз то самое время, когда я собирался предложить тебе прокатиться по таким местам, о существовании которых ты даже не подозревала, — произносит он сухо, с призраком улыбки на губах, и выгибая бровь. — Ты не представляешь, что пропускаешь, сладкая.
Я громко фыркаю, отбрасывая все приличия:
— Ты так охрененно издеваешься надо мной? Хочешь сказать женщины перед тобой выстраиваются в очередь?
— Я уязвлён, — ухмыляется он, с глазами, полными веселья, якобы от боли прикладывая руку к сердцу. — Ты была бы удивлена тем, как мой рот знакомится поближе с этой очередью.
Я в шоке уставилась на него. У этого человека вообще нет скромности.
— У меня нет времени на твои детские забавы. Я была вынуждена вытерпеть унижение от своего худшего кошмара, и разозлена больше, чем ты можешь себе представить. И прямо сейчас я особенно не хочу иметь дело с тобой.
Если он и потрясён моей пафосной речью, то очень хорошо это скрывает, поскольку его лицо остается безразличным, за исключением жилки, пульсирующей на сжатой челюсти.
— Люблю женщин, которые говорят всё как есть, — тихо бормочет он себе под нос.
Я кладу руки на бёдра, продолжая:
— Таким образом, через десять минут я иду домой. Вечер закончился. Я выиграла наше дурацкое пари, поэтому приготовь чек и заполни его, ведь сегодня ты идёшь домой с полегчавшими карманами.
Его губы причудливо изгибаются весёлой ухмылкой.
— Если быть точнее – на двадцать пять тысяч долларов, — невозмутимо добавляет он.
— Нет, мы договаривались на двадцать… — я замираю, и пока на его губах расцветает улыбка, до меня медленно доходит. О, бл***! Он купил мой лот. Мало того, что он торговался за меня, он предложил самую высокую цену и победил. У него официально есть право на свидание со мной.
Я скрежещу зубами и поднимаю голову к потолку, медленно вдыхая и пытаясь успокоиться.
— Нет, нет-нет! Это полная фигня, и ты знаешь об этом! — я впиваюсь в него взглядом, потому что он собирается заговорить. — Покупка на аукционе не входила в нашу договорённость! Я не согласна на такое! — я выбита из колеи и взбешена, до такой степени, что разумность почти покинула меня.
— Пари есть пари, Райлс.
— Меня зовут Райли, ты, придурок! — выплёвываю я ему. Кем, к дьяволу, он себя возомнил? Сначала покупает меня, а затем думает, что может дать мне прозвище? Я понимаю, что сейчас во мне бушует неразумное женское начало Медузы-горгоны, но в данный момент меня это абсолютно не волнует.
— В последний раз, когда я обращал на это внимание, сладкая, моё имя было не Ас! — парирует он, слегка оправдываясь. Звук его голоса проходится по мне как наждачная бумага. Он небрежно прислоняется к стене, как будто каждый день ведёт подобные разговоры.
Его беззаботность питает мою ярость.
— Ты сжульничал! ТЫ–ТЫ–АРРРРР! — жесточайшее расстройство душит мою способность сформировать последовательные мысли и говорить полными предложениями.
— У нас как-то совсем не было времени, чтобы обрисовать в общих чертах какие-то правила или соглашения между нами, — он поднимает брови, пожимая плечами. — Ты была далеко от меня. Отсутствие договорённости сделало игру справедливой. — Его улыбка раздражает. Веселье в его опьяняющих зелёных глазах приводит меня в ярость.
Вот дерьмо! Я хочу как-нибудь по-умному с ним поспорить, но получается только изобразить гуппи: я несколько раз беззвучно открываю и закрываю рот, не в силах произнести ни слова.
Он отталкивается от стены и шагает в мою сторону. Меня окутывает его особенный аромат.
— Мне думается, я просто доказал, что, на самом деле, ты иногда проигрываешь, Райлс, — он убирает с моего лица выпавшую прядь волос, от победоносной улыбки одинокая ямочка на его подбородке углубляется. Я отскакиваю от его прикосновения, но он крепко держит рукой мой подбородок.
— Я с нетерпением жду нашего свидания, Райли, — он водит большим пальцем по моей щеке и наклоняет голову, пока обдумывает своё следующее высказывание. — Больше, чем какого-либо свидания в своей жизни.
На мгновение я прикрываю глаза, откидывая голову.
— О, господи, — со вздохом срывается с моих губ. Какая невероятная ночь!
— Так вот на что это будет похоже?
Я открываю глаза, смущённая его комментарием, и вижу ошеломлённое выражение его лица.
— Что? — рявкаю я, мой вопрос резок, как проклятие.
— Эти твои слова: о, господи! — передразнивает он меня, ведя пальцем вниз по моей скуле. — Теперь я точно знаю, как будет звучать твой голос, пока я буду находиться глубоко в тебе.
Я в шоке разеваю рот от его дерзости, а самонадеянность его слов изумляет меня. Его надменная улыбка наждаком проходится по моим вконец изношенным нервам. Заносчивый козёл! К счастью, членораздельно высказать своё негодование я ещё могу:
— Ну и ну! А ты высокого мнения о себе, да, Ас?
Он засовывает руки в карманы, с ухмылкой, господствующей на его лице. Он наклоняется ко мне, в его взгляде – непристойность, а шёпот звучит пугающе.
— Ох, сладкая, обо мне, безусловно, есть что подумать. – Его тихий смех посылает холодные мурашки по моему позвоночнику. – Я буду на связи.
И с этими словами Мистер Высокомерность поворачивается и уходит, не оглянувшись. Я наблюдаю за ним и его широкими плечами, пока он не исчезает в толпе, и, наконец, выдыхаю, удивляясь, что не заметила, как не дышу.
Да пошёл он и его сексуальный рот, и его великолепные зеленые глаза в обрамлении густых ресниц, и его ловкие руки и его... его... да весь он целиком! Тьфу! Я трясусь от злости на него.
И на себя. Донован самонадеян, и слишком уверен в себе, и просто счастлив быть альфа-самцом. Для меня нет ничего более привлекательного в человеке, чем это. Но прямо сейчас я раздражена на него, поскольку он проник мне под кожу. Я пока не понимаю, хорошо это или плохо, но знаю, что та моя часть, которая умерла одним ужасающим днём два года назад, подала сегодня признаки жизни.
С того самого момента, когда Донован прикоснулся ко мне.
Я всё ещё стою на месте, пытаясь осмыслить неожиданные события этого вечера, и через пару минут понимаю две вещи. Во-первых, я не собираюсь соблюдать наше соглашение. А во-вторых, в глубине души, несмотря на моё верное решение, я знаю, что состоявшийся только что разговор не будет последней встречей с Донованом.

Я отстукиваю по столу нервный ритм, пока просматриваю сайт нашей компании-учредителя. У меня столько других дел, которые я должна сделать прямо сейчас, но вместо этого я рассматриваю фото всех председателей нашего правления, а также членов оргкомитета.
Никак не могу определить, чей сын Донован, и это реально начинает меня раздражать. Я не знаю его фамилии, и это не помогает сложить все части головоломки вместе. Жаль, я не предупредила сотрудников, что документы от меня могут идти несколько дней. Я действительно пыталась быть хорошей после всей той тяжелой работы, которую на меня взвалили. Если бы я нашла его, я бы знала ответ. Я знаю, что могла бы позвонить Стелле или Дейну, и узнать фамилию человека, который купил свидание со мной, но тогда они догадаются, что что-то произошло, потому что обычно подобные вещи для меня не были важны. Не хотелось бы открывать шлюзы, доверившись этим двум сплетникам.
И что более важно – я раздражена на себя за то, что волнуюсь по поводу такого мужчины, как он.
— Потаскун, — бормочу я себе под нос.
Потом тру усталые глаза и провожу пальцами по волосам, обхватывая себя за плечи. Громко выдыхая, истощённая этими долгими утомительными выходными.
Смотрю на часы. У меня осталось пятнадцать минут до того, как я должна буду уехать в приют, заступать на свою суточную смену.
Мой компьютер пиликает, и я открываю свой почтовый ящик. Адрес мне незнаком, но я могу предположить, кто это. Опять всё сначала. Я нажимаю на письмо, потому что заголовок темы вызвал моё любопытство.

Кому: Райли Томас
От кого: Ас
Тема: Закулисные связи
___________________________

Райлс…
Ты открыла бы моё письмо, если в теме было бы написано «Свидание с лицом, предложившим самую высокую цену»?
Я так не думаю.
Ты должна мне свидание.
Сообщи, когда будешь свободна, чтобы я мог всё распланировать.
У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы ответить. Иначе…
Ас.

Я тяжело вздыхаю, от смущения и облегчения. И раздражена его нелепым ультиматумом. Причём, больше всего я раздражена на себя. Почему, даже решив, что не буду с ним встречаться, я радуюсь его письму, как легкомысленная школьница? Как будто крутой популярный чувак заметил обычную неловкую девчонку. После того, как раздел главную черлидершу позади открытой трибуны.
Боже, как он меня нервирует! Я гляжу на часы, чтобы удостовериться, что у меня ещё есть время для ответа.

Кому: Ас
От кого: Райли Томас
Тема: Язык проглотил?
____________________________

Ас…
Ультиматум, так?
Тебе не стоит задумываться над строкой в заголовке письма. Должна ли я волноваться о том, сколько подобных писем с тем же самым требованием ты разослал другим своим «завоеваниям» с вечера субботы?
Райли-и-и.

Я улыбаюсь, отправляя письмо, и рисую в голове выражение его лица в этот момент. Его улыбку. Его изумрудные глаза. Он может разрушить мой контроль. С момента аукциона прошло два дня, и мне интересно: что, если моя память преуменьшает «преступление» Донована? Заставляя его поведение казаться менее оскорбительным, чем оно действительно было. Прежде, чем я успеваю обдумать эту мысль, входящее письмо в моём почтовом ящике приводит меня в боевую готовность.

Кому: Райли Томас
От кого: Ас
Тема: Галантность не мертва
_________________________

Райли-и-и…
Джентльмен никогда не рассказывает о своих подвигах на любовном фронте, Райлс. Ты должна знать это.
Когда ты думаешь обо мне, удостоверься, что понимаешь: мои требования приведут к твоему удовольствию.
И ты так и не ответила на мой вопрос. Пари есть пари. Время платить по счетам, сладкая.
Ас.

От его ответа я смеюсь вслух. Возможно, если я проигнорирую его вопрос, то он просто отстанет. Удачи мне с этим! Несмотря на всю мою ненависть к его игре, я понимаю, что улыбаюсь, печатая ответ. Я для него — вызов, простой и ясный. Если бы я согласилась на свидание с ним, или, может быть, даже если продолжила целоваться с ним в том коридоре, не отступая, он не дал бы мне возможности задуматься о происходящем. Он сделал бы своё грязное дело и ушёл бы, не оборачиваясь.

Кому: Ас
От кого: Райли Томас
Тема: Примадонны и желтые птички.
____________________________

Ас.
Я где-то читала, что мальчику нужна лесть многих девочек, чтобы быть удовлетворенным, тогда как джентльмену достаточно обожания всего одной женщины. Согласно одному этому определению ты – не джентльмен. Это означает, что тебе можно смело растрезвонивать как канарейка о своих любовных связях.
Кроме того, свидание – ЗНАЧИТЕЛЬНО ДОРОЖЕ моего уровня оплаты.
Райли.
P.S. О, и не волнуйся, я не думаю о тебе. Вообще.

Получи! Думаю, я горжусь своим остроумием, не взирая на откровенную ложь в последнем предложении. Я стою, собирая вещи и приводя в порядок стол. Когда я уже готова выключить компьютер, мой почтовый ящик извещает меня ещё об одном письме.

Кому: Райли Томас
От кого: Ас
Тема: Тебе нужно повышение
_________________________

Райли.
Может быть, я и мужчина, но я далеко не нежен. На самом деле, я думаю, тебе немного любопытно, насколько мне это нравится. Переступи черту, Райлс – и я буду держать твою руку и упиваться, заставляя тебя терять самообладание, которым ты так гордишься. Я буду каким угодно, кроме как нежным.
Я обещаю. Ты никогда не познаешь своих пределов, пока не подойдёшь к ним вплотную.
И если ты отказываешь мне помогать в этом, мне, вероятно, придётся взять решение этого вопроса в свои руки. Может быть, доверить кому-то управление – это то, что ты хочешь? В чём действительно нуждаешься?
Ас.

— Эгоистичный придурок! — бормочу я, отключая компьютер, потому как отказываюсь ему отвечать. Как будто он знает, чего я хочу или в чём нуждаюсь. Но, несмотря на мой гнев, его слова отражаются во мне, многократно повторяясь, больше раз, чем мне бы хотелось.

***

По дороге в Приют звонит телефон. По определённым причинам, я в отвратительном настроении, и всю вину за это могу возложить на Донована и его чёртовы письма. Чтоб он провалился за то, что опять вызвал во мне желание, и потребность, и плотскую жажду. Я бросаю взгляд на экран телефона и не могу сдержать громкий стон.
Это Хэдди, моя лучшая подруга и соседка по комнате. После событий субботнего вечера я успешно избегала её и её пресловутого инквизиторского дознания. К счастью, у неё были дела, которые помешали ей находиться дома, потому что после одного раунда её вопросов ей стало бы известно всё, что произошло.
— Привет, Хэд!
— Рай! Где ты была? Ты избегаешь меня! — выговаривает она мне.
Блин, произнесено всего несколько слов, а она уже принялась за меня.
— Нет, ничего подобного! Просто мы обе были очень заняты…
— Чушь собачья! — возражает она. — Я разговаривала с Дейном, и в курсе событий. Почему ты не разбудила меня и не рассказала обо всём, когда пришла домой?
Я бледнею, представляя, что мог ей поведать Дейн, и потом понимаю, что, вероятно, она имеет в виду аукцион.
— Потому что ничего, кроме абсолютного унижения, не произошло. Это было ужасно.
— О, не думаю, что так уж и плохо, — саркастически заявляет она. — По крайней мере, в результате ты получила горячее свидание. Кто он?
Я закатываю глаза, поворачивая на подъездную дорожку к Приюту:
— Некий парень…
— Ну, естественно. Рада, что это не некая девушка, иначе бы всё обернулось чем-нибудь иным. — Она смеётся над своей шуткой, и я тоже не могу сдержать улыбки от моей дорогой подруги. — Раскрой уже тайну!
— В самом деле, Хэдди, не о чем рассказывать. — Я слышу её хохот из трубки. — О, ты думаешь это не так? Я уже подъехала к приюту. И должна идти.
— Подходящая отмазка, Рай. Не волнуйся, я вытяну из тебя подробности завтра, когда ты вернёшься с работы. — Меня передёргивает от обещания Хэдди Монтгомери раскопать детали. Она об этом не забудет.
— Послушай, я не знаю этого парня, — уступаю я, надеясь, что, если я предоставлю ей какую-то информацию, она будет удовлетворена и не станет совать свой нос дальше. — Тедди познакомил нас до того, как я стала участницей аукциона. Его зовут Донован, и он сын одного из наших председателей. Это всё, что я знаю, — меня передёргивает от такого вопиющего умалчивания лучшей подруге.
В голосе Хэдди с другого конца линии слышится гул одобрения, и я точно знаю, какое выражение сейчас на её безупречном лице: маленький нос пуговкой сморщен, а губы сложены сердечком, пока она пытается определить, правду ли я говорю.
— Я, действительно, уже на работе, Хед. Мне надо идти. Люблю тебя. Пока, — произношу я наши обычные слова прощания.
— Я тебя тоже. До встречи.

***

Когда я подхожу к Приюту, там, как обычно, царит хаос. Я перешагиваю через шесть мешков с книгами, в беспорядке сваленных на лестничной площадке. Пока я иду мимо спален вглубь дома, из одной я слышу музыкальные композиции «Топ 40», а из другой доносятся звуки ссоры.
Через открытые окна с задней стороны дома я улавливаю, как мяч ударяется о бейсбольную перчатку, и знаю, что это Кайл и Рики в своей обычной погоне за выигрышем. В любую минуту один из них может начать жаловаться, что у другого – ужасные намерения. Они будут спорить, а потом перейдут к следующей забаве, играя в Бакуган или сражаясь в бейсбол на Wii[1].
Я иду в большую комнату, и слышу Скутера, который сидит рядом с моим коллегой – адвокатом Джексоном, на диване, и хихикающего, потому что они обсуждают преимущества Человека-паука перед Бэтмэном.
Большая комната – общая зона отдыха, объединённая с кухней и превращённая в большую открытую гостиную. Огромные окна, выходящие на задний двор, распахнуты, и я вижу, как мальчики играют в мяч. Одна часть комнаты занята U-но составленными вокруг маленького медиацентра с диванами, а в другой стороне стоит большой деревянный обеденный стол, в данный момент заваленный тем, что можно назвать незаконченной домашней работой. По цвету мебель больше землистого оттенка, не новая, но и не истёртая до дыр – скорее, слегка потёртая и бережно используемая.
— Привет, парни, — говорю я им, бросая сумку в районе кухонной зоны, и оценивая состояние ужина, который приготовлен в двух больших глиняных горшках.
В ответ мне доносятся различные варианты «Привет, Райли!» от обитателей приюта.
Джексон поднимает на меня взгляд, его карие глаза полны веселья от разговора с восьмилетним Скутером, и он улыбается мне:
— Мы просто отдыхали после выполнения домашней работы. Задания были закончены до того, как ужин был готов.
Я поднимаю крышку одного из горшков и помешиваю содержимое; кажется, это тушёное мясо и овощи. Мой желудок урчит, напоминая, что сегодня я работала без обеда.
— Пахнет неплохо, — резюмирую я, хлопая по руке Шейна, потому как он тянется отщипнуть от буханки свежеиспечённого хлеба, ломтями разложенного на листе для печева на кухонной плите. — Руки прочь. Это на ужин. Если проголодался, можешь взять себе пока какой-нибудь фрукт.
Он закатывает глаза, как это может только пятнадцатилетний мальчик.
— Эй, нельзя винить парня за попытку! — возмущается он, ломающимся от подросткового созревания голосом, обходя меня, и смахивает со лба светлые лохмы.
— Тебе нужно постричься, дружище, — он пожимает плечами, а его кривая ухмылка, как всегда, похищает мое сердце. — Ты уже дописал свою статью, теперь я могу её прочитать?
Он поворачивается ко мне, одновременно пятясь.
— Да, мамочка! — отвечает он с прежним выражением нежности, которое он хранит для меня. По сути, всё верно: для живущих здесь ребят персонал приюта – родители, которых они потеряли, в результате смерти или из-за наркотиков, или по какой другой причине. Семи мальчикам я и мои сотрудники – опекуны, потому что никто из родственников не вызвался забрать их к себе. В большинстве случаев, возможность принятия кого-то из них в семью, когда они становятся старше определенного возраста, резко уменьшается. И государство передало попечительство над ними организации, которой руковожу я.
Обычно я работаю в головном офисе за несколько миль отсюда, но требую от своих коллег выделять на присутствие здесь, по крайней мере, одни сутки в неделю. Это время позволяет им стать ближе к мальчикам и никогда не забывать, за что и от имени кого мы ежедневно боремся.
Эти мальчики и мои коллектив – моя вторая семья. Они питают меня эмоционально и бросают мне интеллектуальный вызов. Время от времени они испытывают мое терпение, вплотную постигая мои пределы, но я люблю их всем сердцем. И сделаю для них что угодно.
В кухне появляется Коннор, летя через помещение к чёрному ходу, на бегу удерживая что-то под рукой, за ним несётся, преследуя, Эйден.
— Эй, парни, успокойтесь, — пытаюсь я их урезонить, слыша, как Эйден кричит, что собирается вернуть это и заставить Коннора заплатить за содеянное.
— Остыньте, мальчики, — поддерживает меня глубокий баритон Джексона, который поднимается с дивана, чтобы проследить за их взаимодействием. Потому что эти двое постоянно конфликтуют, иногда до физического противостояния друг другу.
Чувствую, как моё бедро обхватывают маленькие ручки, и, опустив взгляд, внимательно изучаю ангельские глазки Скутера.
— Привет, малёк, — улыбаюсь я, медленно и неторопливо наклоняясь для ответного объятия. Он цепенеет от моих прикосновений, но хоть не вздрагивает. Мне потребовалось шестнадцать месяцев, чтобы добиться этой реакции от восьмилетнего мальчика, чей физический контакт с матерью в течение всей его короткой жизни был отмечен кулакам и разными твёрдыми предметами. Я опускаюсь на корточки до уровня его глаз и нежно целую в щёку. На меня смотрят доверчивые шоколадные глаза.
— Я согласна с тобой. Человек-паук гораздо круче Бэтмена. У него есть такие паучьи способности, о которых Бэтмену только и мечтать. — Он улыбается мне, с энтузиазмом кивая. — Может, пойдёшь наведёшь среди своих вещей порядок? Время ужина почти наступило.
Он кивает, застенчиво мне улыбаясь, и я наблюдаю за тем, как он идёт назад к дивану и своим любимым комиксам, в беспорядке разбросанным по полу. Я перевожу пристальный взгляд от Скутера к фигуре, забившейся в угол другого дивана.
Зандер неподвижен. Он в том же онемевшем состоянии, что и в течение последних трёх месяцев, что находится на моём попечении. Он замкнут, закрыт в себе, с бесстрастным выражением лица, пока смотрит приглушённый телевизор большими безумными глазами. У него есть любимая плюшевая собака, похожая на крысу и лопнувшая по швам, она, как спасательный круг, плотно прижата к его груди. Волнистые каштановые волосы мягко вьются на затылке. Они отчаянно нуждаются в стрижке, но я до сих пор слышу его испуганные крики, когда месяц назад он увидел, как я подошла к нему с ножницами в руках.
— Никаких изменений, Джекс? — тихонько спрашиваю я у подошедшего Джексона, не спуская с Зандера глаз.
— Нет, — он громко вздыхает, в его голосе волной прокатывается сопереживание. Он приглушённо продолжает. — Его встреча с доктором Делейни была в таком же ключе. Она сказала, что Зандер просто уставился на нее, в то время как она пыталась заставить его поучаствовать в игре.
— Что-то должно растормошить его. Что-нибудь да выдернет его из шокового состояния. Будем надеяться, что это случится как можно скорее, и, таким образом, мы сможем постараться уменьшить ущерб, нанесённый его подсознанию. — Я сдерживаю свои переживания по маленькому потерянному мальчику. — И помочь полиции выяснить, что с ним случилось.
Зандер поступил к нам после того, как полиция нашла его, всего в крови, в его доме. Он пытался с помощью бинтов остановить кровотечение из колотых ран, которые покрывали тело его матери. Соседка, гуляющая с собакой, услышала приглушенные крики о помощи и вызвала полицию. Мать Зандера умерла до их приезда. Есть предположение, что убийца – отец Зандера, но без показаний мальчика это не установить и не воссоздать события, приведшие к такому трагическому финалу. Отец Зандера исчез, и теперь Зандер – единственный, кто знает, что произошло той ночью.
С момента убийства матери, за три месяца мальчик не произнёс ни слова. И моя работа – удостовериться, что мы делаем всё возможное, чтобы Зандер смог выбраться из этого оцепенелого подавленного состояния, в котором находился. Тогда мы сможем помочь ему, начав долгий процесс исцеления.
Я отвлекаюсь от несчастья Зандера, чтобы помочь Джексону закончить приготовления к ужину. Мы работаем слаженно, бок о бок, как старая супружеская пара; этот навык сложился за время совместного нашего здесь времяпровождения в течение прошедших двух лет. И от постоянной практики мы легко предугадываем действия друг друга.
Мы трудимся молча, прислушиваясь к бурной деятельности, происходящей в доме, мысленно оцениваем действия семи мальчиков, попутно обдумывая, что ещё необходимо сделать.
— Итак, я слышал, что мы получили приличную прибыль – благодаря неожиданной участнице аукциона, — Джексон шевелит бровями, а я закатываю глаза, поворачиваясь к раковине. — И об одной жаркой и бурной встрече за кулисами.
Я роняю нож, который мыла, в раковину, и он гремит, падая в нержавеющую миску. Хорошо, что я стою спиной к Джексону, и он не видит ошеломлённого взгляда на моем лице. Что за дьявол? Должно быть, кто-то видел меня с Донованом. Приходится напомнить себе дышать, потому что я паникую, пытаясь решить, что сказать в ответ. Мне совершенно не нужно, чтобы мои сотрудники сплетничали о моём закулисном столкновении.
— Чт-что ты имеешь в виду? — стараюсь говорить как обычно, надеясь, что я единственная, кто слышит панику в моём голосе. Выключаю воду, ожидая его реакции.
Джексон смеётся своим глубоким сердечным смехом:
— Я бы с удовольствием посмотрел на тебя в действии, Рай.
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Сердце у меня колотится. Как я собираюсь объяснить это? Чувствую, как тепло потоком распространяется по щекам. Открываю рот, чтобы ответить, и тут Джексон продолжает:
— Дефиле по сцене на аукционе, против чего ты так яростно сражалась, — я слышу веселье в его голосе. — Бог мой, ты вероятно была чертовски взбешена!
— Ты даже не представляешь насколько, — отвечаю почти шёпотом. Мне уже нечего мыть, но я по-прежнему стою к Джексону спиной, боясь, что, если он увидит моё лицо – начнутся вопросы.
— А ещё Бэйли рассказала мне, что она встретила одного горячего парня – её слова, не мои – и соблазнила его за кулисами в типичной для неё манере, поимев с ним горячую бурную связь.
Я с облегчением выдыхаю, после того как задержала дыхание, радуясь, что наша практикантка Бейли хвасталась своими подвигами, а не сплетничала о своём боссе. И тут до меня доходит, что, возможно, это сексуальная сирена Бейли, которую до сих пор хотят все парни на работе, и была первым завоеванием Донована в тот субботний вечер. И если это так, то с какой стати он решил переметнуться от бомбы с тёмно-рыжими волосами и длиннющими ногами ко мне? Этот разговор подтвердил мои чувства по поводу того, что я была «вторым номером».
Я сдуваю волосы с лица.
— Ну, ты же знаешь Бейли, — возражаю я, стараясь тщательно подобрать следующие слова. — Ей, определённо, нравятся такого рода забавы.
Джекс смеется надо мной, поглаживая меня по спине, когда проходит мимо.
— Точно сказано, — веселится он, начиная собирать мальчикам завтраки в школу на следующий день. — Она замечательная девочка, хорошо работает, дети любят ее... просто не та девушка, с которой я бы хотел, чтобы мой сын ходил на свидание.
Я мямлю, соглашаясь, думая о нашей сладкой соблазнительной стажёрке, которая всего на пять лет младше меня, и её распущенном поведении. Часть меня всегда ревновала к таким девушкам, как она. Такие девушки с непосредственностью пускают все предостережения по ветру и наслаждаются своей жизнью без сожалений; опрометчиво целуются со случайными мальчиками, очертя голову внезапно отправляются в путешествия и живут вечеринками. Меня периодически накрывает мысль, что однажды я стану оглядываться на свою жизнь и чувствовать, что не жила. Не рисковала, не предавалась увлечениям юности и так и не выбралась из своей зоны комфорта.
Моя жизнь безопасна, предсказуема, управляема, и всегда упорядочена. Мне нравится, по большей части, такой образ жизни. Я не то чтобы ревную Бейли, потому что она целовала Донована первая (ладно, возможно, только чуть-чуть), а скорее всего, потому, что она живет без сожалений.
Я встряхиваюсь, избавляясь от мыслей, преследующих меня в последнее время, в связи с приближением годовщины. Во всяком случае, я должна была узнать, что жизнь коротка, и надо действительно жить, а не оставаться вечно в своём безопасному углу, пока настоящая жизнь проходит мимо. Я вытягиваю себя из этих размышлений, и сосредотачиваюсь на том, что под руками.
— Мальчики! — зову я, пытаясь перекричать царящую в доме какофонию, — время закончить свою домашнюю работу.
Из всех комнат раздаются стоны, потому что ребята слышат страшное слово на «Д». Шесть парней, от восьми до пятнадцати лет, угрюмо идут к столу, ворча всю дорогу.
Я устремляю взгляд на диван, где, по-прежнему закрывшись в своей раковине, сидит Зандер, ритмично раскачиваясь взад и вперёд.
Я медленно иду к нему, опускаясь перед ним на колени.
— Зандер, не хочешь присоединиться к нам? Я могу почитать тебе книжку, если ты не против? — я произношу это мягко, медленно поднимая руку и держа её навесу, чтобы он видел мои намерения, а потом кладу её поверх его руки, лежащей на его коленке. Он продолжает раскачиваться, но в голубых глазах от моего прикосновения мелькает вспышка.
В глубине его глаз я вижу столько всего, что это потрясает меня до глубины души. Я нежно ему улыбаюсь и пожимаю руку.
— Мы будем очень рады, если ты присоединишься к нам.
Он всё ещё молчит, но глаз от меня не отводит. Во мне загорается маленький лучик надежды, потому что обычно его взгляд после нескольких секунд контакта переводится куда-нибудь в пространство.
— Давай, Зандер, возьми меня за руку. Я не отпущу её, если ты не захочешь.
Он продолжает пристально смотреть на меня, пока я жду, не шевелясь, с ободряющей улыбкой на лице. Его маленькая ручка сдвигается, и он смыкает свои пальцы вокруг моей ладони. Потом медленно поднимается, и мы вместе идём к столу, чтобы присоединиться к остальным.

---

[1]Wii[1](Nintendo Wii (МФА) - игровая приставка 7-го поколения).

Я еле шевелюсь. Идёт последний час моей смены в приюте, и долгие напряжённые часы последних двух дней навалились на меня всей тяжестью. Мальчики сегодня вели себя особенно буйно, казалось, в течение суток каждым из них двигало желание прибавить мне трудностей, перекидываясь с одного на другого.
Келен, мой второй консультант, сейчас занят с ними снаружи, играя в пятнашки. Я могу слышать их смех и визги через открытые окна.
Я нахожусь в кухне, собирая всё на ужин для следующей смены, когда раздаётся звонок стационарного телефона.
— Алло?
— О, здорово! Ты ещё там, — я ощущаю облегчение с ноткой волнения в этом голосе.
— Уже почти нет, — смеюсь я. — У меня есть ещё приблизительно пятнадцать минут до ухода. Что я могу сделать для тебя, Тедди?
— Я догадываюсь, что ты порядком истощена, но не могла бы ты заехать в офис по дороге домой?
Как бы сильно я ни любила его, сейчас — это последнее, что я хотела бы сделать. Мне бы просто приехать домой, залезть в постель и проспать до следующего дня.
— Хм, ладно. Конечно. Что-то не так?
— Как раз наоборот! Думаю, у нас есть решение, откуда дополучить финансирование нашего нового объекта, — его голос лучится энтузиазмом. — Я всё тебе расскажу, когда ты приедешь сюда. Мы сможем сразу же проработать все детали.
— Ничего себе! Ты серьёзно? — во мне начинает расти надежда. Даже с учётом итогов благотворительной акции и всех собранных пожертвований, для нашей цели нам всё ещё не хватает нескольких миллионов долларов. — Я-я буду у тебя, как только смогу, зависит от ситуации на дорогах.
Я кладу трубку, во мне пузырится волнение. Вся проделанная мной за прошедшие два года тяжёлая работа с целью получить одобрение, поддержку правления, финансирование, мои планы — всё это могло бы, наконец, увенчаться успехом и стать реальностью.
Я быстро заканчиваю с ужином, подготовив его таким образом, что следующей смене останется только подогреть его в духовке. Хватаю свой кошелек и сумку и начинаю собирать вещи. Бросаю взгляд на мобильный, лежащий в сумочке, и неохотно решаюсь проверить электронную почту. Возможно, я могу сделать несколько телефонных звонков некоторым из них, пока буду стоять в пробке.
Я просматриваю входящие письма и обнаруживаю сообщение от Донована, отправленное сутки назад. Удалить бы его, не читая, но любопытство берёт верх, и я открываю его письмо.

Кому: Райли Томас
От кого: Ас
Тема: Ловкие пальцы
____________________________

Райли…
Ты не оставила мне выбора. Отсутствие от тебя ответа побудило меня взять дело в свои руки.
Ты помнишь, каково чувствовать их на себе, так ведь?
Ас

Высокомерный осёл. Я удаляю письмо. Что он собирается делать? Теперь я ещё более равнодушна к нему, когда узнала о его закулисном свидании с Бейли. Ну, по крайней мере, пытаюсь такой быть. Если подумать, они реально стоят друг друга. Любитель женщин и пожирательница мужчин.
Я улыбаюсь от этой мысли, пока заканчиваю свои сборы и прощаюсь с маленьким приютским войском.
Дорога до офиса, оказывается, на удивление, лёгкой. Я решаю, что это хороший знак, и всё будет замечательно. Сегодня прекрасный, солнечный калифорнийский день, необычайно теплый для конца января. И я с удовольствием отправилась бы на пляж, захватив полотенце, и лежала бы там, позволяя солнечному теплу восстанавливать мои силы.
Буквально за считанные минуты я добираюсь до парковки «Всеобщей заботы». Быстро дохожу до фойе, попутно оглядывая своё отражение в окнах. На мне сегодня надеты любимые, низко сидящие на талии синие джинсы, и удобная красного цвета футболка с V-образным вырезом. Мне повезло, что в моей сумке нашлась сменная одежда, потому что вряд ли Тедди понравился бы мой недавний вид, когда я вся была забрызгана рвотой Рикки.
Я суетливо поправляю волосы, вынимая из них заколку и позволяя распущенным локонам свободно упасть на спину. И после короткого путешествия на лифте, во время которого я успеваю тронуть губы блеском и немного потеребить щёки, чтобы вызвать румянец, я выхожу на этаже, где расположен наш головной офис. Я прохожу мимо своего кабинета, раскланиваясь и обмениваясь шутками со знакомыми, пока иду в приёмную к Тедди. Я отмечаю, что жалюзи на стеклянных перегородках в его кабинете опущены, и рассеянно раздумываю, что за встреча проходила за этими дверьми.
— Привет, Санди.
— Привет, Райли. Я сообщу ему, что ты здесь. Он ждёт тебя.
Я улыбаюсь:
— Спасибо.
Прохожу к череде окон в наружной стене, тянущихся вдоль всего офиса, и наблюдаю за людьми и автомобилями, направляющимися по шоссе по домам. Как будто муравьи идут маршем след в след.
— Как ты быстро! — я поворачиваюсь лицом к боссу, идущему ко мне навстречу с широкой улыбкой на лице. — Я не мог дождаться, чтобы рассказать тебе.
— А я не могу дождаться, чтобы услышать, что же у вас произошло, — говорю я в ответ, следуя за Тедди в его офис. Сажусь напротив него в чёрное кожаное кресло, с удовольствием давая отдых ногам. Тедди ёрзает напротив меня, не в силах сдержать свой энтузиазм.
— Сегодня утром мне позвонили, и весь день я провёл в совещаниях, обсуждая это дело. Вот послушай, — он волнуется, наклоняясь ко мне и кладет руки на стол. — «КД Энтерпрайзес» выступила с предложением внести половину недостающей суммы для нашей цели, а вторую половину собрать с других компаний, призывая их соответствовать статусу солидной организации и выступить спонсорами нашего объекта, — выдыхает он с волнением в глазах.
Я перевариваю его слова, пытаясь сформулировать последовательную мысль. Никак не могу поверить, что это происходит на самом деле.
— Что? Как? Ничего себе! — я смеюсь, захваченная вихрем эмоций, исходящих от Тедди.
— Я всё ещё обсуждаю детали. Колтон сейчас в конференц-зале, — он показывает рукой в сторону холла. — Мы будем там через секунду, чтобы я повторно представил тебя ему.
— Мы встречались?
— Да, я знакомил вас в субботу на аукционе.
— Ты представлял меня там многим людям, — говорю я ему, смеясь, хотя совершенно не помню такого имени. — Стольким, что я не вспомню их имени, даже если случайно столкнусь нос к носу. Будем надеяться, я вспомню, о чём мы говорили, и не покажусь ему полной задницей.
Тедди смеётся надо мной, и этот обнадёживающий звук эхом отдаётся в стенах его кабинета.
— Я уверен, всё будет хорошо! Для этого есть все шансы, малышка! И все твои титанические усилия увенчаются успехом!
— Это так замечательно, Тедди! — меня накрывает облегчение. Неделю назад нам объявили, что без полного финансирования реализация проекта может быть отсрочена ещё на восемь месяцев.
— Даже слишком хорошо, чтобы, на самом деле, быть правдой, — он качает головой, будто всё ещё пытается поверить, что это действительно происходит. — Хотя я должен сказать тебе, Рай, что решение этого вопроса будет зависеть от тебя. Они хотят, чтоб в этом деле от нас с их сотрудником бок о бок работал преданный делу человек, и они выбрали тебя.
Я киваю, хотя мои глаза щурятся, потому что пытаюсь понять, почему я, и откуда спонсоры меня знают. Хотя… Это не важно. Важно — получить финансирование.
— Конечно, я согласна. Ты ведь знаешь, — я кладу руку на грудь, на сердце. — Не могу в это поверить! Я сделаю всё, чтобы у нас были эти деньги — чтобы мы продолжали действовать.
— Вот это моя девочка! Я знал, что могу на тебя рассчитывать, — он поднимается из-за стола. — Не могу дождаться, когда ты повторно познакомишься с Колтоном, и мы приступим к обсуждению деталей договора.
Я иду по коридору за Тедди, из-за моего наряда чувствуя себя слегка неуверенно. Мой внешний вид немного не дотягивает до уровня деловой встречи, но если это не волнует босса, то не должно волновать и меня.
Тедди входит в конференц-зал впереди меня, объявляя:
— Вот она, Колтон.
Я поворачиваю за угол, входя в дверь, и резко останавливаюсь. С другой стороны стола для совещаний, со стопкой бумаг перед собой, в кресле сидит Донован. Его руки небрежно скрещены на груди, и напряжённые бицепсы натягивают короткие рукава рубашки-поло. Его взгляд встречается с моим, и на губах медленно расцветает самодовольная улыбка.
Что за дьявол? Я стою, замерев, в дверях, переводя взгляд от Тедди к Доновану и обратно.
— Я-я не по-понимаю, — заикаюсь я.
Потрясённый взгляд на лице Тедди говорит мне, что, отреагировав таким образом, я совершила серьёзную ошибку.
— Райли? — удивляется он, быстро глянув на Донована и удостоверившись, что я не оскорбила его, а потом снова смотрит на меня с предупреждением в глазах. — Райли, о чём ты? Это Колтон Донован, помимо всего прочего генеральный директор «КД Энтерпрайзес» — я знакомил вас субботним вечером на аукционе.
И тут внезапно, с этими его словами, мой мир переворачивается и сходит со своей оси. Моя голова кружится от того, что человек напротив меня — мужчина, из-за которого я растекалась чувственной лужицей тем знаменательным вечером — никто иной, как Колтон Донован. Тот самый Колтон Донован — горячий, исключительный, многообещающий гонщик, сын голливудского мега-кинорежиссёра и отпетый бабник, постоянно своим поведением подкидывающий пищу акулам светской хроники. Колтон Донован, оставивший меня с непристойными мечтами и чувственной, нереализованной жаждой в прошлую субботу. Чтоб меня!
Не могу поверить, что не сообразила этого раньше. Я ведь чувствовала, что он знаком мне, когда встретила его, но в свете всего со мной произошедшего, понимаю, что не могла думать рационально. Всё это с трудом укладывается в моей голове. Весь воздух из моих лёгких выбит напрочь.
Моя голова всё ещё поворачивается от Тедди к Доно-то-есть-Колтону и обратно к Тедди. Судя по тому, как мой босс смотрит на меня, выражение моего лица не из приятных. Я опускаю глаза, делаю глубокий вздох и стараюсь успокоиться, утихомирить эмоциональный бардак в своей голове. Несмотря на собственные чувства, я не могу всё испортить — слишком много поставлено на карту.
— Ум… я приношу свои извинения, — произношу я тихо. — Просто я думала, что Донован — это имя, — я вхожу в помещение, пытаясь завоевать пошатнувшееся доверие, убеждая себя, что я могу это сделать. — Я тогда всё неправильно поняла...
Быстро вспыхнувшая усмешка Колтона при упоминании субботнего вечера останавливает меня и возвращает в «здесь и сейчас».
«Ты можешь это сделать» — повторяю я про себя как мантру. Я не позволю ему догадаться, как легко он может воздействовать на меня.
Я вскидываю голову и целенаправленно иду к нему, протягивая руку для приветствия и нацепляю на лицо вежливую улыбку.
— Приятно видеть вас снова, мистер Донован.
Я слышу, как глубоко вздыхает задержавший дыхание Тедди, — боясь, что моя реакция на гостя могла помешать этой сделке. Напряжение исчезает с его лица.
— Колтон, пожалуйста, — поправляет меня Донован, изящно разворачиваясь в кресле и вставая, пожимает мою руку, удерживая её на мгновение дольше, чем необходимо.
— Я тоже рад вас снова видеть, — заявляет он, в его изумрудных глазах мелькает искра.
— Пожалуйста, давайте присядем, — предлагает Тедди с прежним энтузиазмом. Мы отзываемся на приглашение, и Тедди обращает взгляд на Колтона. — Колтон, я прошу вас просветить Райли насчёт предложения вашей компании.
— С удовольствием, Тедди, — отвечает Колтон официальным тоном, как бизнесмен и профессионал, подвигая стул так, чтобы быть напротив меня, и размещая передо мной папку с документами. — «КД Энтерпрайзес» вкладывается в проекты, воздающие нашему сообществу. Ежегодно, моя команда и я выбираем организацию и посвящаем свои время, связи и фонды, чтобы разрекламировать их дело широкой общественности. После вашего неожиданного выступления на аукционе в прошлые выходные вместо моей заболевшей матери, я нашёл эту для вашей организации предпосылку вдохновляющей.
Я наблюдаю за ним, пока он излагает факты и цифры, успехи других организаций, которых в своё время поддержала «КД Энтерпрайзес». Я с трудом осознаю, что этот высокопрофессиональный бизнесмен — тот же самый мужчина, который вызывал во мне дрожь и нытьё от желания. Его презентация отличается завуалированной уверенностью и ошеломляющей страстностью.
Сейчас он — тот тип мужчины, на которого я обычно западаю. Абсолютно деловой. Чёрный и белый, без полутонов. Умный и страстный. Таких мужчин я считаю сексуальными. Не высокомерный, корыстный ублюдок из той злополучной ночи, полной опрометчивых и распутных действий. Слава Богу, я знаю его настоящего, и не влюблюсь в этот блестящий фасад.
По крайней мере, это — то, что я говорю себе, когда слышу, как моё имя слетает с его губ.
— Что? — переспрашиваю я, выныривая из своих мыслей.
— В настоящий момент у вас есть вопросы? — повторяет Колтон, склонив голову на бок и задумчиво меня рассматривая. Смех, освещающий его глаза, говорит мне, что он точно знает, о чём я думаю — в частности, о нём.
— Прежде всего, позвольте мне выразить надежду, что вашей матушке уже лучше, — заявляю я, позволяя своим манерам попрать моё к нему презрение. После того, как он кивает, я продолжаю. — Чем непосредственно занимается «КД Энтерпрайзес»?
— Мама чувствует себя лучше, благодарю. Что же касается «КД Энтерпрайзес», первоначальная функция компании — владение и управление гоночной командой. Моей гоночной командой, — с гордостью говорит он. — Среди прочего, наше крупнейшее предприятие разрабатывает ультрасовременную технологию, направленную на повышение безопасности водителей. В настоящее время подана заявка на патент.
— Хмм… — раздумываю я вслух, пытаясь сообразить, как всё это связать в одно целое. — И как именно вы хотите объединить автогонки и гоночную команду со сбором средств для детей-сирот и организации «Всеобщая забота»? — я возвращаюсь к деловому тону общения, мой интеллект не затронут его обаянием. По большей части. Я стараюсь понять, что стоит за всем этим, потому что Колтон периодически посылает мне краткие ухмылочки, как на том благотворительном вечере. Моё подсознание чует какой-то подвох.
Обжёгшись на молоке, будешь дуть и на воду.
— Спасибо за уточнение, — отвечает он. — В понедельник я представил вашу организацию своей команде. После кое-какого исследования, обсуждений и мозгового штурма мы решили предложить вам следующее. — Уставившись на меня, он переворачивает страницу в папке, лежащей передо мной на столе, удовольствие смягчает его жёсткие черты, когда он поясняет. — Наша корпорация предлагает объявить, что мы жертвуем «Всеобщей заботе» полтора миллиона долларов.
Святое дерьмо! Я пытаюсь сдержать скатывающиеся с языка слова. В его глазах светится довольство собой, когда он смотрит на меня, разглядывая и спокойно оценивая мою реакцию, прежде чем продолжить:
— В дополнение к непосредственно финансированию, мы предлагаем использовать графику — нанести соответствующее изображение на мой автомобиль, участвующий в предстоящей гонке, чтобы способствовать вашей миссии, — Колтон видит недоумение и вопросы на моём лице и поднимает руку, останавливая меня, чтобы закончить свою мысль. — Мы планируем использовать этот рекламный трюк для привлечения к спонсорству другие компании и гоночные команды. Моя компания призовёт их взять на себя обязательство и выплачивать определенную сумму в долларах за каждый круг, который завершит моя машина или стать постоянными спонсорами.
Мои глаза недоверчиво расширяются; это может принести компании ошеломляющее количество денег. Я вскидываю глаза на Тедди, который чрезвычайно взволнован и ёрзает на стуле с широкой улыбкой на лице. Снова перевожу взгляд на Колтона, мои глаза встречаются с его: изумруд против аметиста, мечущегося от благодарности к замешательству. Почему мы? Почему наша организация?
Колтон мягко мне улыбается, как будто знает, о чём я думаю и что сознаю своё затруднительное положение. Принятие пожертвования означает, что я должна согласиться на свидание с ним. Он продолжает:
— Мы пока решаем, будет ли распространяться наше спонсорство только на одну гонку или на весь сезон. Моя команда работает над данным предложением, ведь у нас чуть менее трёх месяцев до первого этапа соревнований, и для того, чтобы заполучить как можно больше крупных спонсоров.
— Разве это не невероятно? — взбрыкивает рядом со мной Тедди. Я поворачиваюсь к нему и искренне улыбаюсь, прежде чем снова обратиться к Колтону:
— С вашей стороны и со стороны вашей компании это очень щедрое предложение. Просто я немного сбита с толку: почему выбрали нас? Почему «Всеобщая забота»? В связи с чем?
Уголки его рта приподнимаются, локти упираются в стол, а пальцы сложены домиком под подбородком.
— Давайте просто скажем, что вы можете быть очень убедительной, мисс Томас, — он удерживает мой пристальный взгляд, пока я судорожно вдыхаю. — Я думаю, я получу удовольствие, работая с кем-то настолько одержимым и, — он отводит взгляд, подыскивая слово, перед тем как снова взглянуть на меня, — отзывчивым, какой я нашёл вас тем субботним вечером.
Его лицо бесстрастно, но только не глаза, что подтверждает и язык, облизывающий нижнюю губу. Несмотря на отхлынувшую от головы кровь, я чувствую, как по моим щекам и шее распространяется румянец. По веселью в его глазах безошибочно чувствуется — он знает, что я поняла его намёк. Морщинки в уголках его глаз выдают, как развлекает его моя реакция. А я ёжусь под его пристальным взглядом, желая быть где угодно, но только не здесь.
Например, в его постели, под ним, чтобы его пальцы порхали по моей коже, а губы владели моими губами. Что за чёрт! Достаточно отвратительно уже то, что он сидит передо мной, а теперь он ещё и портит мои мысли. Это не хорошо. Определённо не хорошо.
Я усмиряю вызванный его наглостью гнев. Не могу поверить, что он только что это сказал. Неужели указывать на мою неосмотрительность перед моим же боссом было действительно настолько необходимо? Как он посмел прийти в мой офис и провоцировать меня? Напомнить мне о том, чем я совсем не горжусь? И о чём не собираюсь забывать в ближайшее время?
— Отзывчивым, — как будто размышляя вслух, перекатывая слово на языке, произносит Тедди. — Отличное слово, чтобы описать мою Райли за работой! — Он гладит меня по спине, и его голос переполняет гордость, потому что он совершенно не воспринимает завуалированное сообщение, которое так дерзко адресовал мне Колтон. — Через тернии — к звёздам!
Колтон переводит взгляд на Тедди, совершенно не ощущающего повисшее в комнате сексуальное напряжение.
— Именно так. И большая редкость по нашим временам, — кивает он моему боссу, соглашаясь. — Я наблюдал её в действии в субботу вечером и был очень впечатлён.
С меня достаточно, и всё же я не собираюсь доставить ему удовольствие, показывая, что он смог раздразнить меня, чего он, собственно, и добивался своими репликами. Я не хочу работать с этим человеком, но, если смотреть правде в глаза: у «Всеобщей заботы» нет других вариантов, чтобы оправдать мои кровь, пот и слёзы за последние два года.
Он берёт на себя ответственность, пусть и под таким неверно истолкованным предлогом, и таким карательным способом, желая всё-таки заполучить меня, отказывающую ему и его распутности.
Я должна расценивать это сотрудничество как способ завершить дело своей жизни. Мои мальчики и многие другие, которым это принесёт пользу, заслужили наш новый объект. Просто я пока не понимаю, сможет ли эта мысль — закончить дело моей жизни — стать моей мантрой и спасти ситуацию, когда я узнаю все детали договора.
— Итак, мистер Донован…
— Колтон, с вашего позволения, — опять поправляет он меня.
— Колтон, я понимаю исходные условия, — чопорно заявляю я, стремясь повернуть разговор в нужное русло. — А каково непосредственно моё участие в этом сотрудничестве?
— Ну, мисс Томас, мне не нужно будет многого от вас с деловой точки зрения, поскольку у меня есть команда, которая очень опытна в таких делах. Однако очевидно, что вы понадобитесь в качестве контактного лица для разрешения возникших вопросов и разных других вещей.
Именно «разные другие вещи», которые он имеет в виду, меня и беспокоят.
— Так почему…
Колтон поднимает руку, прерывая меня, и эта его манера начинает меня бесить.
— Как я уже говорил Тедди, контракт между нашими компаниями ради спонсорства зависит от нескольких факторов, — он замолкает, расправляя лежащие перед собой документы. Он поднимает взгляд, его внимание сосредоточено исключительно на мне. — В течение следующих нескольких месяцев и в сезон соревнований для совместного представления благотворительной компании от «Всеобщей заботы» мне понадобится представитель.
Он останавливается; мои губы кривятся, а глаза расширяются, потому что я надеюсь, что мои предположения ошибочны.
— Я? — с сомнением переспрашиваю я, уже заранее зная ответ.
— Да. Вы, — изрекает он. Я вглядываюсь в его прищуренные глаза, и облизываю пересохшие губы, потому что в конференц-зале внезапно становится жарко. Его губы слегка раскрываются, пока он рассматривает меня, и мне срочно надо выкинуть из головы все неуместные мысли относительно их искусного умения, пока Колтон деловым тоном продолжает. — Вместе с объявлением об объединении наших усилий будет проведено несколько мероприятий — некоторые местного масштаба, некоторые за пределами города — официальные приемы, банкеты для прессы и прочее, — разглагольствует он, небрежно жестикулируя, — и мне будет необходимо, чтобы вы меня сопровождали.
— Что?! — я вскакиваю, отталкивая стул, и в замешательстве перевожу взгляд от Тедди к Колтону и обратно. Как он смеет? Я отказала ему в свидании, не согласилась на продолжение закулисных обжиманий, и он придумал схему, как связать меня с ним контрактом? Недоразвитый хрен! Должно быть, его эго всё в синяках от моего самоотвода. Я ошеломлена. Ни за что. Этого не может происходить на самом деле. Пока я киплю гневом, в моей голове проносятся всяческие слова, какими я бы хотела его обозвать.
— Что-то не так, Райли? — вопрос, заданный Тедди, прорывается сквозь моё затуманенное расстройством сознание. — Я считаю, это блестящая идея. — Я поворачиваюсь к нему, пытаясь произнести хоть слово, но ничего не выходит. — Если Колтон готов использовать своё имя, связи и популярность, стоя рядом с тобой на открытом мероприятии для прессы, чтобы замолвить слово о «Всеобщей заботе», то…
— …почему бы этим не воспользоваться? — заканчивает за него Колтон с самодовольной улыбкой, появившейся на его лице.
У меня возникает ощущение, что моё сознание помутилось; голова кружится от поворота событий. Из сложившейся ситуации я могу сделать только один вывод: Колтон всё это придумал и предложил Тедди в приказном порядке, только чтобы добиться своего. Я опираюсь рукой о стол, медленно опускаясь в кресло, мои глаза фокусируются на воображаемом пятне на лежащих передо мной бумагах.
— Рай? Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает меня Тедди.
— Что? — я поднимаю голову, встречаясь глазами с его чутким взглядом.
— Ты выглядишь немного взволнованной. Ты хорошо себя чувствуешь?
— О. Да, — отвечаю я, делая глубокий вздох. — Я просто… Это из-за напряжённого дежурства в приюте. И всё, — делаю я заключение, собирая себя в кучу. Это только средство достижения цели — напоминаю я себе. — Простите, — извиняюсь я перед ними обоими. — Я просто поражена тем, что наш новый проект может стать реальностью.
Колтон сидит молча, анализируя моё поведение. Под его пристальным взглядом я опять неловко ёрзаю.
— Послушай, Райли, — обращается ко мне Тедди. — Я знаю, что у тебя сейчас и без того полно забот, а этот проект добавляет ещё одну, но наша цель теперь настолько близка, что мы буквально можем потрогать её руками. И у меня нет никого на данный момент, кто лучше тебя смог бы представлять лицо нашей организации. Ты именно та, девочка.
Его высокая оценка и похвала согревают меня, несмотря на панику, которую я испытываю, поскольку меня загнали в ловушку. Поскольку втянули в ситуацию, итог которой, я понимаю, будет выгодным для «Всеобщей заботы», но разрушительным для меня.
Тедди смотрит на часы, потом, потянувшись, гладит мою руку.
— Через пять минут у меня селекторное совещание, — он встаёт, Колтон тоже поднимается с места. — Полагаю, вполне могу оставить вас вдвоём, чтобы вы обсудили оставшиеся детали.
Он протягивает Колтону руку, закрепляя сотрудничество рукопожатием.
— Благодарю вас, Колтон, за ваше неожиданное великодушие. Вы понятия не имеете, сколько жизней вы помогаете изменить к лучшему этим подарком.
Необъяснимая тень мелькает по лицу Донована.
— Я имею большее представление о таком, нежели многие могут подумать, — высказывается он без дальнейших объяснений, прежде чем отпустить руку Тедди. — Спасибо за ваше тёплое отношение к нашей идее. Мой адвокат свяжется с вами утром, чтобы оформить документы.
Кивая этим словам, Тедди выходит из конференц-зала. Я стою, глядя в опустевший дверной проём, спиной к Колтону, и размышляю над своим следующим шагом.
Я поражена его щедростью. Почему же, несмотря на его попытку сделать мои мечты явью, я не испытываю к нему благодарности? Отчего я хочу просто повернуться и придушить его? Я быстро обдумываю это, понимая, что совершенно не хочу делать что-либо по принуждению. Не то, чтобы я должна быть под контролем — ну разве что чуть-чуть. Но, по крайней мере, я хочу быть той, которая делает правильный выбор, которая в нём заинтересована. Не относиться к каким-то уступчивым женщинам, без сомнений подчиняющимся любому решению и вынужденным им следовать.
Почему он так сильно меня раздражает? Не потому ли, что каждый раз, когда я смотрю на его губы, или на то, как его пальцы касаются челюсти, моё тело сжимается в ожидании того, как они будут чувствоваться на мне? Или оттого, что я слышу его грохочущий голос в моих мечтах, рассказывающий, как сильно он меня хочет? Дерьмо! До прошлых выходных моя жизнь была прекрасна. А потом я встречаю его, и теперь я в растерянности и в полной неразберихе.
Меня не должно волновать, как он лизался и Бог знает что ещё делал с Бейли, но я это не так. Мне стыдно от мысли, что, вероятно, он считает меня доступной для любого встреченного мною парня, чтобы позволить тому полапать меня. Я раздражена, осознавая, что единственная причина его преследования — моё нежелание влюбляться в его сладкие черты и красноречивую ерунду. И смущена тем, что мужчина, как Гаммельнский крысолов[1], влияющий на женщин намного симпатичнее, сексуальнее, привлекательнее, чем я, уже больше чем дважды посмотрел в моём направлении.

Моя жизнь — явно не из голливудских кинороманов, где невзрачная девочка встречает известного крутого мальчика, и они безумно друг в друга влюбляются. Я недостаточно наивна, чтобы поверить, что такое может случиться со мной.
И что ещё больше всё запутывает — так это мои чувства к Максу. Моё обязательство перед ним и ощущение вины. Вины за то, что, несмотря на выраженную к нему любовь, за всё время наших отношений я не чувствовала себя такой живой, как за те несколько минут, что провела с Колтоном. Как я могу испытывать такой трепет от кого-то, кого едва знаю, когда не ощущала ничего подобного с человеком, которого любила?
Я громко вздыхаю, мое тело настроено на его близость.
Он хихикает, подпитывая моё раздражение, пока я поворачиваюсь к нему лицом. Он сидит, откинувшись на спинку кресла, лодыжка одной ноги лежит на колене другой ноги, руки опираются о подлокотники. Мы смотрим друг на друга, наблюдая и изучая, в первый раз без присутствия посторонних. Его глаза неспешно блуждают по моему телу, трепещущему от состояния раздвоенности. Я вижу, как ширится улыбка на его лице, и могу предположить, что так он выражает признательность женским формам в целом, не только моим, прежде чем продолжает визуальное путешествие по моим изгибам.
Его внешность действительно великолепна, хотя я уверена, что он не согласился бы с моим определением. Густые тёмные ресницы резко контрастируют с прозрачным цветом зелёных глаз. Прямой решительный нос слегка с горбинкой — видимо, в какой-то момент был сломан или повреждён. Этот маленький недостаток на его совершенном лице добавляет ошеломляющей сексуальности Колтона дополнительных очков. Я изучаю его полные губы — верхняя немного тоньше нижней, и тёмную щетину, отбрасывающую тень на его лицо, и жилку, бьющуюся под челюстью. И во мне внезапно просыпается жгучее желание поцеловать его прямо туда, и вдыхать его запах, ощущая пульс этого яркого мужчины под своими губами. Быть окутанной его чистым, земляным ароматом.
Я трясу головой, пытаясь привести себя в чувство. Он поднимает брови, ожидая, когда я сделаю первый шаг. Несколько мгновений мы пристально рассматриваем друг друга, прицениваясь. Наконец, я первая прерываю молчание:
— Это то, что ты называешь «взять инициативу в свои руки»?
— А что такое? Не можешь справиться с искушением, Райли? — сверкает он шаловливой высокомерной ухмылкой, и так же, как я хочу закатить глаза, искушение — это всё, о чём я могу сейчас думать.
— Едва ли, — фыркаю я.
Он безучастно пожимает плечами.
— Независимо от обстоятельств, мужчина – сказал, мужчина – сделал, Рай, — говорит он. — Ты не оставила мне выбора.
— Не оставила выбора? В самом деле? — насмехаюсь я, в отвращении всплескивая руками. — Ты что, пятнадцатилетний подросток, чтобы закатывать истерику только потому, что не добился своего?
— Ты должна мне свидание.
— Неужто всё из-за долбанного свидания, Ас? Или это потому, что я отвергла твои сексуальные услуги после того, как пришла в чувство?
Боже, он так меня разочаровывает!
— О, ты бы вполне неплохо кончила, — язвительно наступает он, приподняв бровь, — и насколько я помню, твои чувства. Они были разбросаны по всему полу закулисного коридора.
Умник! Как ему удаётся так быстро довести меня до точки кипения, когда другим для этого потребовалось бы гораздо больше усилий?
— То есть, потому что я сказала «нет», ты предлагаешь кучу денег и связываешь меня контрактом посредством моей работы? С помощью моего босса? Принуждая меня тратить с тобой время? Деньги в обмен на свидание? Я не шлюха, Колтон, — напыщенно провозглашаю я, плавно перемещаясь к окну и пытаясь хоть немного развеять свою тоску. — Особенно, не твоя.
Я слышу его передвижения, когда он поднимается и идёт в мою сторону. Наши глаза встречаются в отражении оконного стекла, и он удерживает мой пристальный взгляд. От его близости моё тело начинает трясти.
— Давай-ка проясним кое-что, — рычит он мне. — Прежде всего, у меня есть собственные причины пожертвовать эти деньги, которые абсолютно не имеют никакого отношения к тебе. Никакого! Во-вторых, я никогда не плачу за свидания, Райли. Никогда. У меня более высокая планка. — Я могу чувствовать ярость, волнами исходящую от него.
— Ты заплатил за свидание со мной, — парирую я.
— Благотворительный. Аукцион. Не приравнивается. К эскорт-услугам, — рычит он мне, шагая ближе, но не разрывая нашего отражённого в стекле зрительного контакта. — И последнее, — кипит он, хватая меня за руку, чтобы таким образом подчеркнуть свою мысль. — Я больше никогда не хочу слышать, как ты называешь себя шлюхой.
Мы стоим в тишине, пока вокруг нас оседают его слова. Почему, чёрт возьми, ему не всё равно, как я себя называю? У него нет права указывать мне. Я знаю, как вести себя, чтобы не провоцировать кого-либо, вызывая злость, но ничего не могу с собой поделать. По каким-то причинам я хочу нажать на все его больные места. Уж если мне придётся что-то делать по принуждению, то я хотела бы также высказать и своё мнение.
— Тогда к чему этот договор? Мероприятия, на которых я обязана быть твоим сопровождением? — я выдёргиваю свою руку из его захвата. — Выглядит так, будто твоё эго уязвлено, потому что я не поддаюсь твоему великолепному обаянию, и поэтому ты вынужден связать меня с собой, чтобы доказать себе же, что у тебя всё ещё есть знаменитое «волшебное прикосновение» Колтона. Что ты не потерял его…
— Я ничего не говорил о связывании, — ухмыляется он, обрывая мою пламенную речь. — Но если это то, что тебе нужно, Райли, я был бы счастлив оказать тебе одолжение. Я могу познакомить тебя с верёвками.
Я, не веря, качаю головой; когда смысл его слов доходит до меня, кровь начинает приливать к моим щекам прежде, чем я снова сталкиваюсь с его взглядом в стекле.
— Я не буду придавать значения твоему последнему комментарию, — произношу я сухо, пытаясь вспомнить, на чём я остановилась, пока он так хитро не рассеял мои мысли. Хм — о чем это я? А! — Твоё эго в синяках, потому что я не собираюсь беспомощно падать тебе под ноги и становиться твоей сексуальной игрушкой, и поэтому ты пришёл ко мне на работу — цепляя меня тем, что я действительно хочу, чего добиваюсь уже больше двух лет — и ты преподносишь это мне на блюдечке с голубой каёмочкой.
— И проблема в том, что…?
— Проблема в том, что ты предлагаешь мне это с условием, которое логически может быть объяснено исключительно как удовлетворяющее тебя… — я спотыкаюсь, потому что осознаю, что увязла. И если продолжу в том же духе, то, боюсь, в какой-то момент из меня могут вырваться затаённые мысли — мысли о нём. А если я так промахнусь… он будет знать, что я думаю о нём больше, чем должна.
Колтон тихонько становится рядом со мной, опершись плечом о стекло, и рассматривая мой профиль. Наше молчание длится ещё несколько минут, а моё беспокойство усиливается от его молчаливой сосредоточенности на мне.
Когда он начинает говорить, его тон требовательно мягкий:
— Почему ты не хочешь идти со мной на свидание?
Ой, давай сменим тему! С моих губ срывается нервный смешок. Я упорно не поворачиваюсь лицом к нему, и я разглядываю пейзаж за окном.
— По какой причине? Мы с тобой происходим из разных миров, Колтон, а они живут по разным законам. Тебе нужно моё свидание потому, что так ты сможешь добавить ещё одну зарубку к другим многочисленным меткам на столбике твоей кровати. Помнится, ты сказал, что хочешь трахнуть меня, чтобы выкинуть из головы и двигаться дальше, — отвечаю я, повторяя его предостережение. Боковым зрением я прослеживаю его реакцию на мои слова. — Возможно, ты привык использовать женщин, заявляющих о своей любви к тебе, и срывающих с себя трусики от такого твоего тонкого подхода к ним, но не в этот раз.
Колтон собирается что-то сказать. Я знаю, что сейчас он попытается уронить остроумное замечание о том, что у меня не будет проблем, если я сброшу свои трусики для него. И, используя его собственную тактику, я останавливаю его, прежде чем он помешает мне, поднимая руку:
— Наш тесный контакт тем вечером был мгновением неосторожности с моей стороны. Тем моментом, который больше никогда не повторится, — я поворачиваю к Колтону лицо и смотрю ему прямо в глаза. — Я не того сорта девушка, Ас.
Он вглядывается в меня, мышцы его челюсти дёргаются. Он наклоняется ко мне, грубое звучание в его голосе резонирует истинностью:
— Ты знаешь, что в глубине души крохотная часть твоей натуры — этой правильной приличной женщины — хочет посетить безрассудное, сексуальное, раскованное место внутри тебя, которое рвётся наружу. Место, которое я, бесспорно, могу помочь тебе найти.
Мои глаза пылают, пока я пытаюсь уклониться от правды, стоящей за его словами. Он наблюдает за моей внутренней борьбой, пока я не отворачиваюсь от него и иду назад к столу переговоров. Я не хочу, чтобы он видел в моих глазах отчаяние, подтверждающее правоту его слов.
— Ты ведёшь грязную игру, Колтон.
— Ну, а как иначе? — возражает он, поворачиваясь и опираясь спиной о стекло, сверкая мимолётной кривой улыбкой. — Иногда приходится играть грязно, чтобы получить то, что хочешь.
— И что же это такое, ты хочешь? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди, как невидимую защиту от него. Как будто это может помочь.
Колтон отрывается от опоры и крадётся ко мне, как лев, готовый наброситься на свою добычу. Он останавливается передо мной, ближе, чем это необходимо, и протягивает руку, пальцем приподнимая мой подбородок так, чтобы мои глаза встретились с его:
— Тебя, — заявляет он просто.
У меня возникает ощущение, что от его слов в комнате образовался вакуум. Я не могу дышать. Недоверие и готовность на мгновение затопляют меня, пока я принимаю его ответ. Теплота мимолетна, поскольку я понимаю, что именно так он обычно действует. Оттуда столько меток на столбике его кровати. Он заставляет тебя чувствовать, что в поле его зрения ты единственная. Он хорош. Действительно хорош. Но я не собираюсь в него влюбляться.
Я буквально убегаю от него на расстояние, необходимое для того, чтобы начать мыслить ясно.
— Итак, почему контракт? Чего ты хочешь этим добиться? — бросаю я через плечо, обходя стол для совещаний. Когда я оказываюсь по другую его сторону, я поворачиваюсь к Колтону лицом. — Если я не соглашусь спать с тобой, ты станешь препятствовать моей работе?
— Нет, — кривая улыбка поднимает уголки его рта, — но такой вариант есть всегда.
— Ну, тогда почему бы нам не закончить с договором, экономя нам обоим время и усилия? — отражаю я его атаку, измученная партией, в которую мы играем. — Тогда мы сможем двигаться дальше, к тому, что действительно имеет значение. Чёрт, мы можем даже использовать этот стол переговоров, если ты настолько отчаялся.
— Мы могли бы, — говорит он, громко смеясь, с искренней улыбкой на лице. Потом опирается руками о стол, испытывая его устойчивость. — Достаточно крепкая, — он пожимает плечами. — Хотя это не совсем то, что я имел в виду. — В его глазах похотливые мысли, которые он оставил невысказанными. — И поверь мне, сладкая, я далёк от отчаяния.
От его взгляда по моей спине бегут мурашки. Я пытаюсь сменить тактику, поскольку становится очевидно, что способ, который я избрала, чтобы отпугнуть его, не сработал.
— Мы оба знаем, что для выполнения условий по спонсорству моё сопровождение тебе не требуется. Может, ты задействуешь одну из своих подружек? — спрашиваю я, продолжая двигаться, зная, что, если останусь на месте, рискую «вступить с ним в контакт». А тяга, которую он вызывает в моём теле, слишком сильна, чтобы сопротивляться его прикосновениям. И если он коснётся меня, то, думаю, моя решимость рухнет. — Я уверена, в твоём распоряжении есть толпа красавиц, готовых отозваться на твой зов по щелчку пальцев.
— Я не завязываю отношений с девушками, — невозмутимо откликается он, останавливая мой наступательный порыв.
— О, я помню. Случайный трах больше в твоём стиле, так? — я вижу вспышку гнева в его глазах, перед тем как он усмиряет его крошечной ухмылочкой. — Предполагаю, я была права, не ожидая от тебя слишком многого.
— Почему я должен связывать себя с одной женщиной, когда вокруг так много особ, соперничающих за моё внимание? — подстрекает он меня, стараясь задеть посильнее.
— Ты реально веришь в уместность этой свой фиговой линии поведения? — Боже, этот мужчина невыносимый и раздражающий одновременно. В ответ он просто посылает мне вкрадчивую улыбку, складывая руки на груди. Я стараюсь не заострять внимание на игре его мышц под рубашкой. Пытаясь не думать, как он выглядит без неё.
— Ты заполнен до краев своей самоуверенностью, а, Ас?
Он поднимает голову и смотрит на меня:
— Я могу устроить так, что ты будешь заполнена мной, если хочешь?
От его слов я останавливаюсь на полпути. Независимо от того, насколько провоцирующим и грубым был его комментарий, все мои мышцы ниже талии скручивает жгучим желанием. Я чувствую, как по моим щекам распространяется тепло, и я концентрирую взгляд на несуществующем пятне на стене, надеясь, что Колтон этого не видит. Он тихо смеется над моей реакцией, мои глаза вспыхивают, встречаясь с его взглядом, а мое выражение лица противоречиво, но ошарашено его словами. И только когда несколько мгновений я недоверчиво на него смотрю, а мой рот, открываясь и закрываясь, пытается придумать, какими словами отругать его за высокомерие, я понимаю, что он шутит. Неторопливая, наполненная весельем улыбка украшает его губы, вызывая морщинки вокруг глаз.
— Да расслабься, — дразнится он, делая шаг в мою сторону. — Ты сама напросилась. Я не мог сопротивляться.
Я знаю это чувство. Я просто смотрю на него, качая головой.
— Ладно, — допускаю я. — Я сделаю вид, что ты этого не говорил. А серьёзно: почему у тебя нет девушки?
Он небрежно пожимает плечами:
— Не моя тема. Не люблю быть постоянно с кем-либо связанным. Отношения равносильны драме.
У парня проблемы с обязательствами, это что-то новенькое.
— Значит, я была права? — бормочу я больше себе, чем ему, пораженная его безжалостной честностью.
— Ты о чём? — спрашивает он, склонив голову на бок и медленно ко мне приближаясь. Моё сердце бьётся быстрее, ибо тон его голоса и аура, исходящая от него, изменились. Я чувствую, как от его приближения во мне разгорается неукротимое желание. Опасность! Моё тело сжимается в ожидании, в то время как рассудок трубит о необходимости быстрого отступления.
— О том, что сказала тебе тем субботним вечером — ты просто трахаешь девушку и двигаешься дальше, — мой голос стихает вместе с исчезающими опрометчивыми словами с каждым его приближающимся шагом.
— Я также говорил тебе, что не снисходителен к оскорблениям. А ты снова меня обидела. Из-за одного этого ты заслуживаешь, чтобы тебя перекинули через колено и отшлёпали, — его голос звучит низко, с неожиданной угрозой, от которой мои бёдра сжимаются в предвкушении, а ведь я не из тех девушек, которые на это реагируют. Но с Колтоном я была именно такой — когда на мне были его руки, обладающие мной, подталкивающие меня к тонкой грани между удовольствием и болью — это прорывалось сквозь мою последовательность.
Мои губы приоткрываются, когда он оказывается в нескольких дюймах от меня. Моё тело настроено на него. Вдыхая его аромат. Потребляя его дыхание. Моя спина рефлекторно выгибается ему навстречу, когда он подносит руку к моей щеке.
— Отстойно, не так ли? — спрашивает он, прослеживая пальцем линию моей челюсти, останавливаясь, а затем задевая мою нижнюю губу.
— Что именно? — я мягко вздыхаю, когда его палец отрывается от моей кожи.
— Когда ты вынуждена придерживаться своей линии поведения, вместо того чтобы воспользоваться искушением, которое находится прямо перед тобой, — шепчет он, беря реванш. — Нет никакого позора, Райли, в том, чтобы разрешить своему телу получить то, чего оно жаждет.
Мы стоим в каких-то нескольких дюймах друг от друга, пока я позволяю этим словам обосноваться в моей душе. Я знаю, что он прав. Мне говорит об этом усиливающаяся боль в теле. Что я точно хочу то, что он предлагает.
— Трудно отрицать очевидное, сладкая, когда оно, будто написано на всём твоём теле.
Я рывком отстранилась от него, словно меня укусили. Его слова внезапно разжигают во мне ярость и раздражение.
— Нет! Я…
— Шшш… — бормочет он, снова придвигаясь ко мне и прижимая палец к моим губам, в его глазах горит похотливое напряжение. — Просто знай, Райли: лучший секс, который будет в твоей жизни… будет со мной, — говорит он тихим гипнотизирующим голосом, который, кажется, выбивает из моих лёгких весь воздух и весь разум из моей обычно рассудительной головы.
Я отскакиваю от него, крайне нуждаясь в пространстве, свободном от его чувственных слов и бесконечного высокомерия. Он так напорист, так самоуверен, что это почти отталкивающе. Почти. Парень, определённо, хороший игрок. Жаль, я никогда не узнаю, правда это или нет, если только причиной не станет желание проучить его раздутое эго.
— Я выполню это проклятое соглашение, Колтон, — взрываюсь я. — Ради моих мальчиков. Ради других детей, которым нужна будет помощь. — Я направляюсь к столу, чтобы собрать свои вещи. — Не ради тебя. Или твоих глупых махинаций, стоящих за этим. — Я собираю документы; шуршание бумаги и стук стопки листков по дереву — единственные звуки в этом помещении. Я поднимаю глаза, мой суровый взгляд пригвождает Колтона к месту. — Я не буду спать с тобой, Ас.
— Нет, будешь, — он самодовольно мне ухмыляется.
Несмотря на порочность этого вызова, его слова искрами рассыпаются у меня между ног, и только смех помогает мне справиться с напряжением.
— И мгновения не сомневайся…
— Колтон! — из дверей конференц-зала раздаётся сексуальное мурлыканье, прерывая меня на полуслове. Я резко дёргаю головой, и вижу стройную Бейли, соблазнительно улыбающуюся, с широко распахнутыми глазами, обрамлёнными войлочными ресницами. Моя неуверенность в собственной чувственности всплывает на поверхность, потому что я громко сглатываю, стремясь увидеть реакцию Колтона. И немедленно встречаюсь с ним глазами, потому что в отличие от меня, он не отрывал от меня взгляда. И я не уверена, как это расценивать. Он кривит губы; нерешённые между нами вопросы повисают в тишине зала.
Из-за внезапности происходящего я чувствую себя неуютно и отчаянно мечтаю сбежать из этой комнаты. От этого мужчины. От свидетельства некой общности между Бейли и Колтоном. От ревности, несмотря на то, что не хочу иметь с ним ничего подобного.
Не обращая внимания на напряженность, Бейли скользящей походкой вплывает в комнату, направляясь к Колтону, по пути накручивая на палец прядь безукоризненно прямых, идеально выкрашенных тёмно-рыжих волос.
В глазах Колтона вспыхивает извинение, когда он смотрит в её сторону и тепло приветствует, как истинный джентльмен. Я резко отворачиваюсь, собираясь уйти, и так бьюсь о свой стул, что он громко скрежещет ножками по ценному полу из твердых пород дерева.
— Не слышала, что ты уже щёлкнул пальцами, — бормочу я себе под нос, ещё раз пробуя обойти свой стул. Колтон громко и искренне смеётся над моим комментарием, что, не взирая на моё им недовольство, заставляет меня улыбаться. Уже на выходе из комнаты я слышу, как он зовёт меня. Я продолжаю идти, желая избавить себя от дальнейшего раздевания глазами, которое, я уверена, немедленно начнётся. Из-за того, что я не отзываюсь, он вопит мне в дверной проём:
— Мы, в любом случае, ещё не закончили, Райли!
Я, по-прежнему не отвечая, иду мимо своего кабинета прямо к лифту. Оставляя без внимания окрик Стеллы, и извещающий о сообщении мигающий огонёк телефона, и на мою удачу лифт открывается сразу, как только я к нему подхожу. Мне нужен свежий воздух, чтобы прямо сейчас как следует проветрить голову, а этот офис, который пропитан, в данный момент, присутствием Колтона, совсем мне не помогает.
Я самодостаточная женщина, уверенная в себе, и не боюсь высказывать своё мнение, так почему я чувствую себя одной из тех плаксивых девушек, которых терпеть не могу? Почему Колтон способен превратить меня в сгусток гормонов, в одну минуту вызывая безудержный гнев, а в другую — желание ощутить его губы на своих губах?
Я в расстройстве прислоняюсь к стенке лифта. Это он заставляет меня так себя вести. Так злиться. И я никак не могу определить, чего я хочу больше: ударить его или переспать с ним?

---

[1]Гамельнский крысолов- персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно ей, музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплатить вознаграждение за избавление города от крыc, c помощью колдовства увёл за собой городских детей, сгинувших затем безвозвратно.

Меня расслабляет тёплое солнце Калифорнии, и я впитываю его, расположившись на заднем дворе своего дома. Я лежу в шезлонге, подставляя лицо солнцу, стремясь заполучить его последние лучи, прежде чем они угаснут и исчезнут в сумерках. Лёгкий бриз шуршит листьями нескольких пальм, растущих в линию вдоль забора, наполняя меня чувством спокойствия.
События этого дня не прошли для меня даром. Моя встреча с Колтоном и последующие откровения были не менее утомительны, чем сутки с моими воспитанниками. А из-за свалившейся с гриппом Джози мне придётся вернуться в приют менее, чем в двадцать четыре часа, замещая её смену. И, несмотря на раннее время, я действительно должна пойти спать, чтобы как следует выспаться, и этим снять напряжение этой долгой недели. Однако я позволила Хедди уговорить себя на бокал вина и пиццу, которые она для меня подготовила.
Я закрываю глаза, откинув голову, и вздыхаю, позволяя себе поверить, что наш новый объект на самом деле может стать реальностью. Что наш новых подход в приёме, лечении и заботе о детях-сиротах может распространиться и, надеюсь, станет новаторским протоколом для изменения в общей приёмной системе. Станет предпосылкой, чтобы дети процветали в созданной домашней обстановке, даже когда у них нет родителей или родственников. Воплотится идея, что, организовывая небольшие группы из этих плохо приспособленных к жизни детей — когда у них на уровне системы, постоянно будут опекуны, правила, обучение, наставничество — мы получим жизнеспособных, более готовых к обществу взрослых. Это будет место, где их не отвергнут, как это происходит с большинством детей такого возраста, и они не должны будут мыкаться из одной приёмной семьи в другую, или чувствовать себя изгоями в школе, потому что стесняются отсутствия у них собственного дома, а вынуждены жить в приюте. У них будет дом, которому они будут принадлежать.
С деньгами, которыми нас обеспечит Колтон, эта цель станет действительностью. Случайные дома в разных городах, где дети, привыкшие к тому, что у них ничего нет, впервые в жизни получат что-то новое. Место, где они будут чувствовать себя в безопасности, будут любимы и обретут чувство семьи.
От испытываемой гордости сквозь моё тело проходит волна дрожи, пока я представляю себе все открывающиеся возможности и все чаяния, ЧТО мы можем создать с завершением этого проекта.
А потом рядом с моим волнением по поводу нового объекта появляется тревога, из-за Колтона. Я так устала об этом думать, о нём, и почему я должна держать дистанцию — мысленно составляя список из плюсов и минусов и взвешивая, сравнивая их между собой. До сих пор не могу понять, как оценить его заявление о том, что он не заводит отношений с девушками. Почему я всё ещё продолжаю думать о нём, если между нами ничего нет? Потому что есть. Я не могу отрицать, что он интереснее, чем кажется на первый взгляд. И я, определённо, не могу вести себя так, будто искры, вспыхивающие на моей руке от его прикосновений, воображаемые. Но я не хочу связываться с ним и с его предполагаемыми распущенными действиями, особенно теперь, когда вынуждена с ним работать.
Я вздыхаю, когда слышу звук раздвигаемой двери, и ко мне выходит Хедди, с бутылкой вина, двумя бокалами и коробкой с пиццей, заставленной тарелками и салфетками поверх них. Внезапно я понимаю, насколько голодна. Хедди идёт ко мне, солнце обрамляет светом её высокую фигуру, пронизывая огнём, как ореолом вокруг головы, её светлые волосы. Из коротких шортов цвета хаки тянутся длинные стройные ноги, а полная грудь обтянута оранжевой кофточкой. Хедди, как обычно, идеально украшена аксессуарами, а ее стиль — безупречен. И, несмотря на ее неустанное совершенство, которое заставляет меня чувствовать себя неадекватной во многих отношениях, я люблю её, как сестру, которой у меня никогда не было.
— Умираю от голода, — объявляю я, садясь в шезлонге и помогая ей разместить всё на столе.
— А я умираю от недополучения информации о том, что с тобой происходит. И от чего ты пребываешь в таком глубоком раздумье, — упрекает она меня, разливая вино по бокалам, пока я распределяю пиццу по тарелкам.
— Всё точно так, как в нашей комнате в общежитии колледжа, — заявляю я, кивая на нашу еду и смеясь, когда вспоминаю двух напуганных новичков, заброшенных судьбой далеко от дома.
Хедди была моей первой соседкой по комнате. Никогда бы не подумала в ту первую адаптационную неделю в колледже, что кукла Барби, которая оказалась в одном со мной помещении, станет самым близким мне человеком во всём мире. Она плавно передвигалась в нашей комнате в общежитии как модель из рекламной кампании Ральфа Лорена, самодостаточная и уверенная в себе, с достойной представления семьёй позади неё, принимая скудное окружение окрашенных кирпичных стен и небольшое пространство шкафа для одежды. Моя застенчивая сущность наблюдала за ней, съёживаясь при мысли о необходимости, просыпаясь каждое утро, напоминать себе, насколько я ниже этого красивого существа.
Я сидела, теребя кромку своего платья, когда её родители уехали. Она закрыла дверь, повернулась ко мне с широкой улыбкой на губах в форме сердечка и сказала:
— Спасибо, Господи, они, наконец, уехали!
Краем глаза я наблюдала, как она с облегчением осела напротив двери. Потом искоса на меня посмотрела, изучая и оценивая.
— Думаю, пришло время праздновать! — объявила она, торопясь к своим чемоданам.
Через мгновение она выудила на свет бутылку текилы, глубоко зарытую в её вещах. Потом двинулась ко мне, шлепаясь рядом со мной на кровать. Отвинтила крышку, и бутылка зависла в воздухе между нами.
— За первый год учёбы! — провозгласила Хедди. — За дружбу, свободу, смазливых мальчиков и взаимовыручку соседок по комнате!
От глотка крепкой жидкости она вздрогнула, а затем передала бутылку мне. Я нервно посмотрела на неё, потом на бутылку, потом снова на неё, а затем, отчаянно желая понравиться новой соседке, решительно сделала глоток; от жгучего ощущения в горле на глаза выступили слёзы.
— Боже, какие мы тогда были наивные! И юные! — присоединяется Хедди к моим воспоминаниям. — Нам так много пришлось пройти, пока мы были новичками.
— Всё, что нам нужно, чтобы вернуться в те времена — это дешёвая текила, — смеюсь я, а потом замолкаю, пока наступающая ночь поглощает последние лучи солнца.
— Восемь лет — долгий срок, Хед, — признаю я, сделав большой глоток терпкого вина, позволяя напитку успокоить копошащуюся на периферии сознания тревогу.
— Достаточно долгий, — соглашается она, усаживаясь, глядя на меня поверх своего бокала, — чтобы я заметила, что что-то грызёт тебя. Что случилось, Рай?
Я мягко улыбаюсь, благодаря судьбу за то, что у меня есть такая подруга, и тут же проклиная, потому что она знает все мои «трещинки». Ощущаю, как в горле начинают закипать слёзы, и удивляюсь такой силе своих чувств.
Хедди наклоняется вперёд, её прекрасные загорелые ноги сгибаются, когда она тянется ко мне и кладёт руку на моё колено:
— Что такое, Райли? Что тебя так скрутило?
Мне требуется целая минута, чтобы обрести дар речи — желая всё ей рассказать и узнать её мнение: я, действительно, такая тупая из-за своёго противоречивого отношения к Колтону? Возможно, я уже предвижу, что она скажет на моё признание, и поэтому, наверное, сдерживаюсь. Не желая услышать, что моё увлечение после всего со мной произошедшего — это хорошо, а прошлое надо отпустить и снова начать чувствовать. Завязать отношения с кем-нибудь ещё, что никак не очернит память о Максе и совместно с ним проведённом времени.
— Так много всего, даже не знаю, с чего начать, — признаюсь я, пытаясь тщательно проанализировать свой психологический багаж. — Я истощена работой: расстроена из-за отсутствия прогресса у Зандера, утомлена подведением итогов от аукциона, прошедшего в прошлую субботу, — рассказываю я, пробегая пальцами по волосам. — И тот факт, что мне придётся вернуться в приют завтра, чтобы заменить заболевшую Джози…
— Разве больше некому её заменить? — спрашивает Хедди, откусывая пиццу. — Ты очень много работала в эту неделю. Я почти тебя не видела.
— Никто не может, кроме меня. Не на этой неделе. Общие оплачиваемые часы истрачены, потому что всё дополнительное время по моему распоряжению было отдано субботнему вечеру… а так как одна я сижу на окладе… замену оставляют мне, — объясняю я.
— Я понимаю, почему ты это делаешь, Рай — почему любишь свою работу — но не позволяй ей убить себя, милая.
— Я знаю. Знаю. Ты похожа на мою маму! — я откусываю от своего куска пиццы и медленно жую. — Хотя есть и хорошие новости: думаю, мы обеспечили остальную часть финансирования нашего объекта.
— Что? — давится она, быстро садясь. — Почему ты мне не рассказывала? Это надо отпраздновать! — восклицает она, чокаясь со мной своим бокалом. — Что произошло? Как? Мне нужны подробности!
— Мы ещё улаживаем детали, прежде чем объявить об этом общественности, — поясняю я, стараясь убрать из голоса презрение к тому, как мы обзавелись этим финансированием. — А потом мы сделаем заявление, — Я надеюсь, что моего ответа будет достаточно, чтобы держать ее следующие вопросы в узде.
— Ладно, — медленно произносит она, глядя на меня с выражением недоумения, почему это я не выгляжу довольной. — А что с твоим проданным на аукционе свиданием, о котором мне рассказывал Дейн?
Я опускаю взгляд, покручивая кольцо на безымянном пальце правой руки. Я кручу его по привычке, снова и снова.
— Ещё не знаю, — говорю, поднимая на неё взгляд, и вижу, как она внимательно наблюдает за моими манипуляциями с кольцом. Она смотрит на меня, в её глазах слёзы.
— Это в связи с приближающейся годовщиной? Поэтому ты кажешься такой подавленной? — она стремглав вскакивает со стула и садится рядом, обнимая меня.
На мгновение, я даю себе волю и окунаюсь в воспоминания и мысли, которые окружают приближающуюся дату. Я действительно не сопоставила вместе эти две вещи: мою внезапную сентиментальность и моё рассеянное эмоциональное состояние — с возможным воздействием на меня несуществующей связи с Колтоном. Парадоксально, что моё состояние заметил кто-то ещё, помимо меня. Предполагаю, что подсознательно игнорирую травмирующую дату, желая закрыть глаза на горе, которое всегда будет тлеть в глубинах моей души.
Я вытираю слёзы с щёк и высвобождаюсь из тёплых объятий Хедди.
— Да, — я пожимаю плечами. — Слишком много всего сразу.
Это так, но я всё-таки чувствую себя виноватой за то, что не открываю подруге всей правды.
— Ну, сестра, — говорит она, потянувшись и возвращая мне мой бокал с вином, — давай выпьем много вина, будем купаться в жалости и смеяться над собственной глупостью!
Её искренняя улыбка поднимает мне настроение. Я чокаюсь своим бокалом с её, благодарная ей за дружбу:
— Ура, моя дорогая!

Я смотрю на часы, когда заканчиваю заниматься с Рикки правописанием и отправляю его играть с другими ребятами. До конца смены осталось тридцать минут, и после я буду свободна на целых два прекрасных дня. Фактически, у меня есть редкие, незаметные выходные, и несмотря на то, что я позволила Хедди уговорить себя посетить мероприятие, посвящённое выпуску новейшего алкогольного продукта, который продвигает её компания, я взволнована от возможности посвятить это время себе.
Без преувеличения, сегодня был вполне обычный день.
В самом его начале мне позвонили из школы и попросили забрать Эйдена, потому что он опять ввязался в драку. Я выслушала целую лекцию от директора школы, что, если подобное поведение у Эйдена превалирует над всем остальным, возможно, для его воспитания нужно применять другие меры. В свою очередь, я спросила его, получают ли те мальчики, которые продолжают издеваться над Эйденом, такие же выговоры. С намёком на выдворение из школы. Его ответ был уклончивым ворчанием.
Я была счастлива возможности поработать один на один с Зандером, пока остальные мальчики были в школе. Наши штатные консультанты посчитали, что пока Зандер не начал общаться словами, домашнее обучения для него предпочтительнее. Попытка учить ребёнка, который на тебя не реагирует, — мягко говоря, разрушает любые усилия. Всё, что я от него хочу — хоть какой-нибудь сдвиг. Что-то мне подсказывает, что он знает, насколько я забочусь о нём. Как я хочу, чтобы у него все ещё была мама, чтобы успокоить его. Обнять. Сказать, что она его любит.
Сейчас мальчики задействованы на различных занятиях продлённого дня, а я сижу за столом, заканчивая свою рецензию статьи Шейна для школы.
Занятия Джексона закончились час назад, и он, как и его замена, Майк, находился на плановой консультации у Коннора.
Я возвращаюсь к статье Шейна, весьма впечатлённая тем, как повысилась его успеваемость благодаря нашим с ним многочисленным индивидуальным урокам.
Я бросаю взгляд на зону отдыха, куда с коробкой бейсбольных карточек вошли Кайл и Рикки. Зандер сидит на своём обычном месте, прижимая к груди свою похожую на чучело животного собаку, и вперив в пространство перед собой расфокусированный взгляд. Скутер лежит на ковре, раскрашивая картинки в одной из своих книжек-раскрасок про Человека-паука. Я прислушиваюсь к музыке, доносящейся из дальней спальни — это верный признак, что Шейн в своей комнате. Я заканчиваю делать комментарии к его статье, переключаясь на критический анализ меню и изучение расписания групп продлённого дня на следующую неделю.
До меня доносится стук в дверь, и прежде чем успеваю положить ручку, слышу, как Шейн кричит из своей спальни: «Я открою!». Я ухмыляюсь, потому что знаю: он надеется, что это «девушка, которая как друг», как он выразился. Она приходила на прошлой неделе, и мне кажется, парень до сих пор на седьмом небе от счастья.
— Посмотри, прежде чем открывать! — кричу я ему, поднимаясь из-за стола и пересекая зал. Когда я дохожу до угла, примыкающего к фойе, мимо меня с разочарованной миной на лице проходит Шейн.
— Это к тебе, — говорит он, шлёпаясь на диван.
Я поворачиваю за угол, ожидая, что это доставка какой-нибудь документации, которую приют постоянно получает через курьеров в связи с делами наших подопечных. Поднимаю взгляд и вижу ногу кого-то, стоящего за дверями. Дохожу до двери и, появляясь дверном проёме, лицом к лицу сталкиваюсь с Колтоном. Несмотря на солнечные очки, скрывающие его глаза, я знаю, что он проходится по мне взглядом, сверху вниз. Ленивая, кривая усмешка, заставляющая ямочку на его подбородке углубляться, является единственной демонстрацией эмоции на его лице.
Чёрт, при виде него у меня перехватывает дыхание.
Так же сильно, как я не хочу, чтобы он был здесь, осложняя мне жизнь своим предложением — быстро перепихнуться и оказаться выброшенной за ненадобностью — от его появления у меня кружится голова. И этот поворот событий совсем не кажется хорошим.
И, несмотря на то, что он для меня — дурные вести, когда я останавливаюсь в дверном проёме, по моему лицу расползается улыбка. Мы стоим, глядя друг на друга, впитывая друг друга в течение нескольких мгновений. На нём поношенные джинсы и чёрная футболка, обтягивающая мускулистый торс. Простота одежды только добавляет его виду сногсшибательности. Его тёмная шевелюра растрёпана ветром, адски дикая и сексуальная.
Всё в нём просто вопит о нагрянувших проблемах. И я стою на его пути, как олень в свете фар. Не в силах пошевелиться, притянутая его светом. Только сила воли позволяет мне так долго держаться. Я серьёзно вляпалась.
— Привет, Райли, — рокот его голоса, произносящего моё имя, возвращает меня в прошлое, к его рту на моём. К его рукам на мне. В нём — вибрация, разносящая взрывные волны по моему телу.
Я склоняю голову в его сторону.
— Привет, Ас, — отвечаю сдержанно. — С каких это пор в числе твоих талантов появилось сталкерство?
Засовываю руки в задние карманы джинсов, прислоняясь к дверному косяку. Он снимает свои солнцезащитные очки, его изумрудные глаза посылают разряд в мои аметистовые, затем он складывает очки, чтобы повесить их на ворот футболки. Под весом очков футболка слегка оттягивается вниз, обнажая по краю несколько завитков тёмных волос. Я отвожу от них глаза, возвращая взгляд на лицо Колтона.
Он посылает мне молниеносную улыбочку:
— Я был бы более чем счастлив показать тебе свои таланты, сладкая.
Я закатываю глаза:
— Распутство — это не талант.
— Верно, — тягуче произносит он и медленно кивает в знак согласия, — но ты ещё не знакома с глубиной моих многих других достоинств. — Он выгибает бровь, а плутоватая улыбка приподнимает уголки его рта. — А так как ты по-прежнему убегаешь от меня, я не имею возможности продемонстрировать их тебе, и мы не можем решить нашу маленькую проблему о свидании, которое ты мне должна. — Колтон делает ко мне шаг, в его глазах плещется игривость. Я отступаю в фойе, этот наш танец несколько подозрителен. — Разве ты не собираешься предложить мне войти, Райлс?
— Не думаю, что это хорошая идея, Донован. Меня предупреждали о таких парнях, как ты.
Он ухмыляется, считая мой комментарий забавным.
— Ты и понятия не имеешь о них, — бормочет он, его взгляд захватывает мой, снисходительность его улыбки вызывает у меня раздражение. Колтон делает шаг ближе, от чего мой пульс ускоряется.
— Чего ты хочешь? Почему ты здесь? — пыхчу я.
— Потому что хочу своё свидание, — произносит он, выделяя каждое слово, — а я всегда получаю то, что хочу. — Он кладёт обе руки на дверной косяк, опираясь на него, его фигура закрывает солнечный свет. Тёмный силуэт Колтона очерчен ярким ореолом.
От его дерзости и безграничного тщеславия я трясу головой.
— Не в этот раз, — возражаю я. Потом толчком закрываю перед ним дверь и поворачиваюсь на каблуках по направлению к коридору. Менее чем через мгновение Колтон хватает меня за плечо, разворачивает, и я оказываюсь прижатой к косяку.
— Продолжай бороться со мной, сладкая. Чем агрессивнее ты, тем больше завожусь я, — опасное удовольствие в его голосе проходится по мне наждаком, колючками впиваясь в мои чувства.
Чёрт! Как у него получается сделать такие слова похожими на обольстительное обещание?
Своими бёдрами он прижимается к моим, припечатав меня к жёсткой деревянной поверхности. Мы часто и тяжело дышим, и я не знаю, от физического ли напряжения, или от близости друг к другу. Колтон отпускает моё плечо, поднося обе руки к моему лицу, и, заключая его в колыбель своих ладоней, проводит пальцами по контуру моей щеки. От предполагаемой интимности этого прикосновения я на мгновение закрываю глаза, впитывая нахлынувшие ощущения. Его пронизывающий взгляд прожигает меня огнём, я чувствую его внутреннюю борьбу, отчего его челюсть напрягается.
— Я также хотел бы предостеречь тебя держаться от меня подальше, Райли — для твоего же блага, — шепчет он в дюйме от моего рта, — всё, чего я жажду – попробовать тебя. — Его палец прокладывает себе путь по моей шее, опаляя кожу. — Прошло так много времени с того момента, когда я наслаждался тобой. Ты. Вся. Опьяняющая, — его отрывисто произнесённые слова звучат в одном ритме с моим ускоряющимся сердцем.
О, чтоб меня! Будь я проклята, если этот комментарий не заставил утонуть в желании каждый дюйм моей кожи. Мужчина может соблазнить меня одними словами. Он затягивает меня в пучину, испытывая мою волю, заставляя хотеть больше, чем я должна. Ещё мгновение мы вдыхаем друг друга, пока я пытаюсь подобрать слова. Создать хоть какую-нибудь видимость связного мышления. Само его присутствие заставляет мои синапсы давать осечку.
— Зачем ты предупреждаешь меня, — выдыхаю я, полностью обездвиженная интенсивностью его пристального взгляда, — если собираешься заполучить то, что хочешь?
Я вижу, как на его губах вспыхивает короткая усмешка, прежде чем они оказываются на моих губах, а его руки — на мне, подтверждая мои предположения. И этот поцелуй никоим образом не нежный. Я могу ощутить его голод, его пламенеющую потребность, когда на миг наши зубы сталкиваются. Его губы и язык в бешенном темпе двигаются на моих губах, рукой он хватает меня за собранные в хвост волосы, и тянет вниз, удерживая таким образом на месте.
Я наслаждаюсь этим поцелуем так же, как и он, всё моё несколько дней сдерживаемое из-за него отчаяние взрывается внутри меня. Я захвачена ураганом по имени Колтон. Я беру от него столько же, сколько и он берёт от меня. Обвивая его туловище руками, я глажу его спину, наслаждаясь твёрдыми очертаниями его мышц, в то время как он гладит меня. Я прикусываю его нижнюю губу, вызывая низкий, исторгнутый из глубины его горла, стон. Мы вжимаемся друг в друга, не в силах насытиться только тактильными прикосновениями, и единственная мысль в моей голове — я хочу БОЛЬШЕГО.
И вдруг я слышу, как в комнате для отдыха мои мальчики бурно аплодируют чему-то, происходящему на баскетбольном матче, и от этого я в шоке, как ангел, теряющий крылья, с треском возвращаюсь в реальность. Я отталкиваю Колтона, упираясь ему в грудь обеими руками.
Пытаясь восстановить дыхание, одной рукой я опираюсь на стену, и стараюсь успокоиться. О чём, чёрт возьми, я думала? Я занимаюсь этим в дверном проёме в свою рабочую смену. Уже второй раз. Что, к дьяволу, этот парень делает со мной? Когда он рядом, действительность теряет для меня всякий смысл. Я не могу так поступать. Просто не могу. Я потрясена. Абсолютно выбита из колеи. Никто и никогда не вызывал во мне таких яростных чувственных реакций, и это меня пугает.
Колтон стоит напротив, изо всех сил сохраняя спокойствие, и пристально в меня вглядывается. Ну почему я выгляжу, как будто только что пробежала марафон, а он — как сторонний незаинтересованный наблюдатель? Кроме спутанных волос, ничто в его облике не обличает только что случившееся.
Наконец, ко мне возвращается голос.
— Ты прав, — произношу я с сожалением. — Мне, определённо, следует держаться от тебя подальше. — Я оглядываюсь назад, в фойе, замечая мелькнувшую на его лице гримасу. — Мне нужно проверить мальчиков. Ты знаешь, где выход, — говорю я ему, резко поворачиваясь и возвращаясь назад, к моим обязанностям. Моей реальности.
Я вхожу в большую комнату, пытаясь изобразить на лице естественную улыбку, в чём совсем не преуспеваю. Мальчики сидят по своим местам, и за это я крайне им благодарна — никто не решился выйти в коридор, чтобы застать там своего опекуна, ведущего себя как наполненный бушующими гормонами подросток.
Я что-то замечаю краем глаза. Поворачиваюсь и вижу в конце холла Колтона, с руками, большие пальцы которых засунуты в карманы джинсов, а плечом, он небрежно привалился к стене. Его лицо бесстрастно, но переливающиеся яркие глаза говорят о многом.
И что теперь? Неужели он не может просто оставить меня в покое?
Я впиваюсь в него взглядом, надеясь, что в нём отражается весь мой гнев. Я вижу, что незнакомца, вошедшего в его дом, заметил Шейн. Он обращает внимание на Колтона, оценивая его. И морщится, пока рассматривает новое лицо, пытаясь определиться со степенью знакомства с ним.
— Чего ты хочешь? — хмурюсь я, стараясь скрыть презрение, прорывающееся в голосе. Последнее, чему мальчики должны быть свидетелями прямо сейчас — наше противостояние. Я замечаю, как Кайл и Рикки поворачивают головы, возвышаясь над столом, как пара сурикат. Колтон оглядывает мальчиков, вежливо им улыбаясь, но в его взгляде я вижу напряжённость.
— Я же сказал тебе, Райли, я здесь, чтобы забрать свой выигрыш, — растягивает он слова. — Чтобы забрать то, что принадлежит мне. — Он нагло мне улыбается, ожидая моей реакции, стараясь разозлить посильнее.
— Прости, что?
— Ты должна мне свидание, Райлс.
Не могу не заметить, что теперь все мальчики переключили своё внимание на нас. Баскетбол благополучно забыт. Шейн ухмыляется; он достаточно взрослый, чтобы распознать сексуальное напряжение, которое ощущает, даже если пока и не совсем его понимает. Колтон подходит ко мне, специально вставая спиной к нашей аудитории, закрывая меня от взоров ребят, чтобы они не могли видеть нашего взаимодействия. Я благодарна ему за то, что он стоит от меня на почтительном расстоянии.
— Прости, Ас, — я сладко мурлычу, так, что только он может услышать меня. — Ад ещё не замерз. Я дам тебе знать, когда это произойдет.
Он делает шаг ближе, его голос снижается до шёпота:
— Кажется, ты знаешь все о холоде, Райли. Но зачем оставаться холодной, когда ты знаешь, я могу согреть тебя?
Его прицельные слова попадают прямо в мою самооценку. Я киплю гневом на его высокомерие, но знаю, что должна утихомирить себя, чтобы не устраивать сцены на рабочем месте, перед своими воспитанниками.
Отрываю взгляд от Колтона, когда что-то за его спиной привлекает моё внимание. Я делаю шаг в сторону, чтобы лучше разглядеть, что же там происходит. И давлюсь вздохом, когда вижу, как Зандер, прижав к себе своё собачье чучело, медленно движется вокруг дивана в нашу сторону. Пока он приближается, на его обычно замкнутом лице отчётливо светится любопытство. Колтон тоже поворачивается, чтобы посмотреть, на что я так реагирую. Он начинает задавать вопрос, когда я поднимаю руку, яростным жестом заставляя его замолчать. К счастью, он подчиняется. Остальные мальчики с выжидательным выражением на лицах поворачиваются посмотреть, как Зандер впервые сам проявляет инициативу, чтобы с кем-нибудь пообщаться.
Зандер подходит к нам, не отрывая глаз от Колтона, и несколько раз чуть открывает и закрывает рот. Его глаза на бледном лице размером с блюдце. Я опускаюсь на колени, чтобы оказаться на уровне его глаз. Чувствую рядом с собой Колтона, который пытается осознать всю серьёзность ситуации.
— Привет тебе, — слышу, как произносит Колтон мягким голосом.
Зандер останавливается и замирает. Я боюсь, что такую реакцию вызвало что-то во внешности или в одежде Колтона. Некие негативные воспоминания, принудительно всплывающие наружу, чтобы напомнить ему о реальности. Я жду последствий: когда крики, борьба или страх заполнят глаза мальчика.
— Зандер. Всё в порядке, малыш, — напевно произношу я, желая прорваться сквозь этот своеобразный транс, напоминая, что мы знакомы, и утешая его голосом. Немного поворачиваю голову к Колтону, цепляя его взгляд:
— Ты должен уйти, прямо сейчас, — требую я, опасаясь того, что Зандер в нём увидел.
Вопреки моему желанию Колтон делает шаг вперёд и медленно опускается на корточки рядом со мной. Я слышу, как его ботинки тихонько скрипят по плитке пола. Один из мальчиков, должно быть, приглушил телевизор.
— Эй, дружище, — успокаивающе произносит Колтон. — Как дела? Всё хорошо?
Зандер делает шаг к Колтону, и на его губах мелькает тень улыбки. Мои глаза распахиваются. Похоже, он не боится Колтона, тот наоборот ему нравится. Я бросаю быстрый взгляд на Колтона, боясь пропустить малейшее движение Зандера, и Колтон удерживает мой пристальный взгляд, утвердительно кивая головой. Он понимает, что здесь что-то происходит. Что-то важное. Что-то, с чем он должен быть очень осторожным и предусмотрительным.
— Ты ведь Зандер? — следящие за ним мальчишечьи глаза встречаются с глазами мужчины, и затем голова Зандера опускается в едва заметном кивке. Я втягиваю носом воздух, из глаз готовы пролиться слёзы, пока я наблюдаю за этим начавшимся сдвигом.
— Итак, Зандер, ты любишь гонки?
Я слышу, как вся мальчиковая братия начинает возбуждёно бормотать от возможностей, которые, как рассвет по утру, входят в их дом. Их переговоры становятся громче, пока парни не ловят мой чрезвычайно напряжённый взгляд, после которого замолкают.
Колтон протягивает свою руку Зандеру:
— Приятно познакомиться, Зандер. Меня зовут Колтон.
Уже второй раз за три дня меня охватывает онемение. Я изумлённо качаю головой при виде маленького Зандера, который медленно тянется и вкладывает свою ладошку в руку мужчины, сидящего рядом со мной. Я наблюдаю первые шаги маленького мальчика, вырывающегося на свободу из разрушительного захвата сильнейшей травмы. Первый инициированный им физический контакт с кем-то за более чем три месяца.
Колтон пожимает маленькую ручку, мягко её потрясывая. Когда приветствие заканчивается, ручка Зандера остаётся в руке Колтона без попытки вырваться, и становится ясно, что он не хочет ее убирать. Колтон потакает ему и с мягкой улыбкой на лице просто держит его крошечную ладошку.
Мои глаза жгут слёзы, которые я стремлюсь удержать. Я хочу прыгать и кричать от волнения, глядя на это огромное достижение моего подопечного. Хочу схватить Зандера в охапку, обнять его и рассказать, как я им горжусь. Но не делаю ни того, ни другого, потому что этот момент гораздо значительнее, чем оба мои порыва, вместе взятые.
— Обещаю тебе, Зандер, что, если Райли согласится пойти со мной на свидание, которого она упорно избегает, — Колтон говорит это, ни на секунду не разрывая зрительный контакт с мальчиком, — то в следующий раз, когда мы будем тестировать гоночную трассу, ты будешь моим личным гостем. Идёт?
Призрак улыбки возвращается на губы Зандера, его глаза впервые за долгое время вспыхивают, и он согласно кивает головой.
Я прижимаю руку к сердцу, сдерживая боль от того, с какой силой радость проносится по моим венам. Наконец-то! А всё потому, что Колтон последовал за мной в дом. Потому, что он не слушал меня. И ещё потому, что он шантажировал одного из моих мальчишек, чтобы я поехала с ним. Я расцеловала бы его прямо сейчас! Ну, знаю, я это уже сделала, но могла бы повторить! В данный момент я сделаю всё, что Колтон бы не попросил, только бы снова увидеть на лице Зандера улыбку.
Колтон снова жмёт и трясёт ручку Зандера.
— Тогда по рукам, дружище, — Колтон отпускает руку Зандера и наклоняется к нему. — Я обещаю, — шепчет он.
Губы Зандера изгибаются в улыбке. От этого на щеках появляются маленькие ямочки. Я даже не знала, что у него есть ямочки — потому что никогда не видела, как он улыбается! Мальчик медленно опускает руку, продолжая смотреть на Колтона с надеждой, как будто хочет спросить, когда это чудо случится. Колтон бросает мне взгляд с призывом о помощи, и я подхожу к ним.
— Зандер, милый? — он отводит глаза от Колтона и переводит их на меня. — Мы с Колтоном собираемся пойти на кухню всё обсудить. Ты хотел бы пойти с нами или посидеть досмотреть с мальчиками баскетбольный матч? — мягко спрашиваю я, нежно, как испуганное животное, лаская его голосом.
Взгляд Зандера начинает метаться от Колтона ко мне и обратно, пока Колтон не останавливает его:
— Эй, приятель, я останусь здесь, в кухне, на пару минут с Райли. Ты можешь пойти посмотреть игру, чтобы рассказать мне потом, что я пропустил, пока мы будем отсутствовать?
Зандер слегка кивает, цепляясь глазами за Колтона и замирая, как будто оценивает, искренен тот или нет. Должно быть, верит, потому что сильнее стискивает свою собачку-чучело и возвращается к дивану. Взгляд Шейна перехватывает мой, его лицо выражает неверие, прежде чем он берёт в руки пульт и делает звук громче.
Я поднимаюсь с пола, замечая, что внимание всех мальчиков, кроме Зандера, по-прежнему сосредоточено на Колтоне, поскольку не каждый день наш приют посещает знаменитость. Колтон замечает эти взгляды и посылает им искреннюю улыбку.
— Не волнуйтесь, — говорит он ребятам, понимающе качая головой на их взгляды, полные благоговения, — когда я приду забрать Зандера на гонки, вы тоже сможете с нами пойти.
Комната наполняется громким гулом голосов — мальчиков электризует волнение.
— Ладно, ладно, — утихомириваю я их. — Парни, вы получили, что хотели. Пожалуйста, возвращайтесь к просмотру игры, чтобы мы с Колтоном могли обсудить некоторые вопросы.
Они неохотно подчиняются, украдкой бросая взгляды в нашу сторону, пока мы с Колтоном направляемся в кухонную зону, к барным стульям. Я предлагаю Колтону сесть, а сама обхожу стойку так, чтобы оказаться к нему лицом. Замечаю, что Шейн всё ещё наблюдает за нами, и на его лице желание защитить и озадаченность вопросом, чем меня Колтон мог расстроить.
Из несметного числа эмоций, которые Колтон вызвал во мне за прошедшую неделю знакомства, благодарность, которую я прямо сейчас испытываю — самая сильная.
Я поднимаю на него глаза и встречаюсь с его взглядом, безуспешно пытаясь не дать пролиться слезам.
— Спасибо, — шепчу я. Всего одно слово, но взгляд на его лицо говорит мне, что он понимает, как много всего скрывается за ним. Он кивает.
— Это меньшее, что я могу сделать, — отвечает он хрипло. — У каждого из нас своя история. — Произносит он, глядя на свои сложенные руки, больше для себя, чем для меня, и это его вариант понять масштаб того, что только что произошло.
— Ты все сделал правильно, — говорю я, до сих пор ошеломлённая случившимся. Гляжу на Зандера и улыбаюсь. Он сделал это. Он на самом деле сделал это сегодня. Сделал шаг из тьмы. И внезапно я чувствую себя ликующей от надежды. Импульсивной от возможностей.
— Колтон! — вырываю я его из раздумий. Он вскидывает голову, поражённый, с какой настойчивостью я зову его по имени. Я знаю, что позже пожалею об этом, но сейчас собираюсь довериться своему инстинкту. Решаю поддаться импульсу и использовать подходящий момент.
— Моя смена закончится через десять минут, — заявляю я, и он смотрит на меня, явно не понимая, к чему я веду, так что я продолжаю. — Я должна тебе свидание, поэтому давай пойдём и исправим это.
Он качает головой, будто пытаясь убедиться, что я сказала именно то, что он слышал.
— О… хорошо, — он запинается, и мне нравится, что я застала его врасплох. Он начинает подниматься, уголки его губ изгибаются. — У меня нет зарезервированного столика…
— Кого это волнует? — небрежно махаю я рукой. — Я не привередлива. А простота полезна. Вполне обойдусь гамбургером или чем-нибудь подобным. — Я вижу, как его зрачки расширяются в недоумении. — Кроме того, ты достаточно заплатил за свидание, да и кому нужно выбрасывать кучу денег на еду, которую мы в любом случае съедим?
Мгновение он изучает меня, я чувствую, что он пытается определить: я говорю серьезно или нет. И когда я начинаю смотреть на него как на тугодума, он продолжает:
— Ты невероятная. Ты знаешь об этом?
Эти простые слова поражают меня прямо в сердце, а неверие в голосе говорит мне о том, что он искренен. Я посылаю ему усмешку через плечо, направляясь в свою комнату, чтобы освежиться и собрать вещи:
— Я сейчас вернусь.
Когда я возвращаюсь в кухню, застаю Майка, благоговейно пожимающего Колтону руку. Услышав моё приближение, Колтон поворачивается и спрашивает:
— Ты готова?
Подняв палец, я жестом прошу ещё минуту.
— Я ухожу, — объявляю я мальчикам, и они поднимаются с места и идут ко мне обниматься на прощание. По интенсивности объятий я начинаю думать, что присутствие Колтона и моё с ним знакомство вознесло меня в их глазах до статуса рок-звезды. Пока я получаю свои объятия, я замечаю, как Колтон подходит к дивану и приседает на корточки перед Зандером. Колтон говорит ему что-то, но я не знаю, что именно.

Пока мы с Колтоном неспешно покидаем приют, меня охватывает странное чувство спокойствия. Думаю, это оптимальное состояние, чтобы отправиться с ним на свидание. Эффект неожиданности: мне удалось застать его врасплох, и он не мог спланировать ничего грандиозного. Потому что грандиозное планирование может быть приравнено к повышенной снисходительности и заранее продуманному обольщению. А это именно те две вещи, в которых я, определённо, не нуждаюсь. Колтону тяжело сопротивляться и такому, как он есть — неподготовленному.
— Мы возьмём мою машину, — говорит он, кладя руку мне на поясницу; тепло его прикосновения успокаивает, пока он ведёт меня к гладкому, угольно-чёрному кабриолету, припаркованному у обочины. «Астон Мартин» красив и выглядит так, что понятно — за ним тщательно ухаживают. Похоже, он, действительно, умеет летать, и на мгновение мне хочется сесть за руль, утопить в пол педаль газа и умчаться, оставляя всех моих призраков позади.
— Классная тачка, — признаю я, хоть и стараюсь не показывать особенного интереса. Уверена, он привык к женщинам, которые подлизываются к нему, расхваливая его и его машину. Я не буду. Думаю, пора игре начаться.
— Спасибо, — он открывает для меня пассажирскую дверь, и я проскальзываю на сиденье, обтянутое чёрной кожей, любуясь изысканным, роскошным интерьером салона. — Я подумал, сегодня прекрасный день, чтобы кататься с откинутым верхом, — произносит он, обходя машину сзади и усаживаясь рядом со мной. — Я просто не мог предположить, что заполучу ещё и тебя. В качестве бонуса! — признаётся он, ослепляя меня мегаваттной улыбкой, пока надевает свои солнцезащитные очки.
Его улыбка так заразительна, что я не могу удержаться и улыбаюсь в ответ.
— А что случилось со старым добрым брутальным грузовичком? — спрашиваю я, в то время как он наклоняется и открывает передо мной бардачок, задевая рукой моё бедро и громко смеясь над моей репликой. Его прикосновение электризует, даже когда это происходит случайно. Колтон достаёт потрёпанную форменную бейсболку с лейблом «Firestone» на козырьке и водружает её себе на голову, тёмные вьющиеся волосы выбиваются из-под бейсболки на затылке, закрывая шею. Колтон надвигает бейсболку на лицо так, что её козырёк касается очков.
Предполагаю, что это его «инкогнито»-вид, но всё, о чём я могу думать — он выглядит адски сексуально. Как всегда, готовый к извержению тлеющий вулкан — дерзкий, плохой парень с вызывающим слюноотделение телом. Я офигительно ошибаюсь, если на самом деле думаю, что моя сила воли захочет препятствовать какому-либо его ко мне требованию. Он тянется и быстро сжимает моё бедро, прежде чем нажать кнопку старта на приборной панели.
— Не волнуйся, грузовичок у меня тоже есть, — хихикает он, прежде чем двигатель с рёвом пробуждается к жизни, посылая вибрации по моему телу и наполняя меня острыми ощущениями.
— Держись! — кричит он, покидая окрестности приюта с возбуждённым взглядом маленького мальчика на лице. «Парни и их игрушки», — думаю я, рассматривая его из-под своих «авиаторов». Мастерство его вождения не должно меня удивлять, ведь он зарабатывает этим на жизнь, но, тем не менее, удивляет. Я также совсем не должна быть заворожена его абсолютным профессионализмом, тем, с какой плавностью и скоростью он управляет машиной, но мне очень хочется протянуть руку и дотронуться до него. Слиться с ним, даже зная, как опасно для меня пересекать эту черту.
Мотор оглушительно ревёт и смешивается со свистом ветра. Разговаривать в таких условиях не представляется возможным. Я сижу, сложа руки на коленях, наслаждаясь чувством свободы, пока ветер треплет мои волосы, а солнышко согревает кожу. Откидываю голову назад и поддаюсь желанию поднять руки вверх, пока мы несёмся по автомагистрали номер десять в западном направлении.
Оглядываюсь вокруг и замечаю, что Колтон пристально, с любопытством, наблюдает за мной. Он едва заметно, с крошечной улыбкой на губах, качает головой, прежде чем возвращает взгляд к дороге. Через мгновение он нажимает кнопку на приборной панели, и в машине начинает бить музыкальный источник, окружая нас быстрым ритмом песни.
Заканчивается эта песня, и начинается другая. Я откидываю голову, громко смеясь. Это запоминающаяся броская популярная мелодия, которую я много раз слышала по радио Шейна. Краем глаза я замечаю, что Колтон бросает на меня насмешливые взгляды, поэтому, несмотря на свой средний голос, я громко подпеваю, надеясь, что он слышит слова: «Ты заставляешь меня замечательно чувствовать себя, даже если это неправильно. Я хочу кричать об этом вслух, парень, я просто прикусила язык». Я снова поднимаю руки над головой, давая себе волю, наслаждаясь ощущением, что пою Колтону о своих чувствах, не говоря ему об этом прямо. Это так не похоже на меня — петь вслух, отрываясь — но что-то в том, что я с ним, сижу рядом в этом роскошном спортивном автомобиле, ослабляет мои запреты. Когда мы покидаем автостраду, я с удовольствием допеваю: «Это так здорово, но ты вреден для меня!», Колтон слышит эти слова и добродушно им смеётся.
Я продолжаю подпевать песням, но уже с меньшим задором, потому что двигатель теперь работает тише, так как мы выехали на Четвёртую улицу. Я замечаю, что мой водитель высматривает уличную парковку, и моё любопытство обостряется, потому что мы не решили, куда пойдём. Он резко сворачивает и с искусной точностью паркуется у бордюра.
Я оглядываюсь вокруг в попытке выяснить, где мы, в то время как он нажимает кнопку на гладкой приборной панели, и сексуальное мурлыканье двигателя прекращается.
— Ничего, если ты секунду посидишь в машине? — спрашивает он, сверкая искренней улыбкой, и это действует на меня сильнее, чем я хотела бы допустить.
— Конечно, — отвечаю я и понимаю, что на данный момент я соглашаюсь на гораздо большее, чем просто терпеливо сидеть в машине. Я выкидываю из головы все опасения и клянусь себе свыкнуться с мыслью о том, чтобы снова начать чувствовать. Из-за желания чувствовать снова. Пробегаюсь взглядом по его лицу, останавливаясь на губах, а потом отвожу его; непристойные мысли вихрем проносятся в моей голове. Он ещё шире улыбается, замечая моё пристальное внимание.
— Я сейчас вернусь! — объявляет он, прежде чем развернуться и изящно вылезти из машины, а потом намеренно останавливается спиной ко мне, чтобы дать полюбоваться невероятным видом своей обтянутой джинсами задницы. Я кусаю губу, стараясь подавить сильное желание, пробивающее моё тело. Колтон оборачивается ко мне через плечо и бросает, смеясь, прекрасно осознавая, как на меня влияют его действия:
— Эй, Райлс!
— Да, Ас?
— Я говорил тебе, что ты не сможешь мне сопротивляться! — он ослепляет меня обезоруживающей улыбкой, прежде чем перепрыгнуть через бордюр, и, не оглядываясь, быстро идёт к жилому массиву, длинными ногами меряя тротуар.
Ничего не могу поделать с усмешкой, с которой смотрю на то, как он уходит. Этот мужчина — само очарование и воплощение сексуальности. От ребяческой усмешки, которая за секунды разоружает меня, и до плотской разнузданности, которая свидетельствует, что он точно знает, куда идёт, и каковы его намерения. Он источает мужество, вызывая желание, и управляет всеобщим вниманием единственным взглядом ошеломляющих глаз. Он резкий и безрассудный, и хочется двигаться вместе с ним дальше, в надежде увидеть проблеск его нежной стороны, прорывающейся время от времени. Плохой мальчик с оттенком уязвимости, которая оставляет вас затаившими дыхание и крадет ваше сердце.
Я встряхиваюсь от своих мыслей, переключаясь на восхитительный вид широких плеч Колтона и сексуального самодовольства, с каким он шагает вниз по тротуару. При виде двух женщин он натягивает свою бейсболку пониже. Когда он проходит мимо, они обе поворачивают за ним головы, восхищаясь, а потом смотрят друг на друга, хихикая, пока одна другой восклицает: «Ничего себе!».
Я знаю, как они чувствуют себя, помножив это на сто. Вижу, как Колтон останавливается и исчезает в каком-то дверном проёме. Из моей точки обзора не видно вывески над входом на потрескавшемся фасаде.
Я коротаю время, любуясь лоснящимся салоном автомобиля, и рассматривая людей, которые проходят мимо машины Колтона и пялятся на неё. Звонок его телефона, лежащего на консоли, заставляет меня вздрогнуть. Я кидаю взгляд на экран, и вижу, как на нём высвечивается «Тони». Прежде, чем я гашу свою неожиданную ревность, на меня накатывает приступ раздражения при виде имени девушки на дисплее его телефона. Конечно, у него есть женщины, которые могут ему звонить, говорю я себе.
Вероятно, постоянно.
— Готово, — произносит, пугая меня, Колтон, размещая позади меня бумажный пакет с едой. Потом обходит машину и скользит на водительское место. Цепляя ремень безопасности, он замечает на экране телефона сообщение о пропущенном вызове, и пролистывает его. При виде имени звонившего на его лице появляется загадочное выражение, а я отчитываю себя, потому что надеялась — он будет хмуриться, узнав, кто звонил.
Девушки всегда надеются.
За пару секунд мы возвращаемся на трассу и направляемся по автомагистрали в сторону Тихоокеанского побережья. Я любуюсь видом прибоя, волн, разбивающихся о пляж на фоне медленно опускающегося за горизонт солнца, прежде чем осознаю, что мы тоже становимся частью этого пейзажа.
Колтон едет к пятачку почти пустой автостоянки. Я удивлена, что здесь так мало людей, ведь погода сегодня необычайно теплая для этого времени года.
— Мы на месте, — объявляет мой спутник, нажимая кнопку, поднимающую крышу машины, и она накрывает нас, пока мы въезжаем на стоянку. Я смотрю на него, не в силах скрыть удивление: я надеялась на неромантичное свидание, а он привёз меня на моё самое любимое место на земле. Ближе к закату пляж почти пустой. Колтон просто ведёт нечестную игру, но, с другой стороны, он не знает меня достаточно хорошо, чтобы знать мои предпочтения, таким образом, я приписываю это удаче, которая на его стороне.
Он берёт пакет с сиденья позади меня и выходит из машины. Затем вытаскивает из багажника одеяло, и только после этого подходит к моему сиденью. Открывая мне дверь, он игриво предлагает руку, чтобы помочь выйти из машины.
— Пошли, — требует он, и тянет меня за руку, и во мне вспыхивает тысяча соблазнительных ощущений, пока он ведёт меня к песку и прибою. Моя голова немного кружится оттого, что он продолжает держать мою руку, хотя я послушно следую за ним. Грубые мозоли на его ладони против моей гладкой кожи — желанное и волнительное ощущение. Почти как приводящий в чувство щипок, когда хочешь удостовериться, что не грезишь наяву.
Мы выходим на пляж, проходя мимо кучи одежды и полотенец, которые, по моему разумению, принадлежат двум сёрферам, объезжающим волны. Мы идём молча, оба проникаясь окружающей красотой, пока я подыскиваю слова. Почему я вдруг так нервничаю — из-за напряжённости Колтона? От его близости?
Когда до полосы мокрого песка остаётся около трех метров, Колтон, наконец, произносит:
— Как насчёт остановиться прямо здесь?
— Конечно. Хотя, если бы я знала, что мы поедем к океану, я бы взяла купальник, — легкомысленно отвечаю я; как всегда, когда нервничаю, я глупо шучу. Если бы я могла закатить глаза на свои слова, я бы так и сделала.
Чувствуя отсутствие бравады в моих словах и мою ощутимую нервозность, когда мы действительно остались вдвоём, только он и я, Колтон иронично замечает:
— А кто говорит о купальниках? Я всегда купаюсь нагишом.
Я холодею от этого комментария, широко раскрыв глаза и громко сглатывая. Странно, что мысль обнажиться рядом с этим красавчиком так расстраивает меня, учитывая тот факт, что его руки уже были на мне.
Его совершенство против моей заурядности.
Колтон протягивает свободную руку, пальцем приподнимая мой подбородок так, чтобы я встретилась глазами с его нежным взглядом:
— Расслабься, Райли. Я не собираюсь есть тебя живьём. Ты хотела простоты, я тебе её предоставил. Я подумал, что грех не воспользоваться такой необычно тёплой погодой, — говорит он, отпуская мой подбородок, и вручает мне коричневый пакет, чтобы иметь возможность расстелить на песке большое одеяло от Pendleton. — Кроме того, когда я, наконец, заполучу тебя обнажённой, это будет несколько более приватно, чтобы я мог наслаждаться каждой медленной и сводящей с ума секундой этого. Чтобы я мог не торопиться, и точно показать тебе, для чего было создано твоё сексуальное тело, — вскидывает он на меня глаза, его взгляд искрится желанием, а рот изогнут в греховной улыбке.
Я делаю судорожный вдох и качаю головой, не уверенная в себе, правильности моей реакции на него, и не зная, как я должна вести себя дальше. Этот мужчина способен совратить меня одними словами. Определённо, это плохой знак, и, если он продолжит в том же духе, я сдамся ему в самое ближайшее время. Я ёжусь от напряжённости его взгляда и направления собственных мыслей, которые заняли всё моё сознание.
— Садись, Райли. Обещаю — я не кусаюсь, — усмехается он.
— Посмотрим, — фыркаю я в шутку, отвечая, но подчиняюсь, и, сев на одеяло, отвлекаю себя от переживаний вознёй с молнией на своей обуви. Потом стягиваю носки, освобождая ступни, и шевелю пальцами, окрашенными лаком цвета пожарной машины, зарываясь ногами в песок. Подтягиваю колени к груди, обнимая их.
— Здесь так красиво. Здорово, что облака сегодня далеко отсюда.
— Мм-хм, — мямлит он, дотягиваясь до коричневого пакета с Четвёртой улицы. — Ты проголодалась? — спрашивает он, выуживая два свёртка, обёрнутые белой гастрономической бумагой, буханку французского хлеба, бутылку вина и пару бумажных стаканчиков. — Вуаля! — объявляет он. — Весьма утончённый обед — салями, сыр Проволоне (прим. перев. - мягкий желтый сыр из коровьего молока, однородный по консистенции, без глазков, по вкусу от слабоострого до острого — в зависимости от выдержки), французский хлеб и немного вина. — Уголки его рта слегка приподнимаются, пока он оценивает мою реакцию. Будто удостоверяется, правда ли, что мне, на самом деле, нравится такой непринуждённый, без излишеств, пикник, вопреки принятым в Голливуде блеску, гламуру и претенциозности.
Я осторожно смотрю на него, не испытывая радости от каких-либо игр или проверок, но, предполагаю, такой как он должен опасаться подобного неодобрения больше других. Опять же, он сам просил меня о свидании, хотя я до сих пор не знаю, почему.
— Ну, это не «Риц», — сухо констатирую я, закатывая глаза, — но придётся довольствоваться тем что есть, — раздражённо заканчиваю.
Он громко смеётся, откупоривая бутылку, разливает вино по стаканчикам и вручает один мне:
— За простоту! — благодушно провозглашает он.
— За простоту! — поддерживаю я, чокаясь с ним стаканом, и делаю глоток сладкого, ароматного вина. — Ничего себе! А девушка легко может привыкнуть к такому, — признаю я. И продолжаю говорить на его вопросительно-сомневающийся взгляд. — Чего же больше я могу просить? Солнце, пляж, еда…
— Достойное свидание? — шутливо интересуется он, и, отрывая кусок хлеба, укладывая на него слоями сыр и тонко нарезанное салями, протягивает мне этот бутерброд на бумажной салфетке. Я милостиво принимаю его, мой живот урчит от предвкушения. Я и забыла, какой голодной была.
— Спасибо, — говорю я ему, забирая из его рук еду. — За угощение, за пожертвования, за Зандера…
— Что с ним случилось?
Я пересказываю ему суть истории мальчика; на протяжении всего рассказа лицо Колтона остаётся бесстрастным.
— И сегодня, увидев тебя, он в первый раз намеренно, по собственной инициативе, взаимодействовал с кем-либо, так что спасибо тебе. Моя благодарность больше, чем ты когда-нибудь сможешь узнать, — заканчиваю я, застенчиво опуская глаза; щёки заливает румянец, когда я вдруг неловко чувствую себя от его неприкрытого пристального внимания. Я кусаю свой импровизированный сэндвич; от сочетания свежего хлеба с гастрономическими деликатесами из меня вырывается благодарный стон. — О, это, действительно, великолепно!
Он согласно мне кивает.
— Я всегда закупаюсь в этом гастрономе. Это, безусловно, лучше и больше по мне, чем икра, — он непримиримо пожимает плечами. — Итак, почему «Всеобщая забота»? — спрашивает он; его рот слегка приоткрывается, когда он наблюдает за тем, как я наслаждаюсь едой.
— По многим причинам, — признаюсь я, откусывая ещё. — Возможность изменить что-то к лучшему, шанс быть частью прорывов, как сегодня с Зандером, и чувства, которые возникают, когда брошенный ребёнок начинает снова ощущать себя значимым… — я вздыхаю, не находя достаточно слов, чтобы выразить все свои чувства по этому поводу. — Так много всего, что я даже не могу начать объяснять.
— Ты очень предана всему этому. Я восхищаюсь тобой, — его тон серьёзный и искренний.
— Спасибо, — отвечаю я, делая ещё один глоток вина, и встречаюсь с ним взглядом. — Ты и сам сегодня вёл себя весьма впечатляюще. Как будто знал, что делать, несмотря на мои попытки выгнать тебя, — признаю я застенчиво. — Ты очень правильно повёл себя с Зандером.
— Нет, — мотает он головой, укладывая очередной кусок сыра на хлеб, — я вообще не лажу с детьми. Поэтому у меня их никогда не будет, — решительно резюмирует он с пустым выражением лица.
Я ошеломлена его заявлением.
— Довольно смелое заявление для кого-то настолько молодого. Я уверена, в какой-то момент ты передумаешь, — возражаю я, сощурившись, пока наблюдаю за ним, и жалею, что у меня, в отличие от него, в этом вопросе по-прежнему нет выбора.
— Абсолютно исключено, — настойчиво подтверждает он, впервые за время нашего знакомства отводя от меня глаза. Я чувствую, насколько неприятна ему эта тема. Это странно для такого самонадеянного и уверенного в себе и во всех других сферах жизни человека. В течение нескольких минут он молча смотрит на бурный океан; на его высеченном лице нечитаемый взгляд.
И когда я уже не жду ответа на своё, больше похожее на допрос, утверждение, Колтон прерывает молчание:
— Не совсем так, — произносит он с какой-то покорной грустью в голосе. — Я уверен, ты каждый день испытываешь это на собственном опыте, Райли. В этом мире люди используют детей в качестве пешек. Слишком много женщин пытается захомутать мужчину с помощью беременности, а потом, когда мужчина уходит, ненавидят своего ребёнка. Люди берут приёмных детей только ради ежемесячной правительственной стипендии. И это продолжается и продолжается, — он беспечно пожимает плечами, противореча тому, насколько глубоко затрагивает его скрытая за этими словами правда. — Такое происходит ежедневно. Дети загублены и брошены из-за эгоистичного выбора их матери. Я никогда не поставлю ребенка в такое положение, — он выразительно качает головой, всё ещё отказываясь встречаться со мной глазами; его пристальный взгляд следит за сёрфером, покоряющим очередную волну. — Несмотря на это, я, вероятно, испортил бы их так же, как меня, когда я был ребенком, — после этой последней фразы он глубоко дышит, одной рукой снимая бейсболку, а другой ероша волосы, что я интерпретирую как волнение.
— Что ты имеешь в виду? Я не понимаю, — я колеблюсь, пока задаю вопрос, не поднимая глаз. Этот разговор как-то очень быстро стал тяжёлым. На его лице мелькает раздражение, прежде чем я замечаю, как Колтон подавляет это чувство:
— Моё прошлое — достояние общественности, — заявляет он, а я морщу лоб от растерянности. — Известность заставляет людей докапываться до уродливых фактов в биографии знаменитости.
— Прости, — говорю я, поднимая брови. — У меня нет привычки исследовать биографии партнёров перед свиданием, — за своим сарказмом я прячу неловкость, которую испытываю от этого разговора.
Его насыщенные зелёные глаза ловят мой взгляд, на сжатой челюсти пульсирует жилка:
— В действительности, ты должна это делать, Райли, — предупреждает он стальным голосом. — Ты ведь никогда не знаешь, кто на самом деле опасен. Кто может причинить тебе боль, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
Я озадачена этим внезапным высказыванием. Он имеет в виду себя? Предупреждает держаться от него подальше? Я в смятении. Преследует, а потом отталкивает? Это уже второе подобное его заявление за сегодняшний день. И какие выводы я должна теперь сделать?
И что это, чёрт возьми, за комментарии по поводу его загубленного детства? Его родители — практически элита Голливуда. Он намекает, что они плохо с ним обходились? Исследователь во мне хочет во всём разобраться, но, думаю, Колтон не одобрит моего любопытства.
Я осторожно оглядываю его, видя, что его внимание опять приковано к прибою. В этот момент он предстаёт таким, каким его описывают СМИ. Тёмный и задумчивый, немного грубоватый, с лёгкой тенью небритости на подбородке, с напряжённостью в глазах — отчего начинаешь считать его неприступным. Непредсказуемым. Широкие плечи и откровенная сексуальность. Плохой парень, чья искусно используемая привлекательность смешана с изрядной долей безрассудности. Возбуждённые женщины падают в обморок и клянутся, что могут приручить его — если бы у них был шанс.
И он сидит здесь. Со мной. Это ошеломляюще, и мне до сих пор не понятно, как всё это произошло, и почему это произошло со мной.
Я прочищаю горло, пытаясь развеять неловкость, сгустившуюся на нашем пикнике:
— Мммммм… — невозмутимо произношу я.
Он запрокидывает голову и громко смеется, повернувшись ко мне. Все следы Задумчивого Колтона сразу заменены Расслабленным Колтоном, с глазами, полными юмора, и мегаваттной улыбкой:
— Немного сложно все это, да?
Я киваю, кривя губы, пока откусываю ещё один кусок сыра. Время сменить тему.
— Понимаю, что мой вопрос не оригинален, но всё-таки: что тебя побудило стать гонщиком? То есть, что заставляет тебя ради забавы носиться по кругу со скоростью двести миль в час?
Он отпивает из своей походной чашки.
— Моим родителям нужен был способ справиться с моим переходным возрастом, — пожимает он плечами. — Они решили: почему бы не обеспечить меня безопасной техникой, которой бы я увлёкся, вместо того чтобы мчаться на улицу убивать себя или кого другого. К счастью для меня, у них были средства, чтобы выполнить задуманное.
— То есть, ты начал гонять в подростковом возрасте?
— В восемнадцать лет, — смеётся он, вспоминая.
— Что тут смешного?
— Я получил разрешение на сумасшедшую езду. Я гонял… на самом деле, убегая от контроля… гоняющий слегка неопрятный панк, — Колтон смотрит на меня в ожидании какой-нибудь реакции. Я просто смотрю на него, подняв брови, и он продолжает. — Когда однажды меня задержали как малолетнего правонарушителя, я был освобождён только благодаря имени моего отца. Боже, как он был зол! На следующий день он вздумал преподать мне урок. Посадил в машину с одним из знакомых ему водителей-каскадеров. Думал, тот парень прокатит меня раз десять по трассе, я испугаюсь, и это вытряхнет из меня всё дерьмо.
— Очевидно, не сработало, — сухо констатирую я.
— Нет. Каскадёр попугал меня немного, а потом я спросил, может ли он показать мне пару профессиональных трюков, — с улыбкой на губах Колтон пожимает плечами, глядя в сторону воды. — В конце концов, он согласился, позволив мне пару раз вести машину самому. В тот день по какой-то причине на трек пришёл один из его друзей — его звали Беккет. Беккет был членом одного из экипажей местных гонщиков, и они только что потеряли своего водителя. Он спросил, думал ли я когда-нибудь о гонках. Я посмеялся над ним. Во-первых, он был моего возраста — как он мог быть членом гоночной команды, а во-вторых, мог ли он, посмотрев, как я сделал пару кругов по треку, решить, что я могу водить гоночный болид? Я рассказал ему о своих сомнениях, и он ответил, что уверен — я хорошо смогу справиться с машиной, и попросил прийти меня на следующий день, чтобы ещё поговорить на эту тему.
— Оказался в нужное время и в нужном месте, — бормочу я, довольная тем, что узнаю о нём нечто, не залезая для этого в Интернет.
— В точку, — он качает головой. — Ну, я с ним встретился. Опробовал машину на трассе, неплохо показал себя, и поладил с ребятами. Они попросили меня участвовать в следующей гонке. Я выступил очень прилично, поэтому стал продолжать участвовать в гонках. Стал известен. И держался подальше от неприятностей, — он улыбается мне озорной улыбкой, подняв брови, — по большей части.
— И, по прошествии времени, ты наслаждаешься гонками?
— Я хорош в этом, — говорит он.
— Я не о том спросила.
Он жуёт, тщательно обдумывая мой вопрос.
— Да, думаю, да. Нет других ощущений, кроме этого. Я — часть команды, и в то же время на треке — просто я. И нет никого, от кого бы я зависел, и некого обвинять, если вдруг что-то пойдёт не так. — Я чувствую страсть в его голосе. Колтон всё ещё испытывает почтение к своему виду спорта. — На трассе я избавляюсь от папарацци, поклонниц… моих демонов. Единственный страх в это время — тот, который создаю я сам, и я могу управлять им поворотом колеса или нажатием на педаль… а не любой другой вред, причинённый мне кем-то.
Поражённый взгляд на его лице говорит, что Колтон рассказал мне больше, чем хотел бы. Что он удивлён своей неожиданной откровенностью. Чтобы убрать его беспокойство от ощущения уязвимости, я откидываюсь на руки и поднимаю лицо к небу.
— Как же здесь красиво, — говорю я, вдыхая свежий воздух и зарываясь пальцами в прохладный песок.
— Ещё вина? — спрашивает он, передвигаясь ближе ко мне. Мимолётное прикосновение его ладони к моей руке заставляет мои чувства петь. Я бормочу, соглашаясь, пока в голове замолкают предупреждающие звоночки. Знаю, мне необходимо быть от него на некотором расстоянии, но он чертовски привлекателен. Неотразим. Я совсем не ожидала такого, и, всё же, ожидала. Мне нужно очистить свою голову, он затуманивает моё восприятие.
— Итак, Ас, ты именно так представлял себе наше свидание, когда платил за него деньги? — я поворачиваю голову и сталкиваюсь с ним нос к носу; растрёпанные волосы, полные губы, сверкающие глаза. Я задерживаю дыхание, замороженная для всего, что может случиться, если я наклонюсь, его губы снова окажутся на моих губах. И я испытаю его чувственный голод, как это случилось сегодня в дверях приюта.
Он посылает мне мимолётную улыбку.
— Не совсем, — признаёт он, но я ощущаю, что наша близость тоже на него влияет, потому что вижу, как ускоряется биение пульса на его шее. Его кадык движется вслед сглатыванию. Я возвращаю взгляд к его лицу, между нами повисают невысказанные мысли.
— У тебя, действительно, самые необычные и прекрасные глаза, — выдыхает он мне шёпотом.
Не то чтобы я раньше не слышала об уникальности своих фиолетовых глаз, но, по какой-то причине, от сказанных им слов сквозь меня спиралью проходит желание. В моей голове снова предупреждающе звенят колокольчики.
— Райли?
Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом; моё сердце трепещет.
— Я спрошу тебя один раз. У тебя есть парень? — серьёзность его тона, как и сам вопрос, застают меня врасплох. Я не ожидала его, поскольку думала — Колтон знает ответ после нашего закулисного знакомства тем вечером. И что более удивительно, нежели сам вопрос — как он об этом спросил. Таким требовательным тоном.
Я отрицательно мотаю головой, шумно сглатывая.
— Никого, кого бы ты случайно приметила?
— Ты спрашиваешь об этом уже второй раз, — шучу я, пытаясь стряхнуть нервозность, проносящуюся по позвоночнику. А когда вижу, что он не улыбается, а удерживает мой пристальный взгляд, снова отрицательно качаю головой. — Нет. А что? — интересуюсь, затаив дыхание.
— Я должен знать, кто стоит у меня на пути, — он склоняет голову набок и вглядывается в меня, отчего мои губы раскрываются, а во рту внезапно становится сухо, — чью задницу пнуть, прежде чем я сделаю это официально.
— Сделаешь официально что? — моё сознание пульсирует в попытке выяснить, что же я упускаю.
— Сделаю тебя своей, — его дыхание обдувает моё лицо, а глаза поглощают меня целиком. — Как только я трахну тебя, Райли — ты будешь моя, и только моя.
О. Чтоб. Меня. Как могут эти слова, такие собственнические, такие доминирующе мужские, сделать меня ещё более изнывающей по Колтону? От которых у меня, независимой, уверенной в себе женщины, к тому же, поставленной в известность этим мужчиной — да, Колтоном Донованом — что он будет иметь меня, не спрашивая, не давая мне права выбора, слабеют колени.
— Может быть, это случится не сегодня вечером, Райли. Может, и не завтра вечером, — обещает он с шелестящим урчанием в голосе, посылающим вибрацию сквозь моё тело, — но это случится. — Моё дыхание сбивается, а Колтон делает паузу, позволяя словам впитаться, прежде чем продолжить. — Разве ты не чувствуешь, Райли? Этот… — произносит он, указывая на себя и меня, — разряд между нами? Электричество, наполняющее атмосферу, когда мы вместе, слишком сильное, чтобы его игнорировать. — Я опускаю глаза, испытывая неловкость от самоуверенности, пронизывающей его слова. Он поднимает руку; от прикосновения его указательного пальца, прокладывающего себе путь по моей шее до подбородка, по коже рассыпаются искры. Он поднимает пальцем мой подбородок, вынуждая меня смотреть в глубину его глаз. — Неужели тебе ничуть не любопытно, насколько хорошо это будет? Если простое прикосновение рук так нас зажигает, представляешь, на что это будет похоже, когда я окажусь глубоко в тебе?

Смелость его слов и интенсивность пристального взгляда приводят меня в замешательство; я опять опускаю глаза, чтобы сосредоточиться на кольце, которое прокручиваю на безымянном пальце правой руки. Разумная часть меня знает, что когда Колтон получит желаемое, он оставит меня и пойдёт дальше. И, хоть я и предупреждена, чем всё закончится, в конце я всё-таки буду опустошена.
Я не хочу проходить через это снова. Боюсь рискнуть из-за последствий, которые станут для меня судьбоносными. Я использую этот страх, чтобы питать свою упёртость; независимо от крутизны приключения, неизбежный осадок его не стоит.
— Ты так самоуверен, что мне даже не требуется проявить себя для этого мероприятия? — высокомерно произношу я, пытаясь словами скрыть глубоко таящуюся боль, за появление которой он ответственен. Его единственный ответ на мой вопрос — ухмылка, заставляющая замирать сердце. Я качаю головой. — Спасибо за предупреждение, Ас, но нет, благодарю покорно.
— О, Райли, — со смехом увещевает он меня. — Этот едкий остроумный ротик, который я нахожу таким интригующим и сексуальным. Некоторое время он молчал, подавленный волнением. Я даже забеспокоился, — Колтон тянется и сжимает мою руку. — Ох, Райлс, ты просто знай, что это не предупреждение, сладкая. Это обещание.
С этими словами он с дерзкой усмешкой откидывается на локтях на одеяло, и смотрит на меня с вызовом на лице. Я путешествую глазами по всей длине его вытянувшегося тела. Мои мысли сводятся к тому, как мне сопротивляться этому чрезмерному, безрассудному, проблемному и непредсказуемому человеку, словесный спарринг с которым постоянно ставит меня в неловкое положение. Заставляя меня желать. Пробуждая чувства и мысли, которые умерли в этот день два года назад. Всё же, в таком случае, мне, скорее, надо выбрать другой путь, потому что всё, что я хочу сейчас сделать — оседлать его прямо здесь, на этом одеяле, очерчивая руками твёрдые мышцы его груди, собирая в кулак волосы, и отдаться, пока все рациональные доводы не выветрятся из моей головы. Я храбро встречаюсь с его взглядом снова, зная, что он наблюдает за тем, как я оцениваю его тело. Убеждаюсь, что в моих глазах не отражается желание, которое я испытываю.
— А что насчёт тебя, Колтон? — с сомнением вопрошаю я, отыгрываясь. — Ты говорил, что не заводишь отношений с девушками, тем не менее, кажется, у тебя всегда в руках есть леди?
Он удивлённо выгибает брови:
— А откуда тебе известно, что кто-то всегда есть в моих руках?
Откуда известно? Мне что, признаться, что я периодически почитываю подшивку People у Хедди, закатывая глаза на смешные комментарии? Должна ли я открыть ему, что иногда, ради развлечения, просматриваю на работе Perezhilton.com, как правило, пропуская сплетни об эгоцентричных плохо воспитанных голливудских детках, таких как он, которые думают, что они лучше всех остальных?
— Ну, я ведь стою в очередях на кассу в продуктовых магазинах, — признаюсь я. — Ты же знаешь, насколько верны новости, обсуждаемые в таких местах.
— Согласно им, я встречаюсь с трёхголовой иностранкой, а мои отредактированные снимки размещены рядом с объявлением о появлении чупакабры в кинотеатре «Норман», штат Оклахома, — заявляет он, выразительно изображая ужас широко распахнутыми застывшими глазами.
Я громко смеюсь. Действительно смеюсь. Обрадованная, что он не принимает СМИ всерьёз. Довольная, что в наш нелёгкий разговор он добавляет некоторого легкомыслия.
— Прекрасный уход от темы, но это не сработает. Отвечай на вопрос, Ас.
— О, Райли, это целиком бизнес, — журит он меня. — Что тут скажешь? Я ненавижу разборки, подсчёт очков — кто что должен сделать, как много, ожидание и принятие следующего шага, попытки выяснить, есть ли у женщины скрытый мотив быть со мной рядом… — он пожимает плечами. — Вместо всей этой ерунды я заключаю с кем-нибудь взаимное соглашение, с перечнем правил и изложением требований, с договорённостью о специфических особенностях, и, таким образом, управляю ожиданиями, прежде чем у них даже будет шанс начаться или выйти из-под контроля. Такой подход значительно всё упрощает.
Что? Заключение договора? Так много мыслей проносится в моей голове, которые, я знаю, буду обдумывать позже, но видя, как в ожидании моей реакции его глаза впиваются в мои, я решаю, что юмор — лучший способ в этой ситуации скрыть возникшее от его слов изумление.
— Парень с проблемой по части обязательств, — я закатываю глаза. — Это что-то новенькое! — он продолжает молчать, ничего мне не отвечая, пока я размышляю о нём, о его последних словах, обо всём этом. — На что ты надеешься? — продолжаю я насмешливо. — Что я просто взгляну в твои великолепные зелёные глаза, скину свои трусики и раздвину ноги, когда ты признаешься, что любишь женщин в своей постели, но не позволяешь им занять твоё сердце?
Несмотря на весь сарказм, я говорю совершенно откровенно. Неужели он думает, что только потому, что он тот, кто он есть, я отвергну свои моральные принципы? — И говорят, романтика мертва.
— У тебя есть возможность следовать своим словам, сладкая, — медленно произносит он, поворачиваясь на бок и подперев голову локтем. Неторопливая размеренная улыбка распространяется по его лицу. — Уверяю тебя, романтика — не то, под чем я с энтузиазмом подписываюсь. Нет такой вещи в жизни, как «жили долго и счастливо».
Безнадежный романтик во мне тяжело вздыхает, позволяя игнорировать его комментарий и ухмылку на лице — ту самую, что заставляет замереть все мысли в голове, потому что, на самом деле, он чертовски привлекателен, а его глаза завораживают.
— Ты можешь быть серьёзным? Откуда эта эмоциональная отстранённость? — я качаю головой, не понимая. — В других вещах ты кажешься таким страстным, увлечённым.
Он переворачивается на спину, положив руки за голову, и громко выдыхает:
— Почему кто-то таков, каков он есть? — отвечает он туманно, между нами повисает молчание. — Что-то, может быть, дано от рождения, а к чему-то я пришёл за годы взросления… как знать? В моей биографии много такого, о чём ты не хотела бы узнать, Райли. Поверь мне.
Я смотрю на него, пытаясь расшифровать словесную путаницу его объяснений, в то время как он спокойно лежит ещё пару минут, прежде чем вынуть из-под головы руку и положить её на мою. Я наслаждаюсь этим нечастым знаком его привязанности. Большинство наших прикосновений — взрывные, чувственные. Редко они бесхитростные. Нетребовательные. Наверное, поэтому я наслаждаюсь теплотой его руки, просачивающейся через мою кожу.
Я всё ещё обдумываю его слова, не взирая на его отвлекающие прикосновения:
— Не соглашусь с тобой. Как ты можешь…
Я останавливаюсь на полуслове, потому что Колтон внезапно дёргает меня за руку, и через пару мгновений я уже лежу на одеяле, глядя в нависающее надо мной лицо. Не знаю, как это возможно, но моё дыхание ускоряется и замирает одновременно. Он очень медленно, абсолютно сосредоточенно одной рукой убирает непослушные растрепавшиеся пряди с моего лица, а другая его рука покоится у основания моей шеи, ровно под подбородком.
— Мистер Донован, вы пытаетесь сменить тему? — застенчиво интересуюсь я, моё сердце колотится, а в животе расцветает желание. Его прикосновение, как след от огня, оставляет на моей коже электрические заряды везде, где он меня касается.
— А это работает? — вдыхает он, наклоняя голову набок в процессе изучения моего лица.
Я поджимаю губы и задумчиво щурюсь:
— Ммм… нет, мои вопросы всё ещё со мной, — я улыбаюсь, пока наблюдаю за тем, как он наблюдает за мной.
— Тогда мне просто нужно, наверное, что-нибудь сотворить, — бормочет он, с тщательной неторопливостью опуская голову, пока его шёпот не оказывается у моих губ. Я борюсь с желанием выгнуть спину, чтобы прижаться к нему. — Как насчёт прямо сейчас?
Как такое может быть: мы, вроде, на открытом воздухе, а у меня ощущение, что мне не хватает кислорода. Почему этот парень так влияет на меня? Я пытаюсь сделать медленный вдох, и всё, что чувствую, это его запах — леса, чистоты, мужчины — опьяняющая, возбуждающая смесь, которая и есть Колтон в чистом виде. Я не могу произнести ни слова, чтобы ответить ему, и выдаю только уклончивое «хм-мм». Всё, что вокруг нас — перекрикивания чаек, рёв прибоя, солнце, медленно опускающееся в океан — остаётся мною не замеченным.
Из-за того, что он так близко, я не вижу его губ, но по углубившимся морщинкам вокруг глаз догадываюсь, что он улыбается.
— Я должен это расценивать как «да» или принять как «нет»? — спрашивает он, медленно выговаривая каждое слово, ласкающее мои губы. Его глаза удерживают мой взгляд, в них плещется вызов. Когда вместо ответа я только прерывисто выдыхаю, он резюмирует, — тогда я просто сделаю это.
С этими словами его губы оказываются на моих губах.
Он устанавливает медленный, завораживающий темп, будто пёрышком лаская меня лёгкими поцелуями. Всякий раз, когда я думаю, что сейчас он даст мне то, чего я всё больше хочу — углубит поцелуй — Колтон отодвигается. Опираясь рядом со мной на локоть одной руки, он располагает её кисть позади моей шеи. Другой же рукой он плавно движется вниз вдоль линии моего тела, останавливаясь на бедре. И там его рука стискивает мою плоть, упрятанную в джинсы, прижимая моё тело ближе к себе.
— Твои. Изгибы. Такие. Чертовски. Сексуальные, — шепчет он между поцелуями. Мои чувства в полном беспорядке — его действия мучительны и волнующи одновременно. Я запускаю руки ему под рубашку, исследуя торс, переходя на спину, и чувствую силу его мышц, когда они перекатываются под моими ладонями в такт нашим движениям, в то время как он продолжает свое томное нападение на мои губы.
Если бы я была умной женщиной, на звание которой претендую, я на пару мгновений сдала бы назад и трезво оценила бы ситуацию. Я бы сообразила, что Колтон из тех парней, которые привыкли получать, что хотят, без предисловий и предосторожностей. И сейчас этим чем-то была я. Он уже испробовал прямой, переходящий сразу к сути дела, подход, и почти поимел меня у стены в том коридоре после десяти минут знакомства. Он уже использовал принуждение, договор, раздражение, и даже признал, что не заводит подруг, обязательства или отношения. Разумная часть меня оценила бы эти факты и поняла, что, принимая вызов прежним неудачам, он переходит к соблазнению. С уверенностью сказала бы, что теперь он меняет свой подход, не торопясь, используя силы и время на то, чтобы разбудить во мне чувства и заставить желать его. Позволяя мне думать, что сейчас ситуация разыгрывается на моих условиях. Я поняла бы, что его поведение не имеет никакого отношения к эмоциям и желанию быть со мной «после», скорее, он пытается затащить меня в свою постель любым доступным способом.
Но я не слушаю своё разумное «я» и придирчивые подозрения, которые оно пытается бросить мне в лицо. Я как в тумане отталкиваю раздражающее осознание, пытающееся пробиться от его имени к моему основательно заброшенному здравому смыслу. Мой здравый смысл захвачен, затоплен и прямо сейчас тщательно стёрт моей новой зависимостью, иначе известной как рот мистера Колтона. Его рот поклоняется моему медленным, неторопливым облизыванием языка, царапаньем зубов и нежностью губ.
— Эй-ей-ей, — дразнится он против моего рта, пока я пропускаю пальцы сквозь его волосы и пытаюсь за шею притянуть его ближе, так, чтобы удовлетворить свою пылающую потребность, которую он создал во мне, и получить больше.
— Ты меня расстраиваешь, — вздыхаю я в отчаянии, потому что сейчас его губы переместились, целенаправленно двигаясь по моей шее к мочке уха, вычерчивая открытым ртом поцелуи, и вызывая небольшие вспышки дрожи на своем пути.
Я могу ощутить в нежном местечке под ухом, как в ответ на мои слова на его губах появляется улыбка:
— Теперь ты знаешь, каково это, — бормочет он, — хотеть чего-то… — он отстраняется от моей шеи, и его лицо витает в дюйме от моего. Нет никаких сомнений — его глаза подёрнуты желанием, когда он встречается со мной взглядом. И повторяет, будто самому себе, — хотеть того, чего кто-то тебе не даст.
У меня не остаётся времени, чтобы осмыслить его слова, когда его рот обрушивается на мои губы. На этот раз он не сдерживается. Его губы завладевают мной с момента нашего соприкосновения. Он руководит поцелуем с огненной страстью, от которой кружится голова, здравомыслие тает, а желание стремительно растёт. Он целует меня с таким неутолённым голодом, как будто сойдёт с ума, если не отведает моего вкуса прямо сейчас. И у меня нет выбора, кроме как отдаться волне, которой он управляет, потому что я столь же захвачена страстью, как и он.
Его язык врывается в мой рот, привнося вкус вина, прежде чем Колтон ослабляет этот напор и мягко тянет меня за нижнюю губу. Я выгибаю шею, предлагая ему больше, желая, чтобы он взял больше, потому что не могу заполучить достаточно его опьяняющего вкуса. Он идёт мне навстречу, проложив ряд легчайших поцелуев вдоль линии челюсти, прежде чем возвратиться к моему рту. Его язык облизывает мой возвратно-поступательными движениями — лаская, обладая, разжигая.
Я упиваюсь, ощущая его. Тем, как собственнически его рука сжимает моё бедро. Тяжестью его согнутой ноги, упирающимся в меня его очевидным возбуждением. Его ртом, контролирующим, принимающим и, в то же время, отдающим всё. Низкое, вызванное желанием, рычание, исторгнутое из глубины его горла в чистом удовлетворении, говорит мне, что я его возбуждаю. Что он хочет меня.
Я могла бы зависнуть в этом жаждущем состоянии с Колтоном на целый день, но звук приближающегося смеха приводит меня в чувство. К осознанию того, что мы, вообще-то, в общественном месте и у всех на виду. Колтон ещё раз мягко проходится поцелуем по моим губам, пока мы слышим в нескольких футах позади нас сёрферов, возвращающихся к своим полотенцам. Моё лицо всё ещё в колыбели его ладоней, когда он прижимается лбом к моему лбу, пока мы оба пытаемся успокоить наше рваное дыхание.
На мгновение он прикрывает глаза, и я понимаю, что он борется за восстановление контроля. Его большие пальцы, нежно лаская, гладят мои щёки, и это успокаивает меня.
— Ох, Райли, что ты делаешь со мной? — вздыхает он, целуя кончик моего носа. — Что мне делать с тобой? Ты как глоток свежего воздуха.
От его слов моё сердце останавливается. А растёкшееся, было, тело машинально напрягается. Вспышка воспоминаний переносит меня на три года назад, к Максу, стоящему на одном колене, с кольцом на ладони, и как он выжидающе изучает моё лицо. И его слова, переполненные эмоциями, звенят в моих ушах, как будто это было вчера: «Райли, ты — мой лучший друг, мой путь на восход, мой глоток свежего воздуха. Ты выйдешь за меня?»
Я думаю о Максе, ярком, открытом и беззаботном, а смотрю на Колтона, замкнутого, недосягаемого и неотвратимого. Из моего горла вырываются рыдания, когда я вспоминаю тот день, его последствия, и чувство вины затопляет меня.
Колтон пристально следит за моей реакцией. Он отодвигается от меня, по-прежнему удерживая моё лицо в ладонях; в его глазах искреннее беспокойство:
— Райли, что случилось? Ты в порядке?
Я упираюсь руками в его грудь, отталкивая, сажусь, притянув колени к груди, и обнимаю их руками. Трясу головой, прося дать мне минутку прийти в себя, и делаю глубокий вдох, сознавая, что Колтон в это время очень внимательно следит за мной, желая понять, что же вызвало такую мою реакцию.
Я пытаюсь выбросить из головы те страшные слова. Его мама кричит, что это я убила Макса, отец желает, чтобы на месте его сына была я, а брат Макса твердит, что его смерть — полностью моя вина. И я не заслуживаю когда-нибудь ещё познать подобную любовь.
Я дрожу от этих мыслей, собираясь с силами, и готовлюсь к вопросам, которые, как я жду, озвучит Колтон. Но Колтон молчит. Я кидаю на него взгляд — он мрачен, пока изучает меня, — и я снова перевожу взгляд на океан. Рука Колтона гладит мою спину, и это единственная форма утешения от него.
Я встряхиваюсь от воспоминаний, расстроенная оттого, что эти мысли прервали нас с Колтоном. Почему я не могу позволить себе случиться нашей связи и просто наслаждаться этим человеком — сильным, зрелым мужчиной в моих объятиях — который по какой-то нелепой причине хочет именно меня? Почему не могу принять его убогого оправдания отношений-на-одну-ночь? Просто чтобы избавиться от этого периодически возобновляющегося кошмара? Использовать Колтона так же, как Колтон хочет использовать меня?
Потому что это не я — шепчу я себе. «Ты — глоток свежего воздуха», — проносится в моей голове снова.
Я благодарна Колтону за молчание. Не уверена, является ли эта тишина пониманием, или он просто не желает влезать в чужие драмы — неважно, но прямо сейчас я рада, что с меня не требуют объяснений.
Позже я подумаю над причинами его отстранённости, а пока я слишком устала, чтобы думать, и хочу насладиться оставшейся частью этого вечера, который я так неожиданно омрачила.
Я тянусь за своим стаканчиком с вином. Колтон передаёт мне его, потом берёт свой и делает глоток.
— Знаешь, по-моему, неплохо, что мы расположились на природе, — произношу я, пытаясь шуткой разрядить неловкую паузу.
— Почему, интересно?
Я делаю большой глоток вина, прежде чем продолжить:
— Это не даёт нам выйти из-под контроля на публике, — отвечаю, поворачивая к нему лицо, и улыбаюсь.
— Что заставляет тебя думать, что пребывание на открытом воздухе может меня остановить? — на его губах вспыхивает дьявольская усмешка, а потом он откидывается и начинает хохотать, глядя на моё потрясённое лицо. — Опасность быть пойманным только усиливает ощущения, Райли. Увеличивает интенсивность твоего возбуждения. Твой оргазм, — его голос соблазнительно окутывает меня, заманивая в сети.
Я гляжу на него во все глаза, пытаясь не дать своим мыслям попасть в его ловушку. Стараясь вернуть себе былое остроумие, чтобы достойно ответить, и не показаться затронутой его гипнотическими словами.
— Мне помнится, ты говорил, что в первый раз хотел бы уединённости? — усмехаюсь я, выгнув бровь, уверенная, что добилась равновесия и вернула камень в его огород.
Он так близко наклоняется ко мне, что я чувствую на своём лице его дыхание; в его глазах плещется веселье:
— Ну, по крайней мере, я только что получил подтверждение, что первый раз у меня будет.
Мои глаза распахиваются, когда я понимаю, к чему я только что с готовностью пришла. И, глядя на его лукавое озорство, не могу сдержать улыбки, растягивающей мои губы. Колтон качает головой, и, прерывая зрительный контакт, произносит:
— Посмотри на это, — он указывает на горизонт, где край солнца уже задевает полоску воды, и яркий шар тонет, проливая пастель на небосвод.
Благодарная за смену темы, я поворачиваюсь и бросаю взгляд на вид, который он мне демонстрирует, а потом спрашиваю:
— Почему так получается, что солнце добирается до горизонта целую вечность, а снижается буквально за минуту?
— Это отражение нашей жизни, тебе так не кажется? — загадочно интересуется он.
— То есть?
— Иногда в жизни выходит так, что, чтобы достичь максимума наших усилий в достижении цели, приходится совершить очень долгое путешествие. А когда, наконец, мы достигаем кульминации — всё очень быстро проходит, — он пожимает плечами, удивляя меня этой своей новой, философской, склонной к самоанализу стороной. — Мы упускаем то, что путешествие — лучшая часть этой цепочки. Собственно, причина всей затеи. Во время путешествия мы больше всего узнаём.
— Ты пытаешься что-то рассказать мне об окольных путях, Колтон?
— Нет, — произносит он, улыбаясь. — Просто высказал свои соображения. Вот и все.
Я осторожно поглядываю на него, всё ещё неуверенная в смысле его слов, хоть он и отказался их прояснять. Опять зарываю ноги в песок, ещё тёплый от солнечных лучей. Мне нравится ощущение, когда опускаешь пальцы в эту массу, двигая песчинки вверх-вниз.
Слышу, как рядом со мной возится Колтон, а потом раздаётся шуршание пакета из гастронома. Поворачиваюсь и вижу его, потянувшегося через одеяло, с двумя квадратными свёртками. Он садится рядом со мной, скрестив ноги, как ребенок в начальной школе. Упакованный квадратик располагается между нами.
— Лекарство от всех бед, — заявляет Колтон, протягивая мне его.
Когда я забираю у него не что иное как брауни, наши пальцы соприкасаются, и мне нравится это прикосновение.
— Ты всё продумал для этого свидания за двадцать пять тысяч долларов, да? — дразню я его, быстро разворачивая упаковку. Он следит за тем, как я делаю первый укус; на моём языке тает восхитительный шоколад, мои глаза в знак признательности закатываются, а из горла вырывается восторженный стон. Вот это путь к моему сердцу!
Я перевожу взгляд от брауни на Колтона, пленённая выражением его лица.
— Ты хоть понимаешь, как чертовски сексуально сейчас выглядишь? — его голос звучит хрипло, даже немного болезненно.
Я перестаю жевать где-то посередине его тирады. Как ему удаётся сделать такие простые слова настолько очаровывающими в самый неподходящий момент? Искренность на его лице выбивает меня из колеи. И мы просто сидим, уставившись друг на друга, на расстоянии в несколько футов друг от друга, на одеяле посреди пляжа. Без притворства. Без зрителей. Без ожиданий. Невысказанные слова, которые текут между нами, настолько сильны, что я боюсь моргнуть, боюсь пошевелиться или сказать что-либо из-за страха испортить этот момент. Это тот случай, когда я чувствую, что передо мной подлинный Колтон Донован — его незамаскированный уязвимый оригинал — который вызывает у меня желание потянуться к нему и забрать боль, мерцающую в этих зелёных глазах, чтобы облегчить ему жизнь. Показать, что существуют любовь и преданность без осложнений. Что отношения могут быть настоящими, чистыми и гораздо более мощными, чем можно себе вообразить, когда они строятся и взаимно подпитываются двумя людьми.
Я ощущаю в сердце призрачную боль, когда крошечная часть его отрывается, навсегда в этот момент отданная Колтону.
Наконец, я разрываю с ним зрительный контакт, опуская глаза на свои руки, ковыряющие брауни. Я знаю, что никогда не смогу ему это сказать. Просто никогда не получу такого шанса. В ближайшем будущем, в какой-то момент я охотно отдам ему своё тело, несмотря на уверения моей головы в том, что это ошибка. Я буду упиваться этой связью, которая будет наполнена благоговейными вздохами и переплетёнными частями тел, и останусь опустошённой после того, как он уйдёт от меня, пресытившись. Я смаргиваю слёзы, обжигающие горло, от предчувствия момента, который у меня ещё впереди.
«Это всё от приближающейся годовщины», — говорю я себе. Я никогда не была такой эмоциональной — такой нестабильной во время каких-либо размышлений.
Я отщипываю кусочек от своего брауни и кладу его в рот. Оглядываюсь на Колтона и вижу, как по его лицу ползёт застенчивая улыбка, свидетельствуя, что сейчас он испытывал те же чувства. Небо темнеет, становится холоднее, и меня начинает знобить.
— Ты замёрзла? — спрашивает он, убирая большим пальцем кусочек шоколада, прилипшего к уголку моего рта. Затем подносит этот палец к моему рту. Я приоткрываю губы и всасываю шоколад внутрь. Из его горла вырывается стон, а губы слегка приоткрываются, пока он не отрывает от меня глаз. Если бы я знала, как эротично наблюдать за его реакцией, то, по примеру Гензеля и Гретель, оставила бы след из крошек брауни по всему своему телу, и наслаждалась бы процессом их поиска в исполнении Колтона.
Как будто в ответ на его вопрос я опять начинаю дрожать, хотя внутри меня всё пылает.
— Наше свидание было экспромтом, и я не захватил для тебя тёплой одежды или дополнительного одеяла, — с сожалением в голосе выговаривает он. — Мы можем пойти ещё куда-нибудь, если ты хочешь.
Я поднимаю на него глаза, и вижу, с какой искренностью он смотрит на меня.
— Спасибо, Колтон. Я, действительно, хорошо провела время.
— Несмотря на тяжелый разговор, — добавляет он, когда я делаю паузу в своем комментарии.
Я смеюсь:
— Да, несмотря на нелёгкие темы. У меня, на самом деле, была долгая неделя, и я истощена, — извиняюсь я. — Так что, я думаю, нам лучше вернуться. — Я не хочу этого, но изо всех сил стараюсь держать себя в руках.
— Оооо, облом! — он шутливо прижимает руку к как бы израненному сердцу. — Это жестоко. Но я понимаю, — и смеётся.
Я помогаю ему упаковать оставшуюся еду и убрать её обратно в пакет, мы обмениваемся парочкой реплик. Я подбираю свои носки и обувь, когда Колтон объявляет:
— Сегодня Тедди подписал с моей корпорацией контракт.
— Здорово! — я не сдерживаю эмоций. Взволнованная открывающимися, благодаря этому соглашению, перспективами для моей профессиональной деятельности, и, в то же время, сомневающаяся в положительном влиянии этого сотрудничества на мою личную жизнь — но здесь уже без вариантов.
— Не могу выразить, как я благодарна…
— Райли, — с нажимом прерывает он мой лепет, — эта кампания не имеет ничего общего с происходящим между нами, — говорит он, указывая пальцем на меня, а потом на себя.
Чёрта с два не имеет. Меня бы не было здесь сейчас, если бы не эта договорённость.
— Несомненно, — бормочу я, соглашаясь, но понимаю, что не убедила его.
***
— Это мой, — я указываю на красно-белый «Мини Купер», припаркованный на улице, за пределами приюта. Колтон останавливается за ним, приглушая сексуальное урчание двигателя. По всей улице светят фонари, только тот, который расположен ближе к приюту, беспорядочно включается и гаснет. Из домов ниже по улице доносится собачий лай, в воздухе витает запах мяса, приготовленного на углях. Всё это создаёт атмосферу настоящего дома, который мои семь мальчиков, укрытых от невзгод за этими стенами, по-настоящему заслуживают.
Колтон обходит свой кабриолет, чтобы открыть мне дверь, и протягивает руку, помогая выйти. Я прижимаю к груди сумочку, и вдруг испытываю неловкость оттого, что иду к своей машине с рукой Колтона на пояснице.
Поворачиваюсь к нему лицом, опираясь спиной о дверцу. Цепляю зубами нижнюю губу и начинаю её терзать, потому что мои нервы, кажется, на пределе.
— Ну… спасибо за прекрасный вечер, Колтон, — произношу я, осматривая улицу, потому что не в силах смотреть ему в глаза. Я что, боюсь с ним больше не встретиться? Конечно, нет — я знаю, нам дальше вместе работать. Так почему я вдруг ощущаю в себе смесь тревоги и печали, прощаясь с ним сейчас? Почему мысленно ругаю себя за то, что не приняла приглашение пойти после пляжа куда-нибудь ещё?
Колтон протягивает руку и кладет палец под мой подбородок, поворачивая мое лицо так, что я вынуждена встретиться с ним взглядом:
— Что это, Райли? Почему ты так боишься чувствовать? Каждый раз, когда наступает момент, и в тебе пробуждаются чувства, по твоему лицу пробегает тень, и ты отдаляешься. Замыкаешься и отступаешь. В считанные секунды закупориваешь готовую разлиться страсть, — он ищет ответ в моих глазах, его пальцы крепко держат мой подбородок, так, что я не могу отвести взгляд. — Кто сделал это с тобой, сладкая? Кто причинил столь ужасную боль?
Его глаза исследуют мои, желая получить ответы, которых я не могу ему дать. И оттого, что я молчу, на его стиснутой челюсти начинает биться жилка. Черты его лица, затемнённые ночным небом, напряжены в ожидании. Мерцающий уличный фонарь создает разительный контраст между его враждующими эмоциями.
Чувствую, как защитная стена внутри меня ощетинивается от его нежелательного внимания. И единственный известный мне способ, как удержать его на расстоянии — вернуть ему его же вопрос.
— Я могла бы спросить у тебя то же самое, Колтон. Кто причинил боль тебе? Что преследует тебя, время от времени мелькая в твоих глазах?
От моей тактики его брови выгибаются, но сосредоточенный взгляд непоколебим:
— Я не слишком терпеливый человек, Райли, — предупреждает он. — Я жду так долго только потому…
— Некоторые истории лучше не ворошить, — прерываю его я, слова вырываются из меня почти шёпотом, и моё дыхание сбивается.
Он ведёт пальцем по моему подбородку, а потом медленно проводит им по моей нижней губе.
— Теперь, — шепчет он в ответ, — я могу понять.
Его ответ меня удивляет, подтверждая моё предположение, что, на самом деле, он скрывается от чего-то в самом себе. Или убегает от этого.
Колтон склоняется к моим губам для медленного, трепетно касающегося, долгого поцелуя, и из моей головы испаряются все мысли. Его нежность неожиданна, и я хочу запечатлеть этот момент в своей памяти. Чтобы наслаждаться им после. Я беспомощно вздыхаю у его губ, наши лбы на краткий миг соприкасаются.
— Спокойной ночи, Колтон.
— Спокойной ночи, Райли, — он отклоняется, берётся за ручку водительской двери, открывает её и усаживает меня внутрь. — До следующего раза, — бормочет он перед тем, как захлопнуть дверь.
Я запускаю двигатель и отъезжаю от бордюра. Машинально тяну руку, включая стереосистему, и чейнджер выбирает диск номер шесть. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, и, пока двигаюсь вниз по улице, машину затопляет мелодия. Я вижу силуэт Колтона, как он качается на пятках, засунув руки в карманы, стоя под мерцающим фонарём. Как ангел, сражающийся с темнотой, или дьявол, разрушающий свет? Который из них — не знаю. Не считаясь ни с чем, он продолжает стоять, мой личный рай и ад, глядя, как я уезжаю, до тех пор, пока я не сворачиваю за угол, теряя его из своего поля зрения.

Я держу путь домой, несколько минут подпевая льющейся из динамиков музыке и проигрывая ещё раз в голове проведённый с Колтоном вечер. Делаю это машинально, по привычке, поскольку ритмичное вымурлыкивание слов успокаивает меня. Заехав на подъездную дорожку своего дома, кладу руки на руль, а голову роняю на руки. Не то чтобы в моей жизни было много парней, но это было самое сильное, страстное, и странно уютное свидание в моей жизни. Я трясу головой, когда снова повторяю эти слова.
Святое дерьмо! Это — всё, что я, на самом деле, думаю о своем вечере. О неожиданном сталкерстве Колтона. Дьявол на моем плече повторяет мне, что это моя вина. Если бы я вела себя как обычная я, то никогда бы не оказалась жертвой его ловких рук в том закулисном алькове. Не очутилась бы в ситуации, в которой вынуждена говорить: «Спасибо, но меня это не интересует», подстёгивая это преследование — чистый вызов, долгожданную новизну в его мире нетерпеливых и ко всему готовых женщин.
Я вскрикиваю от неожиданности, когда в окно автомобиля кто-то стучит. Глубоко задумавшись, я не заметила, как к моей машине подошла Хедди. Пока я открываю ей дверь, моё сердцебиение приходит в норму.
— Привет, Хед. Подожди секунду, — я тянусь за своими вещами.
Я чувствую, как изменилось положение Хедди в дверном проёме, потому что её тело перекрывает свет из гаража, бросая тень на переднее сиденье.
— Это Matchbox Twenty? (прим. перев. - американская рок-группа из Орландо, Флорида) — спрашивает она, напрягаясь, чтобы расслышать музыку, тихо звучащую из стереосистемы.
«Ой-ой», — говорю я себе, — «теперь она в курсе, что что-то происходит». Моя подсознательная склонность слушать Matchbox Twenty, когда я расстроена или что-нибудь обдумываю, вернулась, чтобы меня преследовать. Хедди слишком хорошо знает это из тёмного периода моей жизни. И она так хорошо знает меня, что понимает: определённому моему настроению и мыслям соответствуют определённые песни.
Я смотрю на неё, её руки лежат на бёдрах, чувствую раздражение, волнами исходящее от неё, и не вполне понимаю, что ей известно. Потому что от этого зависит, как сильно я получу за то, что скрывала.
Если она очень сердита, никакие рациональные объяснения не помогут. Если она чувствует себя обиженной. Я издаю тихий стон, поскольку мой и без того интересный вечер собирается продолжиться. Она никогда не отступит, пока не получит ответы, которые хочет. За её невинной красотой скрывается острый как бритва ум, и это одурачивает многих — но не меня.
Я-то её знаю.
Я быстро хлопаю дверью машины, пока она не услышала, что сейчас у меня на повторе их Bent. По крайней мере, это не Unwell. Сумка уже у меня в руках, но выйти из машины я не могу, потому что на моём пути Хедди.
— Думаю, мы должны немного поболтать, — надменно произносит она. — Ты так не думаешь? — она чуть сдвигается в сторону, оставляя руки на бёдрах. Ей достаточно просто двинуть ногой, и я транспортируюсь обратно, как будто прямо в кабинет директора в начальной школе.
Я заставляю себя весело улыбнуться:
— Конечно, Хед. Что-то случилось? Кажется, тебя кто-то рассердил?
— Ты.
— Я? — закатываю я глаза, направляясь к двери, пока Хедди маячит у меня за спиной.
— Не закатывай на меня глаза, Рай, — требует она, пока мы проходим внутрь через парадную дверь.
Я смеюсь над её глубоким знанием меня и моей мимики, и, в то же время, я ограждаюсь от всего, что есть Хедди Монтгомери.
Я бросаю свои вещи на высокий стол у противоположной от входа стены. А потом прячусь на диване в гостиной, поглубже в него зарываясь, и жалею, что не могу просто закрыть глаза и уснуть. Но не могу из-за Хедди, которая садится в другой его угол, подбирая под себя свои гибкие ноги.
— И когда ты собиралась рассказать мне? — её голос до жути тих. Это плохой знак. Чем тише её голос, тем разъярённее Хедди.
— О чём? — подталкиваю я её к откровенности, рассчитывая, что она прояснит мне, что ей известно, и даст мне, таким образом, фору, чтобы рассказать ей подробности.
— О Колтоне, мать его, Доноване! — брызжет она слюной, широко распахнув глаза, пытаясь подавить усмешку, которая угрожает прорваться сквозь её непримиримый фасад. — Ты, черт побери, издеваешься надо мной? И ты мне не рассказала? — с каждым словом тон её голоса повышается. Со столика рядом с собой она хватает бокал вина и пьёт из него, не разрывая со мной зрительного контакта. Её следующий вопрос тих, а в голосе слышна обида:
— Почему?
— О, Хедди, — выдыхаю я, потирая руками лицо, и пытаюсь удержаться от наступающих слёз. Борьба проиграна, и первая слеза скатывается по моей щеке. — Я так растеряна, — я вздыхаю, на мгновение прикрывая глаза, чтобы постараться удержать под контролем скользящее сквозь меня волнение.
От моего признания лицо Хедди смягчается:
— Прости, Рай… Я только… я переживала, оттого что ты не рассказала мне… Я думала, что…
— Всё нормально, — говорю я, снимая обувь; к моим ступням прилипли песчинки, напоминая, что я действительно провела вечер с Колтоном. Как будто мне нужно напоминание, когда аромат его одеколона, смешанного с его запахом, до сих пор свеж в моей памяти. — Я не хотела тебя обидеть. Как ты…
— Ты не отвечала на звонки… совсем. Я была взволнована, хотела сообщить тебе, чьё участие в завтрашней вечеринке в честь нового продукта нам подтвердили. Я несколько раз звонила тебе и писала, но всё безрезультатно, — продолжает она. — Я была обеспокоена. Обычно ты так себя не ведёшь, и хоть слово посылаешь в ответ, даже когда занята. Я очень волновалась, поэтому позвонила Дейну, — мои брови вопросительно поднимаются. — Полагаю, он просто сложил дважды два, сопоставив, кто представлял «Колтон Энтерпрайзес» на аукционе и сделал от имени корпорации пожертвования, с личностью твоего посетителя сегодня в приюте, после визита которого началась вся эта неистовая смс-переписка между юристами, — она пожимает плечами в качестве объяснения. — Ну, и, что происходит, Райли? Что ты скрываешь от меня?
— Это просто… Боже, я так всем переполнена, — и я рассказываю ей всё, все самые грязные подробности, несмотря на моё смущение в первые десять минут нашего взаимодействия. Во всё время моего повествования, пока она переваривает полученную информацию, её лицо остается бесстрастным.
Когда я заканчиваю, несколько минут она просто молчит, глядя на меня с безусловной любовью на лице.
— Ну, — произносит она, поднимаясь, чтобы налить ещё вина, и возвращается с бокалом и для меня, — есть много чего, чтобы сказать и обсудить, но — в первую очередь, — она хватает меня за коленку, её будоражит от волнения, — святое дерьмо, Райли! Колтон? Донован? За кулисами в театре! Круто! — она вскидывает руки над головой, и я мысленно съёживаюсь, надеясь, что вино останется в бокале. — Я горжусь тем, что ты, наконец, стала немного сумасшедшей. Как у тебя получилось?
Я ощущаю, как по лицу ползёт густой малиновый румянец, поэтому опускаю голову и начинаю крутить злополучное кольцо:
— Знаю, — бормочу я, — я пока сама не понимаю.
— Что? — вопит она. — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? — и энергично пихает меня в колено, — Я имела в виду восхищение тобой, а не удивление, что он обратил на тебя внимание. Прекрати уже самоуничижаться, Рай, — она щёлкает пальцами перед моим лицом, заставляя меня смотреть на неё. — Он чертовски великолепен! Абсолютно мятежный, горячий плохой парень…
Как будто мне нужно об этом напоминать.
Хедди пристально оглядывает меня, и я вижу, как на поверхность выходит легкомысленная часть её натуры:
— Вживую он так же хорош, как выглядит на экране?
Я пытаюсь подобрать подходящий эпитет, но, в результате, говорю первое, что приходит в голову:
— От него захватывает дух, — произношу я с благоговением. — Он сексуальный, и властный, и раздражающий, и его глаза просто… и его губы… чёрт! — я погружаюсь в воспоминания, в моих мыслях плывут обрывки образов и чувств. А когда возвращаюсь в реальность, вижу, как Хедди пристально смотрит на меня с тенью улыбки на губах.
— Он тебе действительно нравится, так? — спокойно говорит она, понимая то, что я чувствую, но отказываюсь признавать.
От этой мысли мои глаза наполняются слезами, хоть я и пытаюсь изобразить на лице улыбку:
— Не имеет значения, нравится он мне или нет; он ясно дал понять, что я нужна ему только для одного, — я пожимаю плечами, делая большой глоток вина. — Кроме того, я не могу этого сделать из-за М…
— Эй! Эй! Эй! — восклицает она, размахивая руками, чтобы остановить меня. — Я собираюсь воспользоваться этим разговором и разбить это убеждение на пару частей — разложить по полочкам для тебя и твоей задницы, если будешь продолжать в том же духе — потому что и то, и другое в этом нуждаются, — она стремительно пересаживается ближе ко мне. — Райли, милая, — её голос звучит серьёзно, — кого волнует, что там будет дальше, если речь идёт о Колтоне Доноване? Если он хочет тебя только ради твоего тела и для из ряда вон выходящего секса, то так тому и быть. Сделай это. Только потому что это не то, чего ты ждёшь, не означает, что это не всё, в чём ты, возможно, нуждаешься. И с кем же ещё это лучше сделать, как не с этим чёртовым Адонисом? — с весельем на лице она делает очередной глоток вина. — Дерьмо, да я бы оседлала его в мгновение ока, — бормочет она, поджимая губы, видимо, представляя, как бы это было.
Я громко хохочу:
— Ты бы да, — дразню я её, чувствуя, как моё тело медленно покидает напряжение. — Тебе такое вытворить — раз плюнуть.
Она пинает мою ногу:
— О, ни фига себе, ну, спасибо! Я не шлюха! — и после мгновения раздумий, — ну, если не хочу ей быть, — и Хедди смеётся.
— Нет, — фыркаю я, — я хотела сказать, что ты не замороченная и уверенная в себе. Ты абсолютно уверена во всём, что делаешь. Без сожалений, — я склоняю голову набок, — и ты уверенно привлекаешь плохих парней, — ухмыляюсь я ей.
— Хм-хм, да, я люблю их шалости, — хихикает она, на мгновение теряя нить разговора. — Но вернёмся к тебе. Нет нужды спутывать меня с мужчиной, который весь твой.
На её комментарий я закатываю глаза.
— Райли, парень может заполучить любую женщину, какую захочет, а занят преследованием тебя, отдавая тысячи долларов за тебя на аукционе, тратя миллионы на то, чтобы твои желания сбылись, и на ходу устраивая романтическое свидание на берегу океана. На закате.
— По словам Колтона, ему чужда романтика.
Она громко фыркает:
— Ну, возможно, ему стоит пересмотреть понятие романтичности, — замечает она, — потому что все его действия явно выдают в нём мужчину, преследующего цель завоевать.
Я качаю головой на неё и её откровенность:
— Он хочет меня просто потому, что я ему отказала. Я для него — вызов, противоположность в мире доступных и на всё готовых женщин.
— Хочешь сказать, ты была труднодоступной, когда он прижал тебя к стене за кулисами? — она кривит рот, провоцируя меня.
— Ты знаешь, что такое поведение мне совсем не свойственно, Хедди! Меня никто не касался с тех пор, как… — повисает молчание, и я качаю головой, пытаясь избавиться от воспоминаний, держащих меня в плену. — И потом, я пришла в себя. Это адреналин, всё из-за того, что я оказалась в ловушке…
— Просто продолжай говорить это, милая, потому что я не знаю, кого ты пытаешься убедить — меня или себя — что это нарушение моральных принципов, — Хедди пожимает плечами, не разрывая со мной зрительного контакта. — Здесь нечего стыдиться. Снова начать чувствовать — это нормально, Райли. Чтобы снова начать жить.
Слёзы подступают снова, и я смахиваю их тыльной стороной руки прежде, чем они упадут с ресниц:
— И хотя мы ещё не закончили с пунктом один в нашей повестке дня, давай всё же перейдём уже к пункту два, — я встречаюсь с ней глазами, и меня охватывает мрачное предчувствие. Внезапно до неё доходит, и выражение её лица меняется:
— Ты не хотела посвящать меня в эту историю, потому что боялась услышать от меня именно эти слова: что всё нормально и пора начать жить заново. Что время двигаться дальше, — её голос звучит мягко, успокаивающе.
Я медленно киваю, проглатывая огромный ком в горле. Она резко придвигается ко мне, обнимая, медленно покачивая и успокаивающе приговаривая. Истерика отступает, и я уступаю слезам, которые угрожали прорваться в течение нескольких последних дней. Так хорошо наконец освободить их — это действительно очищает.
Через несколько минут мне удаётся восстановить некое подобие контроля, и я, наконец, могу говорить:
— Я просто… Мне кажется, что я предаю Макса. Я чувствую, что не заслуживаю… — рыдания мешают мне продолжить, — я чувствую себя виноватой…
— Райли, милая, — Хэдди прячет выбившийся завиток мне за ухо, — ощущать всё это вполне нормально, но наступает момент, когда нужно начать жить снова. То, что случилось с вами — трагично, ужасно. Для него. Для тебя. Но это произошло два года назад, Рай, — она берёт меня за руку, — и я знаю, ты не хочешь этого слышать, но однажды ты должна двинуться дальше. Нельзя ни о чём забывать, но ты — замечательная, красивая женщина — должна начать жить. Ты тоже когда-то была беззаботной и не заморачивалась. Ещё не поздно вернуть себе это состояние.
Я смотрю на неё во все глаза сквозь пелену слёз, застилающих зрение, и боюсь, что моё следующее признание сделает меня ужасным человеком. Я отвожу глаза, боясь взглянуть на неё, когда произношу:
— Одна из причин, по которой я чувствую себя виноватой… я… яркость эмоций, безрассудство — всё, что Колтон заставляет меня чувствовать — намного больше, намного сильнее того, что я когда-либо испытывала с Максом. — Воспользовавшись моментом, я смотрю на её лицо, но, против собственных ожиданий, вижу на нём сострадание, а не разочарование и отвращение. — А я собиралась выйти замуж за Макса, — выдавливаю я, испытывая огромное облегчение, когда с моей души падает этот камень. — Знаю, что это глупо, но никак не могу отделаться от этого ощущения. Ничего не могу поделать с тем, что приходит в голову, когда он рядом, и мне хочется только дышать и получить от Колтона больше.
— Ох, Рай… Почему ты держала всё в себе, пыталась справиться с этим в одиночку? — Хедди стирает одну из своих слезинок, притягивая меня к себе и снова крепко обнимая. Прижимается щекой к моей макушке. — Райли, ты была другим человеком. Твоя жизнь изменилась. В то время, когда всем, кто видел тебя и Макса вместе, было понятно, что вы идеальны друг для друга, и ты это знала, — я слышу улыбку в её голосе, возникающую от этих воспоминаний. — А теперь… — она вздыхает. — Чуть больше двух лет назад ты побывала в аду и вернулась. Ты не та личность, что была раньше. Для тебя теперешней естественны другие ощущения — любить глубже, чувствовать интенсивнее, и никто не собирается винить тебя за это. К тебе никто не прикасался в течение двух лет, Райли. Конечно, реакция твоего тела будет ярче.
Мы сидим в тишине, пока я впитываю правду из её слов. Я знаю, что она права, я просто надеюсь, что смогу в это поверить, когда придет время. Моя созерцательная тишина нарушается, когда Хедди вдруг начинает смеяться. Она выпускает меня из своих объятий, и я откидываюсь на спинку кресла, чтобы смотреть на неё в недоумении. Что, чёрт возьми, тут смешного?
— Что?
Она смотрит на меня, и я вижу в её глазах похоть.
— Он, вероятно, великолепен в постели, — она нечестиво ухмыляется. — Бьюсь об заклад, трахается он так же хорошо, как и водит — с долей безрассудства, раздвигая границы, и держит запал до последнего круга, — выгибая брови, она смотрит на меня с нахальной усмешкой.
От её слов я прикусываю нижнюю губу, при мысли о нём, нависающем надо мной, погружающимся в меня, заполняющим меня. Я переживаю ощущение его губ на моих губах, очертания его мускулов, перекатывающихся под одеждой, когда он двигается вместе со мной, и его рокочущий голос, когда он говорит мне, что хочет меня. Я вырываюсь из своих фантазий, моя киска влажная и жаждущая от мыслей о нём. Я снова смотрю на Хедди, вижу, как она наблюдает за мной; её брови всё ещё подняты, будто она спрашивает, верна ли её оценка.
О, черт, да. Да еще как!
— С каких пор ты смотришь гонки? Ты видела, как он ездит? — я пытаюсь перевести тему.
— Броди смотрит. А я обращаю внимание, когда произносят имя Колтона, — она говорит о своём брате, а потом дьявольски улыбается. — Определённо стоит посмотреть на то, как камеры выхватывают его лицо.
— Парень умеет целоваться, — признаюсь я, усмехаясь, как ненормальная. — Точно умеет, — я киваю головой в знак согласия.
— Не думай об этом, Райли… просто сделай это. Будь безрассудной. Позволь себе расслабиться, — настоятельно советует она. — Неужели ты хочешь проснуться лет через двадцать и понять, что живёшь идеально упорядоченной жизнью, и всё на своих местах, но на самом деле ты никогда по-настоящему не жила? Никогда ничего стоящего не испытывала?
— Ну, мне нравится упорядоченность, — лукавлю я, а она закатывает глаза.
— Конечно, из всего сказанного ты расслышала только это! Просто представь, какие истории ты сможешь рассказывать своим внукам — о грязной интрижке с горячим плейбоем-автогонщиком.
Я делаю глоток вина, размышляя о её доводах.
— Я понимаю, о чём ты говоришь, Хедди, в самом деле, но секс без обязательств… без отношений… Как ты это делаешь?
— Ну, это как вставить штекер А в гнездо В, — она криво усмехается.
— Это был риторический вопрос, ты, потаскушка! — я бросаю в неё одну из рядом лежащих диванных подушек.
— Слава Богу! Я уж волновалась, что дискуссия затянется, и я окажусь перед необходимостью дать тебе пару уроков сексуального мастерства.
Она идёт к столу, откупоривает ещё одну бутылку вина и наполняет оба наших бокала. Потом садится на диван, откидывается назад, и я вижу, как она мысленно подбирает слова, прежде чем начать говорить.
— Может быть, это лучший путь из возможных? — как только я вопросительно приподнимаю брови, она продолжает. — Может быть, для первого парня, появившегося у тебя после Макса, лучше и не завязывать никаких отношений? После всего с тобой произошедшего какие-нибудь сбои в тебе просто обязаны быть, поэтому, возможно, тебе стоит отбросить все предосторожности и позволить своей внутренней развратнице немного пошалить. Повеселиться и получить кучу сногсшибательного секса, — она шевелит бровями, а я хихикаю; чрезмерное количество выпитого медленно вступает в силу, расслабляя мои расшатанные нервы.
— Моя внутренняя развратница, — повторяю я, кивая головой. — Звучит неплохо, но, думаю, она потерялась.
— О, мы можем поискать её, сестра, — хихикает Хедди. — Вероятно, она скрывается под слоем паутины, покрывающей твою промежность, — мы смеёмся вслух, и этот смех медленно переходит в долгий неудержимый хохот. Мои измотанные за неделю чувства приветствуют это освобождение. Я хохочу до тех пора, пока в глазах не проступают слёзы. И только начинаю думать, что мой смех уже должен прекратиться, как Хедди качает головой. — Ты должна признать, Рай — парень невероятно горяч!
Я снова начинаю хихикать:
— Обжигающе горяч! — подтверждаю я. — Не могу дождаться, когда увижу его раздетым, — эти слова вырываются прежде, чем мой затуманенный мозг успевает их отфильтровать.
Хохот Хедди прерывается, на её губах играет понимающая улыбка:
— Я знала это! — вопит она, показывая на моё лицо. — Я знала, что ты хотела трахнуть его!
— Э, да? — отвечаю я, и мы снова сгибаемся в припадке смеха.
— Давай ты напьёшься завтра на вечеринке, и когда мы обе дойдём до кондиции, вызовем его задницу забрать свою добычу!
— О, боже, нет! — я бледнею. Во что я ввязалась?

Свет, который заполняет комнату, слишком ярок, когда я открываю глаза следующим утром. Канонада в голове заставляет меня громко застонать, и, выдернув подушку из-под головы, накрыть ею глаза. Я проклинаю себя за многочисленные, выпитые вчера с Хедди, бокалы вина, но улыбаюсь, когда вспоминаю наши слёзы, смех и дружеское общение.
И Колтона. Горячего, восхитительного Колтона.
Хммм. Я вздыхаю, вспоминая вчерашний день и его. Он должен будет что-нибудь сделать, чтобы облегчить ту сладкую боль, которую вызвал во мне. Я сжимаю бёдра вместе, пытаясь с ней совладать, но безуспешно.
И поскольку я уже не могу прогнать из головы мысли о Колтоне, мои надежды снова провалиться в сон развеяны. Я тяну руку из-под одеяла к тумбочке и слепо шарю ею в поисках своего телефона, попутно сбивая на пол пустую бутылку из-под воды. Она грохочет по деревянному полу, и от этого звука я съёживаюсь. Я чуть-чуть приподнимаю подушку, чтобы взглянуть на экран телефона и узнать, сколько сейчас времени.
И когда вижу экран, приподнимаю подушку ещё выше. С прошлой ночи у меня накопилась куча пропущенных вызовов и сообщений. Я быстро просматриваю этот список, по ходу отмечая, как с течением времени смс-ки Хедди становятся всё более безумными. Есть несколько сообщений от Дейна, и, когда я заканчиваю просматривать весь список, последним высвечивается послание с незнакомого номера. Оно было отправлено после того, как я вернулась домой, в самый разгар нашей с Хедди дискуссии. Я открываю сообщение и начинаю непроизвольно улыбаться. Потому что оно от Колтона:
«Райлс – благодарю за неожиданный пикник. Поскольку, тебе, кажется, наиболее удобно выражать свои мысли посредством музыки, я сделаю так же. Luke Bryan, I Don’t Want This Night to End (Люк Брайан, «Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась») – прими таким как есть. Ас»
Я улыбаюсь его сообщению, когда понимаю, что он слышал слова, которые я пела ему в машине. Песня, про которую он написал, мне незнакома, поэтому я быстро выкарабкиваюсь из постели, игнорируя похмелье, чтобы дотянуться до своего MacBook Pro. Стаскиваю его с туалетного столика и шлёпаюсь обратно на кровать, с волнением ожидая, когда он включится. Когда ноутбук, наконец, загружается, сразу же ищу в Гугл-поиске эту песню. С удивлением обнаруживаю, что она в стиле кантри – никогда бы не связала этот стиль с Колтоном, скорее, ему больше подходит хард-рок и вообще что-нибудь с тяжёлыми басами. Кликаю на ссылку, и следующие несколько минут для меня поёт Люк Брайан.
Я снова ложусь на кровать, закрываю глаза и прислушиваюсь к тексту. На моих губах лёгкая улыбка, пока мелодия песни мягко меня омывает. Моё первое предположение о мыслях в голове Колтона – это слова, которые он говорил мне вслух – что хочет меня, но суть песни в том, что он наслаждался временем, проведённым со мной прошлым вечером. Что он не хотел, чтобы ночь закончилась. Я упиваюсь своим возросшим эго, а от мысли, что Колтон хочет опьянеть от моего поцелуя, в моём животе рождается трепет.
Не делать поспешных выводов! Я пытаюсь напомнить себе не вести себя легкомысленно. Этот мужчина предупредил меня держаться от него подальше. Говорил, что я должна изучать личность тех, с кем иду на свидание, чтобы знать, кто опасен и причинит мне боль, когда я меньше всего этого ожидаю.
Я сажусь и беру ноутбук в руки. Ставлю песню на повтор, а сама открываю ещё одно окно для поиска. Ввожу в строку «Колтон Донован». Тут же выпадает страница с многочисленными ссылками на его и его деятельность: гоночные сайты, канал Speed Channel, фан-сайты и так далее, и тому подобное.
Решаю сузить поиск и набираю «Колтон Донован Энтерпрайзес». Из списка ссылок выбираю официальный сайт компании. Первая страница – с фоном, на котором, как я понимаю, гоночный болид Колтона рядом с изображением офисного здания. Нахожу меню и пробегаюсь по вкладкам «Миссия», «История», «Продукция», «СМИ», а также по информации об его гоночной команде. Всё это очень впечатляет, но останавливаюсь я на пункте «Водители», и экран заполняет лицо Колтона. Снятое крупным планом, непредвзятое фото, он в костюме пожарного. Колтон напряжённо рассматривает что-то вне объектива, и его зелёные глаза ясны и заинтригованы. На лице полуулыбка, как будто он вспоминает что-то приятное и милое сердцу, ямочка на правой щеке подмигивает камере. Волосы давно не стрижены и вьются, спускаясь на воротник.
Я со свистом втягиваю воздух. Да парень просто суперсекси!
Я делаю закладку этой фотографии, прежде чем заставляю себя закрыть страницу и возобновить поиск. Я переключаюсь на Изображения Гугл и неохотно печатаю его имя, боясь того, что могу увидеть. Страница обновляется, и на экране появляются десятки изображений Колтона; на большинстве из них он в сопровождении великолепных женщин, висящих на его руке и взирающих на него с обожанием. Знаю, у меня нет причины ревновать его к этим картинкам и знакомствам, но непроизвольно повожу плечами, стремясь избавиться от смятения. Понимаю, что пора уже закрыть эту вкладку, но ловлю себя на том, что упорно жму на каждое фото. Изучая. Сравнивая. Ни один из заголовков не именует ни одну из этих женщин как его девушку, разве что как знакомую или партнёра по бизнесу. И в процессе изучения спутниц Колтона у меня вырисовывается типаж его обычного эскорта: высокая, длинноногая блондинка, тонкая, с лёгким налётом совершенства, достигнутого с помощью пластической хирургии. И все они потрясающе великолепны. И, к моему большому огорчению, я понимаю, что все они очень похожи на Хедди, за исключением её естественности. Как ни странно, их светлые волосы рядом с тёмной внешностью Колтона ещё больше добавляют его образу резкости и отстраненности.
Я замечаю, что каждая из девушек соответствует определённому временному периоду, кроме одной. С одной ошеломляющей красавицей Колтон запечатлён несколько раз, в разное время, и меня это удивляет. Она – эскорт? Та, которую он вызывает, когда его методы не сработали, а ему срочно нужна пара для встречи? Или, на самом деле, она – женщина, к которой он постоянно возвращается, потому что между ними что-то есть? После просмотра нескольких их совместных фотографий я, наконец, вижу подпись, на которой есть имя. Тони Тейлор. Абонент, звонивший Колтону вчера вечером. Кто она для него? Я знаю, что могу застрять с этим на несколько часов, поэтому заставляю себя задвинуть эту мысль подальше, чтобы додумать её в следующий раз, хоть и боюсь узнать ответ.
Я не похожа ни на одну из этих женщин. Меня можно назвать высокой, но я, определённо, не выгляжу такой же анорексичной, как они. Я не толстая, но у меня есть изгибы во всех нужных местах, в отличие от их идеально ровных тел. У меня подтянутое тело, чем я горжусь – потому что усердно работаю над этим – тогда как они выглядят как есть, и им даже думать не нужно об упражнениях. Волосы у меня вьющиеся, насыщенного шоколадного оттенка, спускающиеся до середины спины, непокорные и доставляющие море проблем, но меня они устраивают. Я продолжаю сравнивать их и себя, пока не говорю себе, что пора прекратить это заведомо гибельное дело и закрыть все фото, прежде чем я впаду в депрессию. Вся моя ненависть ко внешности этих девушек не имеет к ним лично никакого отношения.
Возвращаюсь к Гуглу и печатаю в строке поиска: детство Колтона Донована. Первыми идут ссылки на несколько страниц разных детских организаций, с которыми он связан. Быстро пробегаю глазами по другим ссылкам, выискивая какую-нибудь, где упомянуто его детство. Наконец, нахожу старую статью, написанную пять лет назад. У Колтона взяли интервью в связи с благотворительностью, которую он поддерживал, от чего выиграли изменения, ускоряющие процесс усыновления детей.
Вопрос: общеизвестно, что вы были усыновлены, Колтон. В каком возрасте?
КД: мне было восемь лет.
Вопрос: Как для вас проходил процесс усыновления? Как бы вы воспользовались этими новыми инициативами, которые поддерживает ваш фонд?
КД: мне повезло. Мой папа буквально нашёл меня на пороге своего дома, из-за отсутствия лучшего термина можно сказать — подобрал, и вскоре после этого меня усыновили. Мне не пришлось проходить весь этот долгий, и поныне существующий процесс передачи в новую семью. Процесс, заставляющий детей, которым отчаянно нужен дом, которые хотят почувствовать себя нужными, месяцами ждать, когда заявка на них будет одобрена. Система должна прекратить смотреть на этих детей как на юридический случай, пока документы со штампом одобрения готовятся в течение нескольких месяцев бумажной волокиты, и начать видеть в них детей – хрупких и беззащитных, которые должны быть неотъемлемой частью чего-то. Частью семьи.
Вопрос: какова же была ваша ситуация до усыновления?
КД: Давайте сосредоточимся не на мне, а на принятии этих новых мер по усыновлению.
Он не хочет говорить об этом, чтобы не отвлекать внимание от благотворительности или ему было настолько плохо, что он просто не будет об этом рассказывать? Я просматриваю статью до конца, но о его детстве в ней больше ничего нет. Значит, ему было восемь. С момента, когда он был подвержен страданиям, обусловлен ими – как он говорил – прошло много времени.
Несколько минут я смотрю на экран, воспроизводя в голове все истории усыновлённых детей, в основном, прошедших через мои руки, и вздрагиваю.
Решаю поискать что-нибудь о его родителях, Энди и Доротее Уэстин. Мне выпадает множество страниц, заполненных перечнем заслуг по части фильмов Энди, номинаций на «Оскар», кинопобед, списком самых кассовых фильмов и прочее. Тут и там есть ссылки на его семейную жизнь. Он встретил Доротею, когда она снималась в эпизодической роли в одном из его фильмов. В то время она была Доротея Донован. Ещё пару раз щёлкаю на ссылки. Удивляюсь, почему Колтон взял фамилию приёмной матери, а не отца. Я продолжаю просмотр, находя обычные для известной голливудской персоны пересуды, правда, с отсутствием всяких бульварных драм и лечения в реабилитационном центре. Есть несколько упоминаний о его детях, сыне и дочери, но ничего, дающего ответы на мои вопросы.
Начинаю поиск по новой, и просматриваю различные ссылки, где упоминалось бы имя Колтона. Нахожу отрывки о драках в клубе, возможных препирательствах с актерами писателей-однодневок нынешнего поколения, щедрыми благотворительными пожертвованиями и сентиментальными комментариями от других гонщиков о его умении и обаянии, которое он привносит в этот спорт, расписав свой болид после разделения лиги IRL несколько лет назад; довольно много информации о таком загадочном человеке.
Я громко вздыхаю; моя голова наполнена слишком большим количеством бесполезной информации. Более часа исследований не познакомили меня с Колтоном лучше, чем я знала его до этого. Никакая из найденной мною информации не подтверждает его предупреждения держаться от него подальше. И я ничего не могу с собой поделать. Снова открываю страницу официального сайта КДЭ и нажимаю на его изображение. Некоторое время смотрю на него, изучая каждый дюйм и каждый нюанс его лица. Потом поднимаю глаза, и когда мой взгляд падает на фотографию Макса, стоящую на туалетном столике, моё сердце наполняет печаль. Его искренняя улыбка и голубые глаза посылают мне свет и тепло.
— О, Макс, — выдыхаю я его имя, прижимая ладонь к сердцу, где до сих пор, я клянусь, чувствую агонию. — Я всегда буду скучать по тебе. Всегда буду любить тебя, — шепчу я ему, — но мне пришло время найти себя.
Я разглядываю его фото, вспоминая время, когда она была сделана, и сколько его любви я ощущала тогда. Проходит несколько секунд, прежде чем я возвращаюсь к экрану ноутбука.
Закрываю глаза и глубоко дышу, укрепляя свою решимость, пока песня, которую адресовал мне Колтон, проигрывается уже в сотый раз. Время пришло. И, возможно, Хедди права. Колтон может стать идеальным мужчиной для того, чтобы мне одновременно потерять и найти себя. Во всяком случае, столько, сколько он позволит мне быть с ним.
Я оглядываюсь на свой телефон, подавляя внезапное невыносимое желание ответить на его сообщение. Поговорить с ним. Но, если я собираюсь переспать с ним, я должна быть уверена, что пара вещей будет на моих условиях.
И то, что я буду его преследовать, безусловно, не позволит мне этого добиться.